***

Нет, это не любовь –

предощущенье истины:

оркестр духовой

и молодой флейтист

под куполом небес

в сентябрьском ясном парке

играют попурри

двум парам на площадке.

Огнем сияет медь,

и серебро лучится,

и  кажется, что смерть

вовеки не случится,

а молодой флейтист

на то сюда и послан -

свидетельствовать истину,

как некогда апостолы.

Под куполом небес

Дух с воздухом-коктейлем.

И дирижер оркестра

за палочкой взлетел.

За ним – труба, гобой,

тромбон, кларнет и флейта.

Нет, это не любовь –

предощущенье света.

***

Я – женщина, я – скрипка,

Визгливо-истерична

В ручонках неумелых

Мальчишки-школяра.

Таких истошных воплей

Не извлечешь, наверно,

Из раструбов, из клавиш,

Из разных струн других.

Пиликает – как пилит

Неровным и неверным

Смычком по тонким нервам,

Пока он в классе первом:

«Жих-жиу-жиу-жих».

И во втором – все то же,

А в третьем – вдруг запела

Тихонечко, робея,

Взволнованно, несмело,

То смолкнет на мгновенье

Перед высокой нотой.

Я – женщина! Я – скрипка!

Я – камень преткновенья,

Пока меня не тронет

Смычок рукою смелой

И голос вдруг разбудит,

Несильный, но крылатый,

Пока школяр-мальчишка

Искусство не полюбит,

Не станет музыкантом…

***

Лишь сновиденья черным ходом

в твой параллельный мир проникну –

приникну к горлышку фагота –

и в парка липовом притворе,

где облетела позолота,

нечаянно столкнусь с валторной.

Пусть ничего не понимая

в звучанье духовых мелодий,

валторне трепетно внимаю.

И занимается тихонько

в укромной темноте фагота –

прохладном, узеньком туннеле,

слаба и дышит еле-еле,

какая-то живая нота.

Беспомощна и тем прекрасна,

так что шедевры виртуозов

в сравнении – вотще напрасны,

запутанны, сложны, неясны.

Ей равноценны только слезы

невольного благоговенья.

Но вынужденная вернуться

из параллельного пространства,

я буду странствовать по свету,

запутываться в лабиринтах

дорог, тропинок, переходов.

Я буду всматриваться в тени,

я буду вслушиваться в шепот,

как будто потеряла что-то:

душой исполненную ноту

искать  в звучании оркестров

и, обознавшись  не впервой,

туннелем узеньким фагота,

ведущим прямо в неизвестность,

сбегу в мир параллельный твой.

 «Слава в вышних»

Ты, голосом пронизанный насквозь,

на клиросе возносишь «Славу в вышних»,

и винограда наливная гроздь

о «Свете Тихом» песнь поет неслышно.

А я изнемогаю в немоте.

Внимая с замираньем к каждой ноте,

я чувствую: неодолим предел,

положенный бесчувственности плоти.

Ты, голосом просвеченный насквозь,

уже вознесся вместе с «Славой в вышних».

И винограда золотая гроздь

в  Причастия Святую Чашу  выжато.

К Источнику бессмертия прильну

глухой, безгласной, помертвевшей плотью

и каждой клеткой существа пойму,

сколь беспредельны милости Господни.

Как соком виноградины полны,

так клетки, словно ноты, полнозвучны,

и «Славой в вышних» так вдохновлены,

что и само дыхание певуче.

***

По флейте-лесенке –

на голубятню,

где сизокрылые

и шестикрылые

воркуют ангелы

на непонятном,

на неизученном,

но благодатном

и благозвучном:

«Осанна в вышних!

                Благословен грядый

во имя Господне!»

Ступенькой выше

по флейте-лествице

душа восходит.

***

Не пой, красавица, при мне

Ты песен Грузии печальной.

Не пой, казак, своей судьбы

Свинцовой пулей окончанье.

Ветхозаветный стон глухой

В еврейской песенке старинной,

И древнерусскою тоской

Звучит простор степей былинный.

Еврей, кавказец, славянин…

Душа стенает: дух в застенках.

Един Адам – мотив один…

И вариации на тему…

***

Печальная участь слов:

как капли стучат по жести.

О перемещенье основ –

Вселенском событье Рождественском –

бессильны поведать они,

тяжелые, как каменья,

но верой окрылены

в Рождественском песнопенье.

Твой голос, да, несилен,

негромок, без фурнитуры,

но, верою окрылен,

он – клавиш в клавиатуре.

И хор без него щербат,

и пенье не долетает,

и тянет его назад

та клавиша, что выпадает.

Прекрасная участь слов,

когда возносясь соборно,

Рождение славят Христово,

и голос твой слышен в хоре.

 И сколько б ни пелось времен

Премудрое это слово,

Любовию окрыленное,

вовеки пребудет новым.

Печальная участь уст,

Ограбленных – искалечивших

 Слова. И блаженна пусть

окажется участь певчих.

***

Я не могу перевести

свою тоску в слова и звуки,

а ты счастливее, однако:

опять берешь гитару в руки

и напеваешь Пастернака:

«Снег идет. Снег идет…» -

и достигаешь излеченья.

Моя  ж тоска давно живет

в темнице сердца – в заточенье,

и ей не вырваться наружу.

Петь не могу – так буду слушать:

«Снег идет, снег идет…

И за звездами в буране

тянутся цветы герани

за оконный переплет».

Мне не дано освободиться,

забыться я могу, однако,

пока поешь ты Пастернака,

пока герани яркий пламень

к холодным тянется снежинкам…

Но за прозрачной тонкой гранью

Они, увы, недостижимы…

***

И пенье – к куполу,

и пенье – куполом,

как розу хрупкую –

стеклянным колпаком.

И боль притуплена,

но не искуплена

любовь отступника

к звучанью голоса

под самым куполом,

что цельбоносные

псалмы Давидовы

поет на гуслях

природных связок.

Ах, как же грустно,

к земле привязанному,

внимать звучанию

под самым куполом

и быть отступником

от « паче чаянья»!

***

Под незримыми пальцами

трепещут зеленые клавиши,

неисчетное множество

тонких лопастей звонких.

Под незримыми пальцами

клокочут зеленые клавиши –

закипает каприччио

в тончайшей игре перепонок.

Инструмент фантастический

никогда не бывает расстроен.

Музыкант переменчив –

дар верен и предан ему.

На осиновых листьях

играть совершенство простое,

виртуоз-невидимка,

возможно тебе одному.

Лист осины по осени

истончился до алой прозрачности,

и, порыв вдохновенья

не в силах уже воспринять,

иссеченные музыкой,

в гениальных пассажах растраченные,

осыпаются клавиши

на глухой равнодушный асфальт.

***

Из очарованной дали

неназываемого цвета

за дымчатым стеклом очков

так хочется не возвращаться.

Под струн гитарных баритон

простые сочинять сюжеты

так сладко, если б не пришлось,

с тобой не встретившись, прощаться.

Вращается моя земля

вокруг оси невстречи нашей

тем неуклоннее, чем старше

становится печаль моя.

Кольцом своим не одарив,

окольцевал меня так странно:

пусть зябнет палец безымянный –

на колках струны держит гриф.

Так обмолачивают хлеб,

неспешно двигаясь по кругу –

я добываю из разлуки

прозрачный свет для тех, кто слеп,

и открываю в тупике

очаровательные дали:

другую сторону медали –

полет в трагическом пике,

за дымчатым стеклом очков

струенье полноводной речки,

а главное,  в невстрече – встречу

и в одиночестве – любовь.

Нелли Ивановна ПОЛИВКИНА
Родилась в 1979 году, живет в Липецке. В 2001 году окончила филологический факультет Липецкого государственного педагогического университета. Работает учителем русского языка, литературы и основ православной культуры в МБОУ «Гимназия № 64» города Липецка. Публиковалась в журнале «Липецкие епархиальные ведомости». Участвовала в  телепередаче «Свет мира» с чтением своих стихов, а также в поэтическом конкурсе литературного журнала «Москва».