Старый рояль,

Мне поверь, мне поверь,

Старый рояль!

Д. Иванов. Старый рояль

Зябко скрипнет костыль, тихо всхлипнет медаль, 

И тапёр отпирает трофейный рояль…

М. Свищев. Монгольское танго

1.

Звуки струились из распахнутых ставен тихой июльской ночью. Шопен качал Млечный путь на волнах вальса си-бемоль минор. Сердце печалилось о сущем, душа плакала о неизбывности войн…

Мама обожала Шопена за его верность родной Польше и вечную мечту вернуться. Грустила она с этим вальсом, а размышляла и гневалась – с его полонезами.

Сейчас она прощалась с верным милым другом-роялем Bechstein’ом.

– Не реви! Ну что ты огорчаешься? Всё получится, всё устроится… – утешала Стасю мама, когда у неё не получалось сыграть без помарок или написать без ошибок.

Но не устроилось. С лета тридцать девятого жить в Трептове, на окраине Берлина, стало невозможно. Папу Волдемара отправили на фронт, и больше Стася его не видела, а они с мамой уехали с окраины Берлина подальше от войны, от гонений на неарийцев, и след их потерялся. Бросили всё: дом, сад, всё, что было в доме… Любимые игрушки, акварели и рояль. Не вернулись.

2.

Рояль стоял долго один в нетопленом доме. Слушал стоны ветра в трубе и щелях зимой и щебетание за окном летом. Скучал. Хотел играть, но… никто не заходил. У людей была война. И мышь свила гнездо в куче нот на кресле. Вскоре, в начале августа сорок первого, взрывы заглушили птичий гомон – это русские бомбили заводы Siemens. Устрашали. Через небольшую вечность одиночества бомбардировки стали чаще. А весной сорок пятого в дом пришёл Победитель. Первое, что он заиграл забывшими мир заскорузлыми пальцами – бетховенскую «Лунную», так горько, скорбно было на сердце. И так странно было слышать тихую печальную музыку посреди войны. Русский лейтенант пошёл на войну со второго курса Горьковского музучилища. У него было две медали и орден Красной Звезды. И огромное желание победить. Победу он встретил в Трептове. Вместе со всеми очумело палил в небо и плакал.

Рояль поехал с ним. Разрешили старшему лейтенантику взять инструмент, поскольку – орден. Лейтенант-победитель вёз с собой только рояль и сумку с нотами, сумасшедший. Но ему так надоела война – кровь, смерть, грабежи… Хотелось мира и музыки. По пути домой он часто садился и играл. Конечно, «Землянку» и «Синий платочек», любили попутчики «Там вдали, за рекой…». Вокруг собирались все, кто мог, и слушали, плакали. Они-то возвращались, а сколько осталось там… Потом шли Бах и Моцарт на уже подрасстроившемся в пути Bechstein’е. Классические звуки утишали боль.

3.

Рояль ехал в тряском вагоне, потом плыл на барже по Волге – не один, около сотни собратьев рядом. Вода рокотала под днищем, струны роялей ей отзывались. Окончился путь в городе Горьком. На своих колёсиках выехал на причал – и вскоре стал свидетелем секунды молчаливого недоумения и долгой неописуемой радости матери вернувшегося Победителя. Она приняла рояль и полюбила. Не играла, но слушала так проникновенно... С их второго этажа часто по вечерам через распахнутые окна, перемешиваясь с густым запахом сирени, летели в пространство звуки: мелодии мира и любви.

4.

Дочка лейтенанта не могла не полюбить рояль – и после музучилища стала музыкальным работником в садике. Тогда рояль переселился туда – в царство шумных детей, залихватски танцующих полечку или забавно, нестройно, но душевно поющих про ёлочку или улыбку, от которой всем светлей. В садике рояль чувствовал себя очень старым, но нужным. Дети были музыкальными и отзывчивыми. Засыпали под колыбельные, просыпались под марши. Водили хороводы и пели на утренниках. Изредка Bechstein вспоминал потерявшуюся в вихре событий фройляйн Стасю и её маму – и тогда в садике звучал Шопен.

5.

– Саш, ну не могу я убить его, – с тоской в горле прошептал другу мастер-настройщик в госконторе по утилизации музыкальных инструментов, пришедших, по мнению комиссии по списанию, в негодность. – Ты никому не скажешь? Я сегодня же ночью увезу его к себе. Напишем, что, как обычно, разбили и – на лом. Магарыч за мной. Только не выдай… Не могу я…

В глазах щипало, и рука с кувалдой не поднялась. Мастер не смог.

Так началась очередная новая жизнь трофейного рояля. Мастер увез его к себе в деревню на Светлояр.

6.

Дружба рояля и мастера вспыхнула сразу и навсегда. Он был всего лишь ремонтником и настройщиком, но любой мастер – вольный музыкант. Он умеет слышать и слушать музыку. Брат мастера был поэтом, и частенько их деревенский дом, словно салон старого времени, превращался в музыкально-поэтическую гостиную для друзей. Были времена, когда играли тихо и с закрытыми окнами, чтобы слухачи-стукачи не пронюхали что-нибудь запретное, несоветское. Потом окна распахнулись – разрешили все, но все оказалось почти никому не нужным: в очередной раз классику «сбрасывали с парохода современности» в угоду новым веяниям – сначала популярности, затем актуальности да перформансности.

7.

Рояль с мастером хандрили давно. Телевизора в доме не было, но соседки назойливо снабжали политинформацией о бомбёжках Луганска. Скорбная «Лунная» лилась по вечерам из распахнутых ставен и терялась в тишине леса и тоскующих брошенных домов.

– Машенька, только недолго, не утомляй дедушку, – наказывала соседской девочке мама. – И не носитесь по дому со Стасей, ему тяжело за вами прибираться.

В гости к мастеру приехала внучка, и подружка Маша сразу прибежала к ней в гости.

Девочки носились по кроватям и залезали под них, одевали кукол и рисовали котят.

Наступил вечер, и дед по привычке снова начал «Лунную».

Через десять минут из-под рояля донеслось всхлипывание. Восьмилетняя Стася плакала, как маленькая.

Дед испугался:

– Что? Ушиблась? Что случилось?

– Грустная у тебя песенка, такая грустная, – прошептала Стася. – Сыграй другую.

И Bechstein вспомнил садиковские полечки и «про ёлочку». Хандра рассеялась.

Девочки плясали на скрипучем полу развеселившегося и тоже тайком подтанцовывавшего дома.

– Спи, моя Стася, усни,

В доме погасли огни, –

пел дед уставшим девочкам и успокаивал соседку, что, мол, Маша ему не помешает, пусть спит, завтра прибежит.

А ночью роялю снились милая фройляйн Стася, молоденький русский лейтенантик и Бог знает ещё чего под тихий свист сверчка и скрип ветлы за окном.

Евгения ОРЕХОВА

Родилась и живет в Нижнем Новгороде. Выпускница филологического факультета Нижегородского педуниверситета им. М. Горького. Корректор, редактор. Автор книги стихов «Писания-искания». Член Российского союза профессиональных литераторов. Публиковалась в ряде российских периодических изданий, сборников и альманахов, в том числе «Нижний Новгород», «Российский литератор», «Арина», «Студия НН» и др. Дважды финалист поэтического конкурса межрегионального фестиваля «Музыка сердец» (2018). В 2016–2019 гг. – член жюри поэтического конкурса им. Б.Н. Жукова. В 2017–2020 гг. – один из составителей альманаха «Среда поэта» № 14–16 (Нижний Новгород).