Сон о Штраусе
Приглашаю на вальс
Вас, мой ангел опальный.
И влюбленная в вас
Буду злой и  печальной.

Штраус снова взлетит
Над землей и над миром,
И мотив, тот мотив…
И ожившая  лира,

Все вернется в тот час,
В этом имени – Анна,
Приглашаю на вальс.
Остаюсь безымянной.

И в тумане тех снов,
И в сиянии бездны
Мир прекрасен и нов,
Да и небо все звездно.

Что нам  мрак и земля,
Что еще нам осталось,
Белый вальс, и паря,
Улыбается Штраус.

И влюбленная в вас,
Буду злой и  печальной,
Приглашаю на вальс
Вас, мой ангел опальный.

Вивальди

Вивальди в двадцать первый век
Врывался в холодок иллюзий,
Как изменился человек,
Но слушали Вивальди люди.

Тоска и радость бытия
Тут оставались неизменны,
И только будущность твоя
В тот миг владела всей вселенной

Когда событьям вопреки,
И сущность мира отвергая,
Скрипач к созвездиям летит,
И дарит нам восторг, и к раю

Мы ближе в этот звездный час,
Чем к черноте бескрайней бездны,
Живет опять Вивальди в нас,
И отключаться бесполезно.

И в небе тонут облака,
И проступают наши чувства,
Когда легко, издалека,
В наш мир врывается искусство.
 

17 октября 1849 года
Он умирал и знал, что за чертой
Останется она, закрыт рояль,
И мрачный Лондон вдруг усилил боль.
И ничего из прошлого не жаль.
А музыка взлетала до небес,
И оставалась между тьмой и светом,
Какой-то ангел и какой-то бес,
Боролись, и не находя ответа,

Он снова об Испании мечтал,
О женщине прекрасной и строптивой,
И музыка, и тех страстей накал,
Он умирал и бредил сиротливо,
О том, что никогда в иную даль
Не унесут его порывы ветра,
Об острове оставленном… Печаль,
Его терзала снова до рассвета.

Был мир дождлив, и никого вокруг
Кто мог бы улыбнуться на рассвете,
Он умирал, и замыкался круг,
Страданий и открытий, только ветер
Ласкал, и обжигала снова боль,
Душа сгорала – это час расплаты,
Нет женщины единственной, и роль
Не сыграна, и в этом виноваты

Какие-то  порывы и дела,
Которых  не понять ему, и тихо
Во Франции, сгорающий дотла,
Баллады исполнял легко и лихо,
И уходил, загашена  свеча,
И усмехнётся женщина чужая,
Выходит Смерть одна его встречать,
А музыка звучит, не увядая.

Посвящение Рихтеру
Рихтер исполнит  Шопена
В полночи, в горести грез.
Яростно, самозабвенно
Мир потрясая всерьез.
Музыка, будто взлетая,
Нас окрыляет опять,
Бабочек легкая стая,
В душах порхает, как знать

Сколько и грез, и сомнений
В музыке вновь оживает,
Если в потоке забвенья
Рихтер ее исполняет.
Темная тень у порога
Вороном мудрым кружиться
Будет легко… И у Бога,
Жизнь наша в музыке длится…

Где-то в незримой печали
И одиночестве тайном,
Беды и скорбь за плечами.
Если и боги оставят,
Если в тумане забвенья
Снова из праха восстанем,
Чудные эти мгновенья
Снова с тобою помянем,

Радостно,  самозабвенно,
Вновь призывая удачу,
Рихтер исполнит Шопена,
Скрипка в тумане заплачет.
И отстронясь от рояля,
И уплывая куда-то,
Тихо  во мглу улетали,
Горести, боль и утраты.

Музыка страсти и огня.

Памяти гениев. Лермонтов. Скрябин. Блок

И Демон, сидящий на склоне горы,
Все слушал и слушал «Поэму экстаза».
И жизнь его снова до этой поры
Неслась в поднебесье, и каждая фраза,
И каждая нота была так горька,
Что впору от горя ему задохнуться,
И вдруг  проступила иная строка.
Лиловые краски, и он оглянулся.

Над краем обрыва поэт замирал...
Прекрасный, печальный, таких не бывало.
Очнулся, когда Пианист доиграл,
Смеялся и плакал наш Демон устало.
Что это? Поэма Грозы и Огня,
И века начало в преддверье финала.
И смотрят и смотрят они на меня.
И только Поэмы экстаза им мало.

Творцы в этой бездне угрюмых страстей
Жестокого мира едва ли осилят,
И Демон спустился к Тамаре своей,
И крылья беды распростер над Россией.
А там Незнакомка грустна и мила,
Такая небесная или земная,
По углям она в эту пропасть пришла,
И вновь воскресая, и снова сгорая.

Она… нет, не ведьма, богиня любви,
Все слушала  этой симфонии ужас.
И только сгорали, сгорали вдали
Три гения темных, три горестных мужа.
И в пламени  этом восстанет мираж.
В печали останется только услада.
До неба подняться и в горечи фраз,
И в ужасе звуков в плену звездопада.

Таинственный скрипач

А Паганини за окном

колдует и влечет куда-то,

Там октября немой излом.

И кажется, что мы крылаты.

Он вдруг спасает от тоски

опять в осеннее ненастье,

И вдруг рождаются стихи,

и обещают музы счастье.

Что это было в поздний час,

когда его возникла скрипка,

И осень – растворился в нас,

как мага темная улыбка.

И забывая про покой,

уходим, музыкой влекомы,

И он уводит за собой,

подальше от тепла и дома.

Пусть эта музыка звучит

И растворяется в тумане,

Она от боли защитит,

Она на небеса заманит.

Никкола Чудотворец, он

владеет чуткою душою,

И осень, словно вещий сон,

мы в его музыке откроем.

В бокалах красное вино,

И только миг до нашей встречи,

Счастливой буду все равно,

Пусть осень упадет на плечи.

Но стоит только в  тишине

Его  нечаянно услышать,

Как жизнь вернется вновь ко мне,

И все прекраснее и выше

Летит душа, из этих снов,

Ее в ту осень мы соткали,

И музыка владеет вновь

сознанием, украв печали.

Гений и злодейство сошлись в поединке.
Великолепному пану Милошу посвящается
Сальери о Моцарте снова печется,
и черная тень все висит над Поэтом.
Он верит – то доброе дело зачтется. 
Он часть этой силы и знает об этом.
И вечно желая добра, о, лукавый,
он зло свое дарит спокойно и немо.
Пусть лучше такая посмертная слава,
чем это молчанье и серое небо.

А Моцарт, он должен погибнуть, гуляка,
Он должен оставить свои притязанья.
И снова  в экстазе и  гневе швырялся
Сальери словами в минуты признанья.
И музыка будет витать неустанно,
над этой землею, над этой планетой.
Сальери  напишет потом о желанном,
Об ангеле светлом. И будет воспет он.

Мы ценим и любим творцов и героев,
Да только живые лишают покоя.
А мертвые, что же, ведут за собою.
О, эта жестокость, откуда такое.
И музыки вечной великая сила,
Уносится в небо и в бездну бросает,
Сальери поможет уйти вам красиво,
И лишь улыбнется и тут же растает.

И что ему в этом, какая награда?
Но нет, он награды не ждет и не ищет.
В вечерней тиши засыпавшего сада
Та темная тень закружилась все выше.
И падает в бездну забвенья, не веря,
Что  мертв  уже гений, и это случилось.
В себе убивая жестокого зверя,
Сальери сдается всем бесам на милость.

Скрипачка

Памяти Игоря Царева

Но скрипка смолкала за миг до рассвета,

И девушка шла в это озеро снов,

И юной русалкой, укрывшись от ветра

Казалась, и мир обновлённый суров,

Но музыки дивной, смолкающей где-то,

Внимал юный бог, рядом с ней оставался,

И что там у них, мы узнаем с рассветом,

Когда мир закружится в облаке вальса.

Сам Штраус явился на миг из пучины,

Чтоб счастливы были и бог, и скрипачка.

И чувств этих вечных ночная лавина

Их бросит в просторы, и времени хватит,

Чтоб новой сонатой порадовать души,

И в старой печали тонуть без остатка,

Но скрипка смолкала и грустные думы

Окутали тело так томно, так сладко

И осень теперь не пугала влюбленных,

И алый закат, словно парусник реет,

И Лада опять говорит удивленно,

Что снова Ассоль дотянулась до Грея.

На перекрестке миров.

Разум ошибается,чувства – никогда

Р.Шуман

В грезах Шумана тонула эта осень,

Звуки музыки рождались в поздний час,

И куда нас та печаль его уносит,

И о чем часы старинные стучат.

Эта музыка, ее великолепье,

В листопаде отражалась, как в воде,

И мы верили в любовь, в ее бессмертие,

Растворяясь в той стихии, как в судьбе.

Только Верди нарушал ее гармонию,

И Аида  на туманном берегу,

Разрубила предсказанием гармонию.

И вернуться в мир и грезы не могу,

Ветер налетел и смел гармонию.

Шуман отступил, сияла ночь.

Я пыталась записать симфонию.

Чтобы раствориться в ней, но прочь

Звуки музыки несутся, листья мечутся,

Ничего от догоревшего огня,

«Лунная соната» этим вечером,

Обнимала бережно меня…

***

Врываясь с Григом в обнаженный мир,

Ты видишь эти дали и пределы,

И музыка склонилась перед ним.

И волшебство, ты этого хотела?

Он жил и пел всем бурям вопреки,

Волшебник из-за дальнего предела.

И только свет гармонии спасти

Мог наши души. Музыка летела

По скалам и морям, и в странный час,

Мы слышали ее, мы точно знали,

Что гордый викинг будет среди нас,

Он украдет страданья и печали.

И холодок  смолкающей строки,

Заменит эта музыка, врываясь

В рассветный час, и вечно далеки,

Мы стонам бури Грига отдавались.

В пещере короля царила тьма,

Но к свету души  радостно тянулись,

И кажется Норвегия сама

Нам снова в этих звуках улыбнулась.

И все кто слышал, очарован вновь,

И критики молчали, понимая,

Что отступала тьма, кончалась ночь,

Когда она тянулась, оживая

В рассветный час, о, этот чародей,

Нас не оставит с призраками снова,

Раскаты грома, шум тех площадей,

Он снова возвращается нас к былому.

И в будущее глядя так легко,

Переплетая сказку и реальность,

Освободит от страхов и  оков,

Когда свою подарит гениальность…

«Князь Игорь» А. Бородина

В степях гуляет ветер  половецкий.

И князь в плену, и музыка тревожна,

И мрак сквозь свет пробьется, и воскреснет

Тот древний мир,  и окунуться можно,

С триумфом пораженья  принимая,

Тот бури стон и голос князя звонкий,

Она в иное время увлекает,

И Ярославна плачет, и сторонкой

Обходят вести добрые княгиню.

Отец ярится, Святослав печален,

И голоса, о, эта ностальгия

О временах ушедших, зная тайны

Лишь  старый волхв  поведает о страсти,

О боли и надежде в миг рассвета,

И больше нет ни  радости, ни власти,

Лишь музыка царит и тонет где-то.

И птица, рыба, зверь на Русь стремится,

О половцах коварных забывая,

Но отчего-то гению не спится,

Он не закончит оперу, я знаю.

Все это оборвется в час расплаты,

Останется последняя картина,

И белой птицей улетит куда-то

Душа того земного исполина.

Князь Игорь, разрывая путы снова,

Предстанет у Путивля в миг рассвета,

И музыка звучит, и смолкло слово,

Ей вторит гром, она в обрывках ветра…

Она владеет нашими умами.

Она живет в стихии обнаженной,

И где-то за морями, за холмами,

Внимают души ей завороженно.

Очарованная «Метелью».

Георгию Свиридову

Я смотрю с высоты небывалой

На печальные страсти людей,

И мой путь навсегда заметала

Та волшебная сказка-метель.

И в дороге стираются лица,

И сюжеты романов мертвы,

Как вчера мне хотелось влюбиться,

В те сомненья, страданья и сны.

Только музыка прошлого века

Оказалась так странно близка,

Что реальность в «Метели» померкла,

И душа далека-далека.

Прорывалась сквозь музыку снова,

Оставалась за гранью страстей,

Я вернулась из мира чужого,

А здесь снова бушует метель.

Никогда ничего не случится.

Мир понятен, и даль так бела,

Только все заметая границы,

Та метель по судьбе вдруг прошла…

И ее в суете вспоминая,

И печали в душе затая,

Я смотрю, как она догорает,

Растворяется, тихо паря…

Изгнанники

Лунный свет таинственный и странный,

Пианиста осветил внезапно,

В городе далеком, безымянном

Жил он то с тоскою, то с азартом.

Женщины его боготворили,

А мужчины страшно ревновали,

Дни в песок бесследно уходили,

Только ночи  страсти волновали,

В музыке его жила стихия,

И стихи известного  поэта,

Снова в грезы века уносили,

И серели среди звезд  рассветы.

До России им не дотянуться,

Да и нет прекрасной той России,

Как же он мечтал назад вернуться.

Как его в Париже все бесили.

Странное создание, иностранец,

Им даривший горечь и презренье,

Исполнял какой-то дивный танец,

И транжирил снова  вдохновенье.

Усмехались дикие  французы,

Русские  понять его пытались,

Не осилив ностальгии груза,

На чужбине где-то затерялись.

Музыкой  назад лишь он вернется,

Чтобы в той стихии закружиться,

И увидеть призрачное солнце,

Только в зеркалах не отразиться.

В городе далеком, безымянном

Жил он то с тоскою, то с азартом.

Лунный свет таинственный и странный,

Пианиста осветил внезапно.

В темном зале, заполненном музыкой

Памяти Леонида Енгибарова, клоуна с осенью в душе
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался и переиграл
В.Высоцкий
В темном зале, заполненном музыкой боли и грусти,
Промелькнули усталые тени и скрылись в тумане.
И никто не заметил, но боль вас уже не отпустит,
Кот заставит кружиться, потом Азазелло обманет.

А когда в пустоте только визг этих треков смолкает,
И меняются пары, и маски похожи на лица,
Кто-то странный и темный, очки так небрежно срывает.
И застыла толпа, и молчит этот вечный убийца.

Что случилось? Вы жизнь прожигали и были довольны,
Вы читали роман, не грузясь, и не ждали расплаты.
В темном зале, заполненном музыкой, не было больно,
Только жизнь растворилась, однажды исчезла куда-то.

- Ничего кроме секса, - я снова их слышу невольно,
Только как там во тьме  мы с тобою кота отыскали…
А душа оторвалась  от тела,  ей больше не больно, 
И назад не вернулась, но тени повсюду мелькали.

Вы читали роман, не грузясь, и не ждали расплаты,
Не бедны, не убоги, за все вы сполна заплатили.
Только этот явился, так тихо твердит он: «А хватит».
И снимает очки, вам все кажется, бесы шутили...

И в пенсне у Фагота мелькают знакомые лица.
Я любила и знала их, только ничто не спасает.
Вот убитый воскреснет, и странно бледнеет убийца,
Этой музыки грохот их снова бессильно глотает.

И никто не заметил, но боль вас теперь не отпустит,
Кот заставит кружиться, потом Азазелло обманет.
В темном зале, заполненном музыкой боли и грусти,
Промелькнули усталые тени и скрылись в тумане…

Чародей. Жану-Мишелю Жарру
А музыка врывалась и жила,
В незримом измерении звучала,
И окрыляла все мои дела,
Все выше поднимаясь, исчезала,
И снова возвращалась в этот мир,
Не ведая запрета и преграды,
И радугой, повисшею над ним,
Переливалась в блеске звездопада.

И кто-то, замирая  у черты,
За ней в ненастье дерзко устремился,
В провале, там, у звездной высоты,
Весь мир в мгновенье ока изменился.
И в нем еще не проступила боль,
Не зная ни сияния, ни стона,
Вдруг музыка, владевшая тобой,
Обрушилась на город с небосклона.

И к пропасти за нею я брела,
И ничего о гении не знала,
И где-то там, в тумане зеркала
Луна, едва явившись, освещала.
Там Жан-Мишель над нею колдовал,
Являя откровение пространства.
И музыка над бездною плыла,
Манила тайным духом странствий…

Сжигала, воскрешала, и во мгле
Заставила забыть о том, что лживо.
И ангел, устремившийся к земле,
Внимал ей, тихий и счастливый.
А в мире больше не было преград,
Их рушил чародей чуть-чуть печальный.
Лишь музыки прекрасной звездопад,

Всего лишь сон…или миров начало?

Творец во власти музыки и сна

В порывах страсти, боли и тоски,

Во власти грез, иллюзий или сна

Рождалась музыка. И он ее впустил,

На эту грань судьбы и полотна.

И пусть не Гайдн, он придет потом.

Когда их солнце юга обожжет,

Когда очнется в грезах Аполлон,

И вдохновенье музыке вернет.

Ну а пока в потоках  этих нот

Несовершенство каждого видней,

И только мастер пишет и поет,

О женщине таинственной своей.

Она придет в залитый светом зал.

Она уже не может не прийти.

И там, где он писал, и молча ждал,

рождалась музыка, и воплотить

Ее пытаясь, мальчик или муж,

От мира отрешась, ушел во мрак.

Когда рождалась музыка из мук,

А полотно осветит ужас драм.

И в этот час, со всеми наравне,

Очарованью дивному подвластна,

Что видела? Да только сон во сне.

Реальность и жестока, и прекрасна.

Но музыка, заглохшая на миг,

Сейчас ворвется в мир и зазвучит.

Очнется Аполлон, проснется мир,

И женщина вернется и простит

Твои измены, мудрость ей дана.

 И если снова побеждает свет

И кисть его. И тайна полотна

Становится  предвестием побед.

И мастер торжествует, и парит

Над миром суеты, и стихла боль,

И на пороге женщина стоит.

Его Надежда и его Любовь

И музыкой в тиши окружена,

Она смеется, над нелепой ссорой.

А что спасло вас? Тайна полотна,

художника любимого укоры.

В порывах страсти, боли и тоски.

Во власти грез, иллюзий или сна

Рождалась музыка. И он ее впустил,

На эту грань судьбы и полотна.

***

И  даже здесь, где музыки не слышно

Среди громад и грохота и стона

Они встают над миром, чтобы выше

Неслась  та песня света – саксофона.

Они уже устали удивляться

Тому как странно мир устроен снова.

И будет где-то музыка рождаться,

И джаз живет, и бытия иного

Они уже не знали в миг рассвета

Над пропастью бетонных площадей.

Лишь музыкант стоит в потоках света

И музыкою дарит нас своей.

И кажется не все мы потеряли

И что-то даже вновь приобрели,

Когда  садится кто-нибудь к роялю

Чтоб музыку нам снова подарить.

И будут снова горячо и свято

Впадая в раж, и возвращаясь вновь.

Нам саксофон  вещать о том, как где-то

Жила в душе и нежность, и любовь

***

Музыка рождается из грез,

и опять нахлынувшей тоски.

Музыка рождается из слез,

по веленью призрачной руки.

В комнате, где поселился свет,

и уже настроен саксофон,

Музыка, летящая вослед

всех твоих событий и времен

Скрыт от нас сознанием и сном

музыкант невидимый опять.

Все еще мечтает о былом,

продолжает верить и играть.

В час рассвета  в комнате пустой,

где никто еще не поселился

Только кот просился на постой,

только зайчик призрачный носился.

И она жила средь лун и звезд,

и дышала полночь и прохлада.

Музыка рождается из грез,

и она летит на свет из сада.

И ее подхватят облака,

и несут куда-то в час расплаты.

Музыка возвышенно легка,

и душа легка и так крылата…

Любовь Николаевна СУШКО

Окончила филологический факультет. Омского Государственного университета имени Достоевского -1990 год. Автор романов и повестей в жанре альтернативной истории и мистики – цикла  Волшебных хроник «Сказки заповедного леса»; поэтических сборников «Чародейка»,  «Соната снегопада», «Филологиня», «Художник и поэт», «Я – историк», «Омичка», «Внучка волхва», «Золотой и серебряный век», «Тайны Лукоморья», «Кот Лукоморья», «Тень Маргариты», «Если ангел поет о любви» и т.д. Работает над «Славянской сагой». Стихотворения о музыке и музыкантах писала в разное время для учеников и учителей литературы и пения, чтобы заинтересовать изучением темы.