Александра КИРЮХИНА. Зимний разговор через форточку
Лесная тропа вела к ресторану. Она тянулась между большими сугробами и высокими елями и была хорошо утоптана. Саше легко шлось по ней в его совсем не зимних кроссовках. Свет фонарей в отдалении и мороз делали воздух фиолетовым и искрящимся. Изо рта шел пар, и у Саши появилось приятное предчувствие Нового года. Вскоре стала слышна музыка.
В ресторане его ждала жена и двое друзей. Они приехали на базу еще вчера и сняли домик.
- Саша! – Аня выскочила в зеленом шелковом платье и прямо в туфельках побежала по снегу к мужу. – А мы уже танцуем!
- Я вижу. Не рано начали?
- Ну чего ты? Не вздумай все испортить! – она обняла его и поцеловала.
Саша снял свою спортивную куртку и накинул жене на плечи.
- Пойдем уже, мороз…
- А мне жарко!
Ресторан «Два шмеля» в стиле русской избы был битком набит уже с утра тридцатого декабря. Он находился на территории базы отдыха «Печкин», популярного в их городе места проведения новогодних праздников и летних отпусков. Андрей и Вера последние два года праздновали новогоднюю ночь здесь и в этот раз позвали Сашу и Аню с собой.
Громкая музыка и голоса обрушились на Сашу, когда он зашел внутрь.
- Мы пьем шампанское, ты будешь? – крикнула ему Аня. Ее глаза светились, она энергично тянула за руку мужа и скидывала на ходу его куртку.
Андрей и Вера стояли у барной стойки. Они смеялись и пытались отдышаться после быстрого танца. Бармен подливал шампанское им в бокалы.
- Саня, привет! – прокричала ему сквозь гул толпы Вера. - Так и не смог вчера приехать?
- Тут весело! - так же громко крикнул Андрей. - Ди-джей с самого утра публику развлекает, мы уже в каких-то конкурсах поучаствовали…
Саша в своих спортивных кроссовках и простом свитере почувствовал себя неуютно рядом с разодетыми девчонками и Андреем в рубашке и ботинках, лоснящихся новизной. Вера в маленьком синем платье, красных туфлях и с красным цветком в волосах, блондинка с короткими кудряшками – будто вышла из старого кино. Аня, вдруг заметил Саша, завила свои длинные волосы и подобрала сережки под цвет платья.
- Вы чего такие нарядные? До Нового года еще больше суток… - Саша настороженно озирался по сторонам, будто очутился на каком-то карнавале.
Люди, зимой одетые, как летом, кричали, танцевали, разливали шампанское и выглядели очень счастливыми.
- Ты что, это ж «Печкин»! Ты ни разу тут не был? – спросила Вера, изящно взбираясь на высокий крутящийся стул.
- Здесь особая атмосфера, скоро привыкнешь, - сказал ему Андрей. - А пока выпей и расслабься, - он махнул бармену, прося еще один бокал для Саши.
Раньше Саша всегда отмечал Новый год на горнолыжных курортах, российских и европейских. Сначала с родителями, потом с друзьями. Там же он познакомился с Аней – в Австрии, у одного из кафе на склоне. Он очень хорошо помнил тот момент, когда увидел ее. В красном вязаном свитере, протискиваясь сквозь толпу лыжников у входа, она несла над головой огромное мороженое в рожке, обсыпанное цветными глазированными шариками. Розовощекая, веселая, она шла к своим подругам, ждавшим ее на улице.
Позже он видел ее на склоне, на подъемнике, в отеле. И все не решался познакомиться. Она сама подошла к нему.
- А где здесь можно покататься на санях, не знаете? – спросила она, глядя на него веселыми глазами в мокрых от снега ресницах. У нее были тогда коротко стриженые волосы.
- Нет, а что, можно покататься на санях?
- Эх, вы… пойдемте! - она взяла Сашу за рукав и потащила к ресепшн.
Сани были запряжены четверкой лошадей. Они неслись по широкой снежной дороге то поднимавшейся вверх, то резко спускавшейся вниз. Аня смеялась и громко вскрикивала каждый раз, когда лошади пускались вскачь с горы. Она была так невероятно оживлена и весела, что угрюмый Саша улыбался рядом с ней во весь рот. Прямо на тех санях Аня и внеслась в Сашину жизнь. Спустя год они были женаты. И сейчас отмечали второй в их семейной жизни новый год.
- Девчонки, куда вы? – крикнул Андрей удаляющимся в едва накинутых шубках Ане и Вере.
- Мы до ДК! – прокричали они в ответ хором.
«ДК» местные отдыхающие называли полузаброшенный дом культуры в кондовом советском стиле, ни разу не ремонтировавшийся со времен постройки. Несколько комнат в нем были оборудованы музыкантами под репетиционные базы, актовый зал превращен в фотостудию, но в большей части здания двери не открывались – канализация не работала. В подвале оставался один-единственный работающий туалет, который тоже периодически засорялся. Администрация базы вот уже несколько лет собиралась сделать здесь капитальный ремонт и перестроить добротное двухэтажное здание в современный корпус с номерами, но пока этого не случилось, и арендная плата отсутствовала. Хозяином здесь была творческая молодежь.
- Ты сказала Саше, что собираешься в Новый год работать? – спросила Вера.
Они быстрым шагом приближались к видневшемуся между елей дому культуры.
- Ну не в сам Новый год. А скорее после, - Аня часто дышала от быстрой ходьбы, изо рта ее шел пар. – Ты чувствуешь запах? Чувствуешь, как хвоей пахнет? Сумасшедший новогодний дух!
- Так сказала или нет? – повторила вопрос Вера.
- Сказала. Он все равно отсыпаться будет до третьего. А у нашего домика растет елка?
- Полно!
- Может, нарядим?! – предложила Аня.
- А у тебя что, игрушки есть?
- А то!
Девчонки взбежали по заснеженным ступенькам на крыльцо. Лоскуты старой коричневой краски топорщились на двери и закручивались в завитушки. Вера потянула на себя ручку и вошла внутрь. Аня вошла следом за ней.
Они оказались в темном холле с высоким потолком. Света в нем не было, впереди угадывалась широкая лестница с гранитными ступенями.
- Вообще это не лучшая идея – ходить в туфлях по снегу. У меня жутко замерзли ноги, - стуча каблуками, сказала Вера. Она стряхивала снег с туфель и запускала громкое эхо в темную глухую высь.
- У меня тоже ноги промокли и замерзли, но так я острее ощущаю тридцать первое декабря! – громким восторженным шепотом говорила Аня, топая и оглядываясь.
- Еще тридцатое, - напомнила Вера.
- Знаю! Ладно, он где-то на первом этаже, пойдем!
- Ну и трешевое место…
Лишь в одном дальнем коридоре, ведущем направо, горел зеленовато-белый свет. Девочки пошли туда. Среди желтых лакированных дверей коридора одна была с толстой обивкой и походила на стеганое одеяло. Сквозь дыры в дерматине торчали пучки грязной ваты. За дверью слышался барабанный бой. Аня с силой дернула и открыла дверь.
- Что они там забыли? – спросил Сашу Андрей. Они стояли на крыльце ресторана и курили.
- У Аньки встреча по работе.
- В «Печкине»?
- Там, насколько я понял, обитель всех музыкантов города. Ей договор надо заключить с автором музыки к ее фильму, - объяснил Саша. – Она же фанатик. Работа и отдых для нее одно и то же.
- Там же, наверное, вонища, - поморщился Андрей.
- Хорошо, что мы не музыканты…
Андрей и Саша дружили с десятого класса. Саша перевелся из другой школы и сразу угодил за парту к Андрею, что было очень удачно. Они быстро обнаружили, что у них похожее чувство юмора и большие планы на жизнь, и с тех пор держались друг друга. Андрей был из семьи художников, а Саша из семьи технарей, и оба собирались двигаться по семейной линии. Саша пошел учиться на инженера машиностроения, а Андрей на дизайнера интерьера. Сашин отец владел небольшим конструкторским бюро по производству металлоконструкций на заказ, довольно известным в городе, и какое-то время после окончания университета Саша и Андрей работали в нем чертежниками. Впоследствии оба открыли свои фирмы.
Вера училась в той же школе на год старше. Она начала встречаться с Андреем примерно в то же время, когда появился Саша и, окончив школу, целый год ждала Андрея, чтобы вместе поступать на факультет дизайна. Среда художников, в которой варился Андрей, словно воронка, закрутила Веру, не проявлявшую ранее никаких художественных способностей. Она любила красиво одеваться, придумывать себе разные образы, но это скорее подталкивало ее к карьере актрисы, а не модельера. В тот год ожидания ради эксперимента она попробовала сдать вступительные экзамены в несколько театральных вузов Москвы, но везде провалилась. Вернувшись домой, пошла на интенсивные курсы рисунка и живописи и в июне удачно проскочила вслед за Андреем на дизайн интерьера. На последнем курсе они поженились.
Сейчас Андрей владел небольшим магазином декоративных изделий из деревянных коряг, корней и веток. У него работало три человека, ездивших за сырьем в экспедиции, и четыре человека, занимающихся художественной резкой и обработкой. Вера занималась продажами, в основном за рубеж, и невероятно успешно. Она находила клиентов с домами за миллионы долларов и ломила сумасшедшие цены. Потом надевала что-нибудь из своего артистического гардероба, включала актрису и летела сопровождать коряги до покупателя.
- Вера, говорят, прорвалась во Францию? – спросил Саша, когда они вернулись в ресторан.
- Да, и это, кажется, золотая жила. Мужик играет в гольф.
- И Веруня в мини-юбке увязалась за ним в гольф-клуб? – улыбнулся Саша.
- Естественно! «Всегда мечтала поиграть», «в России вообще такого нет», бла-бла-бла, пара сексуальных взмахов клюшкой – и пятьдесят французских дедушек ушли домой с нашими каталогами.
- Класс!
- Ну!
- А Вера говорит по-французски?
- Подучила немного и французский, она же в Бельгию мотается постоянно, но в основном по-английски.
Андрей взял им в баре виски, и они сидели и медленно пили его за столиком в ожидании жен.
Барабанный бит сразу смолк, как девочки зашли в комнату. Перед ними боком стоял мягкий красный диван, напротив него – большой звукорежиссерский пульт, компьютер с двумя мониторами, несколько разных колонок, микрофонов и куча черных ящиков с кнопками. На стареньком крутящемся стуле сидел звукорежиссер Сережа, к которому они и шли. Аня была знакома с ним по ее телережиссерской работе, и на эти праздничные дни у нее были определенные планы на этого человека.
- Привет! Вот значит, где твоя студия, - сказала, оглядываясь по сторонам Аня.
- Да. Там вон тонировочная, – махнул он рукой на каморку за стеклом, тут бар…
Баром был небольшой плоский шкаф с полками, прибитый к стене за диваном. На полках на равных расстояниях друг от друга стояло несколько бутылок с разными этикетками.
- Хотите чего-нибудь в честь праздника?
- Хотим! Мы, пока шли, замерзли, - сказала Вера.
- Садитесь, грейтесь. У меня тепло, обогреватель работает. Шубки можете снять.
Сережа был невысокого роста, светловолосый, кучерявый, с доброй улыбкой и неторопливыми движениями. Он перемещался от пульта к бару, от бара к дивану – плавно и не суетясь, как будто в эту комнатушку в заброшенном доме частенько захаживали девушки в вечерних платьях. Хотя, впрочем, так оно и было. Он записывал здесь большинство начинающих певиц города.
- Хотите, покажу, над чем сейчас работаю?
- Давай, - сказала Аня. – Это то, на конкурс?
- Да. Я еще не закончил, правда…
Голос у Сережи был тихий и вкрадчивый. Рядом с ним не хотелось говорить громко. Он вручил девочкам по бокальчику вина и сел за пульт, как пианист за свой инструмент. Над пультом располагались две выдвигающиеся полочки: на одной - маленький синтезатор, на другой – компьютерная клавиатура с цветными кнопками. Он выдвинул ее и нажал на пробел. Длинный курсор побежал с левого края монитора по извилистым звуковым волнам, прорисованным компьютерной программой.
«Та-та-там», - три первых аккорда и за ними хор инструментов вырвались из колонок. Музыка подхватила Аню и повлекла на дно какой-то бездны. Она закрыла глаза и ухнула, как Алиса в стране чудес, в бесконечно прекрасную яму. Откинувшись на спинку дивана, она отдалась этому неожиданному падению. Подобное чувство Аня испытывала в детстве во время игр, когда в своих выдумках забывалась на долгие часы. Потом во взрослой жизни – в первые дни сезонов года или когда влюблялась – неважно, в человека, в книгу, или в кино… Или в музыку. Иная песня за секунды могла унести ее на тысячи километров от самой себя. «Как мы понимаем, что нам нравится музыка? Какие песни мы любим? - спрашивала себя Аня. – Наверное, те, что звучат как место, где наша душа хотела бы находиться. Само их звучание – есть то место. Или обещание, что это место есть. От этого обещания и наша радость, и от него же – грусть, ведь это лишь обещание. В реальности мы не знаем, куда идти, чтобы оказаться в песне».
Она открыла глаза, когда музыка кончилась, и длинный курсор остановился у края второго монитора.
- Я хочу это в свой фильм! – сказала она, глядя на Сережу. – Если нельзя прямо это, то что-то такое же мощное. Можно?
- Ну приноси фильм, глянем! Ты когда придешь-то? – весело спросил Сережа. Ему был приятен произведенный эффект.
- Наверное, уже после Нового года. Первого, как выспимся, я сразу бы и пришла. Но ты скажи, как тебе удобно.
- Первого и приходи. Я все равно тут все праздники, так что мне хоть в Новый год.
- Ты что, тут один отмечаешь?
- Ну в «Двух шмелях» с парнями выпью и сюда. Мне к десятому это в Мюнхен надо послать, там долго не отдыхают.
- Ань, нам пора… – сказала Вера.
- Да, идем… А что это за вино такое? – спросила она у Сережи, допив бокал.
- Саперави.
- Саперави, - повторила она.
Аня окончила журфак в Москве и работала в Останкинском телецентре, пока не встретила Сашу. Сашина серьезность во всем не оставляла места для сомнений. Она вышла замуж и вернулась в родные края. Аня была родом из соседнего с ребятами города и могла теперь каждый месяц видеть родителей. В местной телекомпании на работу ее взяли сразу, и занималась она примерно тем же самым – производством документальных программ. По Москве она не скучала, отчасти потому, что за ней оставили часть проектов, над которыми она могла работать удаленно, и в том числе периодически оплачивали ей заграничные командировки.
Девочки побежали обратно к ресторану. Мороз уже по-собачьи кусал ноги в капроновых колготках.
- Ну как тебе он? – на бегу спросила Аня.
Изо рта ее шел пар.
- Крутой!
- Я тебе говорю! Я еще на том концерте в Польше его срисовала…
- А Саша не заревнует? – спросила Вера, на бегу закрывая лицо воротником шубы.
- С какой стати? Это же для фильма. Просто часть работы.
- Приятная часть, - ухмыльнулась Вера.
- Мне повезло, в моей работе вообще нет неприятных частей, - на бегу ответила Аня.
Саши и Андрея в ресторане уже не было. Девочки снова в туфельках по снегу побежали к своему домику.
- Чокнутые, садитесь греться, - Саша придвинул два стула к камину. Он помог обеим раздеться, и когда Аня села, подвинул ее стул еще ближе к огню.
- Фуух, теплооо! – Вера выставила руки перед огнем. - Что вы тут делали без нас?
- Искали карты для покера. Мы же играем сегодня?
- Ох, точно, покер! – воспрянула Вера. - Мы же для этого и приехали. А виски будете?
- Какой покер без виски? – ответил Саша.
- Саш, ты помнишь, что я после Нового года работаю? – спросила Аня.
Саша, заметно напрягшись, кивнул.
- Помню. Это надолго?
- Возможно до Рождества. Мне полностью звук надо сделать.
- То есть все дни, что мы здесь, ты будешь работать? Я думал, тебе только контракт подписать нужно.
Аня виновато посмотрела на Сашу.
- По два-три часа всего. Может, и быстрее пойдет. Понимаешь, пока звукач здесь и свободен, мне нужно ловить его. Он, как ты знаешь, неуловимый. А восьмого января у меня уже сдача.
Аня натянула черный вязаный свитер поверх шелкового платья, оставив руки греться в рукавах.
- Почему бы не обратиться к другому? – спросил Саша.
- Мне нужен этот.
- Так, друзья, покер! Садимся! – напомнил Андрей.
Он выложил фишки, колоду карт на стол, расставил стаканы и пепельницы.
- Восьмого января? Кто вообще работает восьмого января? – спросил Саша.
- Ну, у телевизора нет праздников, он всегда работает, - ответила Аня. – И в праздники еще интенсивнее!
Саша взял кочергу и стал поправлять поленья в камине.
- Из чего делаем вывод, друзья, что я женился на телевизоре.
Аня подошла к нему сзади и обняла его. Саша обнял ее в ответ свободной рукой.
Вера переоделась в шерстяное платье в пол, и все уселись играть в покер. Виски, сигареты и тишина, которая бывает так хороша и уютна между давно знакомыми людьми, закончили вечер тепло и приятно.
Утром тридцать первого декабря Аня решила не откладывать дело в долгий ящик и сразу пойти к Сереже. Она любила свой фильм. Продюсер компании заказал ей его полгода назад, и она не спеша работала над ним в свободное от текучки время. Фильм о природе сомнения для цикла психологических программ. Тема была близка Ане. Она шла, скрипя сапожками по белейшему снегу и прокручивала свой фильм в голове. Вчерашняя Сережина музыка подняла в ней новый творческий вихрь, и ее собственные кадры, как бешеные пятнашки, выстраивались и перестраивались перед ее глазами в бесконечно возможные комбинации. «Сомнение – хорошо это или плохо? Сомнение приближает нас к истине или говорит об отсутствии твердой позиции? Люди, которые не сомневаются, обладают силой и способны повести за собой, но кто ближе к правде: сомневающийся человек или не сомневающийся? В сомнении, как в дверной щели, улавливается проблеск истины в то время, как уверенность слепит. И на чьей стороне тогда сила? Принимая решение, нельзя сомневаться, иначе дашь слабину и проиграешь, но в то же время сомнение в себе есть способность к самокритике, а значит, к развитию, а это ли не сила? И так ли верно вообще, что сила в правде? История показывает, как энергия заблуждения эпохами вела за собой людей. У наделенных властью и обязанных каждый день принимать важные решения нет времени на сомнения, но как без сомнений принимать правильные решения?»
Аня шла той же дорогой, которой они вчера возвращались с Верой. Дорога казалась другой при дневном свете. Аня и узнавала ее, и словно видела вновь. Те же ели, но будто другие, те же сухие ветки кустов, торчащие из сугробов, но тоже какие-то иные, утренние. Аня была свежа и готова к работе, приятное волнение подгоняло ее, словно ребенка, идущего на праздник.
Она знала Сережу как человека, который «придет и все настроит» на их студийных съемках музыкальных программ. Он был приглашенным звукорежиссером, который появлялся в телекомпании раз в неделю на два часа, волшебным образом решал все технические проблемы и под аплодисменты удалялся. На телевидении его прозвали Великим Коммутатором, потому что он знал, откуда и куда идет каждый кабель в АСБ (2) и АЭК (3), и мог очень быстро решить любую режиссерскую задачу. Непосредственно они не пересекались по работе, но были знакомы. Аня знала, что Сережа окончил Московскую консерваторию, но в Москве они никогда не встречались. Изредка она видела его на городских концертах местных групп то в той, то в иной роли. То он сидел за пультом, то играл на синтезаторе, то на барабанах на сцене.
- Привет, заходи, - открыл ей Сережа.
- Привет! Как насчет того, чтобы посмотреть мой фильм прямо сейчас?
- Легко. Давай.
«Он даже не удивился, что я на день раньше, - подумала Аня. – Такой же одержимый». Она сняла с плеча сумку с ноутбуком, поставила на диван и стала открывать ее. Цветной платок упал с ее головы на плечи, открыв русые, дышавшие морозом волосы.
- Тут холодно, не снимай шубу, я еще не включал обогреватель. Чай будешь?
- Нет, спасибо. Давай сразу к делу.
- Мой подход! Люблю серьезных заказчиков, - улыбнулся Сережа.
- А я исполнителей. Поэтому надеюсь, моя ставка на тебя верна, - взглянула ему в глаза Аня.
- Врубай.
На экране замелькали крупные планы лиц самых разных людей, разных возрастных и социальных групп, разных национальностей и религий, – бешеная нарезка. Потом кадры стали длиннее. Крупно показывались лица людей в моменты принятия решений – важных, ответственных и мелких, ежедневных. Женские лица в момент выбора косметики, мужские лица за рулем, в банках, в бизнес-центрах, лица в самых разных магазинах и сервисах, в церквях и на байдарках, в момент бракосочетания и оформления развода, в момент проверки результата теста на беременность и в момент записи на аборт, лица перед экраном с компьютерной игрой и лица перед экраном с налоговой отчетностью … потом начался закадровый текст. Анин голос. «Сомнение - хорошо это или плохо? Сомнение – это шаг к истине или отсутствие твердой позиции?..»
Сережа откинулся на кресле, внимательно смотря на экран. Аня следила за его реакцией. Через пару минут Сережа нажал на паузу.
- Нужно, я так понимаю, начало? – спросил он.
- Да, музыка на начало.
- Саспенс на нарезку, драма на рапид?
- Верно, только не так технично, пожалуйста, – с улыбкой сказала Аня. - Больше души. Это не поточный проект. И там нет рапидов.
- Да? Мне показалось. Мне уже нравится на самом деле. Ты сама все это сняла, никаких видеостоков?
- Тут полгода моей работы. Только съемок. Еще столько же сценарий вынашивала и читала литературу.
- Голос хороший у тебя. Не поешь?
- Ну пою, дома. Записываться не приходилось.
Сережа встал с дивана, на котором они сидели, и подскочил к своему стулу маэстро.
- Ну-ка иди туда, - махнул он на комнатку за стеклом. – Мне тут надо для поляков песню доделать. Голоса нет подходящего. Попробуй?
- Ну-у…как-то неожиданно вообще. Я думала, мы поработаем, - с ноткой разочарования ответила Аня.
- А я тебе, что, выпить предлагаю? – улыбнулся Сережа. – Это моя работа. Будет небольшой бартер. Давай!
Аня, помедлив немного, сняла шубу, потому что от обогревателя стало уже тепло, и, оправив свитер, прошла в тонзал.
- Твое лицо тоже сейчас можно было вставить в твой фильм, - усмехнулся Сережа.
- Ну вообще я никогда этого не делала, - улыбнулась она, начиная проникаться затеей и чувством новизны. – Микрофон где включать?
- Надень сперва наушники и слушай меня через них, я закрою дверь. - Вообще ты должна знать, как тут все устроено, ты же с телевидения, - раздался голос Сережи уже в наушниках.
Наушники и специальные звукоизоляционные плиты, которыми были обиты стены и дверь, создавали мертвый заслон от внешнего мира, через который ни один его звук не имел шанса проникнуть. Аня будто исчезла и возникла где-то совсем в другом месте, где все обнулено, где все заново, и в этом новом месте мягкий голос говорил ей:
- Первая строка на экране, попробуй пропой. Я запущу фонограмму, два раза слушай, на третий пишем.
«На телевидении по-другому… Все быстро, на бегу, вскочил в озвучку, начитал без всяких наушников, даже дверь за собой толком не прикрыв, выскочил, следующий диктор… Там все белое, яркое, здесь черное, приглушенное…», - Аня начинала чувствовать какую-то теплоту и нежность к миру звука, ей хотелось проникнуть в него и познать.
- Здесь все по-другому, - сказала она в микрофон.
- Что, кнопки другие?
- Ощущения. Итак. «Вторая осень без тебя...?»
- Да. Текст не мой, не суди строго.
- Хорошо, я буду судить только музыку. Включай, поехали.
В домике все только просыпались. Вера томно вытягивала ноги и руки из-под одеяла в их с Андреем спальне на втором этаже. Андрей с Сашей курили на крыльце.
- Может, она просто по лесу прогуляться пошла? – предположил Андрей.
- Да нет, работать. Я ее знаю, - вздохнул Саша.
Сверху, с балкона, раздался звонкий Верин голос:
- Эй, ты что там, с кофе, негодяй? А где же мой? – прокричала она мужу, выскочив на балкон в одном халате.
- На столе, Верунь.
- А Анька где?
- Она исчезла.
- Хм. Я кажется даже знаю куда. Маньячка. Она хоть тебя предупредила, Саш?
- Прислала смс, только сейчас увидел.
- Деловая женщина! Ну, а мы что будем делать?
- Завтракать в «Двух Шмелях». Там шоу продолжается! – ответил Андрей. - Одевайся!
Дорога к ресторану была оживленной. Люди шли туда и оттуда, все в ярких куртках и шапках. Саша еще раз поймал себя на ощущении нереальности происходящего. Ему хотелось заразиться этим радостным карнавальным духом, но не получалось. Он не любил быть без Ани и не любил, когда в один момент их волновало и влекло разное. А случалось это довольно часто за два года их совместной жизни.
У Саши была фирма по реализации японской робототехники, и он любил свой маленький, хорошо отлаженный бизнес. Бизнес был так же хорошо отлажен, как и сам Саша – аккуратный, честный и ответственный человек, который получал удовольствие от сидения в офисе, упорядочивания, систематизации и управления. Но в конце рабочего дня Саше хотелось побыть в кругу семьи. В выходные и праздники тоже. А его жена была одержима работой. Звонить и звать ее обратно он не собирался – знал, что все равно она сделает по-своему. Поэтому единственное, что он мог предпринять для пробуждения новогоднего настроения – это попытаться получить удовольствие от утреннего капучино и свежих эклеров, которые, как ему сказали, пекли прямо в самих «Шмелях».
Над названием ресторана были прибиты деревянные шмели, как будто снятые с детской лагерной столовой, и табличка с надписью: «Пожужжим?» Вчера в темноте Саша не заметил всего этого. Девушка-бармен была одета в колпак Санта Клауса и зеленую балетную пачку. Саша по-прежнему был в шерстяном свитере. Уровень бутафории вокруг для него начинал зашкаливать.
- Большой капучино и три эклера, - заказал он, облокачиваясь на барную стойку.
- Пожалуйста, - ответила девушка, улыбнувшись ему широко и приветливо. – Вам не жарко? – спросила она.
- А вам не холодно? – спросил Саша в ответ, скользнув взглядом по ее совсем не балетным бедрам. – Вообще я думал, что зима.
- Прости, Тань, это его стиль – «суровый парень в свитере», - сказал Андрей.
- Я не суровый, - ответил Саша. – Просто сложно быть на утреннике, когда тебе тридцать.
- Вся жизнь – утренник, к которому запрещено относиться серьезно, - сказала Вера.
Она снова была на волне «актрисы большого кино».
- Запрещено кем? – спросил Саша.
- Многовековым человеческим опытом, - невозмутимо ответила Вера.
- И что же будет с нами, серьезными парнями в свитерах? – полюбопытствовал Саша.
- Рано умрете. Но если будешь улыбаться, как сейчас, у тебя есть шансы.
Вера хлопала длинными ресницами, как Мэрилин Монро в своих лучших кадрах. Саша отпил горячего кофе, куснул эклер, и внутри у него потеплело. Он обожал своих друзей. Он мог быть с ними букой и знать, что никого это не напрягает. Хоть весь день сиди, как мрачная гора. Ни Вера, ни Андрей не заражались его дурным настроением. Они были, как молодые Скотт и Зельда Фитцджеральд, веселые и беззаботные хулиганы, довольные всем вокруг, а главное, друг другом. Во всяком случае, так казалось со стороны. Какими они были наедине, когда утром вставали с постели или когда решали вопросы своего коряжьего бизнеса – никто не знал.
Ребята взяли чашки, тарелки и сели за столик.
- Что нового в мире умных гаджетов? – спросил Андрей Сашу.
Андрей, как обычно, был бодр и свеж, ярко одет и лучился здоровьем. Когда он смеялся, блеск его белых зубов, казалось, перемигивался с блеском золотого перстня с аметистом на левой руке. Саша критично взглянул на друга. Андрей сидел прямо напротив, и ярко-оранжевый цвет его рубашки лупил Саше в глаза.
- Ну ты и пижон, - сказал, усмехнувшись он.
- Я? Это на фоне твоего свитера! Хотя если на него пририсовать оленя, как у Колина Фёрта, будет вполне по-новогоднему, - усмехнулся в ответ Андрей.
- Да что вы пристали к моему свитеру? – возмутился Саша с набитым эклерами ртом. Он жевал и смотрел то на Андрея, то на Веру. – Люди в свитерах держат этот мир. Вкусные эклеры, кстати.
- Да, одни с северного полюса держат, другие с южного – показывая руками воображаемый земной шар, сказал Андрей. – Там холодно очень, поэтому они в свитерах…
- П-пижон…
- Хватит, мальчики! – встряла Вера. – Так как двигаются японские гаджеты? Что-нибудь новенькое придумали? – повторила она вопрос.
- И вообще, кто в том фильме в конце получает девушку? – проигнорировал ее Саша. - Парень в свитере с оленем!
- Рене Зельвегер толстая, - вставила Вера.
- Только в первой части!
- Во второй тоже…
- Друзья, что мы обсуждаем?!
- Где Аня, она бы сейчас отсела за другой столик!
- Ну вот она и отсела.., - сказал Саша и стал оглядывать ресторан.
- Так! Санек! В третий раз тебя спрашиваем: что придумали японцы?!
- Радиоуправляемые ножи, - ответил наконец Саша и сделал большой глоток кофе. Кофе был хорошим и крепким, и он, кажется, физически почувствовал, как в голове сужаются сосуды, и она начинает лучше и быстрее думать.
- Что, сами вылетают и нарезают еду?!
- Сами складывают лезвия. Придумано для семей с маленькими детьми. Когда ребенок ползет или идет на кухню, мама может обезопасить все ножи нажатием одной запрограммированной кнопки на пульте от телевизора. Эти ножи управляются также с мобильного телефона.
- И что, пользуется спросом?
- Еще как. Особенно расширенная опция «безопасный дом». Там добавляется кнопка отключения утюга, плиты, вообще всего электричества при желании. И все это идет к тому, что домашняя техника будет со временем целиком на удаленном управлении. Сидя на работе, можно будет контролировать циклы стирки, приготовление блюд в мультиварке, кофе-машину, тостер, кондиционер – весь дом будет готовиться к вашему приходу.
- Как интересно, - сказала Вера. – А у кого ты закупаешь такие ножи? Напрямую у разработчика?
- Нет, у дилера. А что?
- Ну-у, у ножей есть рукоятки. Которые могут быть деревянными. И причудливыми. А если это набор ножей, то он должен идти с подставкой. Деревянной. Причудливой.
- Понятно, куда ты клонишь, причудливая моя, - улыбнулся Андрей. – Это же японский продукт. Стиль хай тек. Коряги тут не к месту.
- Япония вообще-то – родина буддизма, - возразила Вера. Монахи в оранжевых тогах, аскетизм, пейзаж из голых деревьев, коряги…
- Япония – это цветущие сакуры, а не коряги! – скептически оборвал ее Андрей.
- Так, так, так, - вмешался Саша. – Прекратите свой маркетинговый поединок. Что за внедрение в мой бизнес? Внедряйтесь в массовое производство обычных ножей!
- Массовое производство не может быть дорогим, - ответила Вера, – Поэтому оно нам не подходит.
Саша немного оживился.
- Как, кстати, ваш бельгийский дедок? Все еще заказывает пни вместо стульев? – спросил он.
- Ой, он так классно себе офис оформил, - закатила глаза Вера. – Я помогала ему с мелкой декорацией. Столы огромные, из натурального дуба, без обработки вообще. Занозы посадить можно. И вместо стульев – пни. Пни хоть шкуреные. От лакировки напрочь отказался. В целом – атмосфера древнего охотничьего логова.
- А что у него за бизнес?
- Лесозаготовки.
- Креативно.
- Еще недавно к французу одному летела, - весело продолжала Вера. - У него дом на краю обрыва. Состоит из футбольных залов, а не комнат. Квадратный километраж уже не помню. Я ему продала три коряжьих сета по пять с половиной тысяч евро каждый.
- Как ты таких клиентов находишь? – спросил раздраженно Саша. – Меня это просто бесит! У вас фирма-то три человека!
- Ну не три, а девять, Санек, - поправила, улыбаясь, Вера.
- Все равно. Мне надо тебя на работу нанять. Я за пределы России никак вылезти не могу.
- Ну я ж говорю, надо объединяться. Мы к твоим клиентам, ты – к нашим.
- Посмотрим. Так где тут веселье? – обежал зал глазами Саша. – Ты вроде обещала. Никто не скачет, как вчера.
- Караоке вечером будет. А сейчас, ну пойдемте в бильярд сыграем? –предложила Вера. – Ане звонить будем?
- Позже, - сказал Саша, - дожевывая последний кусок эклера.
Он успешно справлялся со своим настроением и готов был получить удовольствие от игры в пул. Разговоры о работе всегда приводили его в чувство. Как будто кто-то огромной палкой размешивал застой в котле его души, а в теле начинала циркулировать кровь.
- О-фо-на-рен-но! Я только что взял Польшу! – сказал с восторгом Сережа, откатываясь на стуле от своих клавиатур.
Аня сняла наушники и вышла из тонировочной.
- Ты никогда нигде не пела и не училась этому?!
- Нет, - улыбаясь, ответила Аня. Она сама не ожидала, что у нее так хорошо получится. – Но я много озвучивала.
- У тебя голос чистый, нежный, все ноты на месте, - смаковал Сережа. – Если позанимаешься чуть-чуть с правильным педагогом, можно альбом под тебя написать.
- Серьезно?
- Абсолютно! У меня куча материала, ждущего текстов и правильного вокала.
- Вот уж никогда не думала об этом, - потрясенно сказала Аня. Перед ее глазами мелькнули картинки другой возможной жизни, другой возможной Ани… - Но у меня вообще-то есть профессия любимая!
- А кому когда мешала вторая профессия? Почему бы не записывать альбомы и не выигрывать международные вокальные конкурсы по выходным?
- Международные конкурсы? – усмехнулась Аня. Она понимала, что Сережа преувеличивает, но все равно чувствовала себя неожиданно окрыленной. Она и до того была окрыленной, а теперь это чувство словно возвели в степень.
- Ну ладно, на конкурс, может, и не потянешь, - признался Сережа, да и кому нужны эти конкурсы? Это я подлец тщеславный. А ты можешь просто петь! Аня, просто пой теперь! – говорил он, смотря на нее и улыбаясь.
Сережа почесал в своем кучерявом затылке, думая о чем-то. Откинулся на стуле, покрутился молча.
- Ладно, - в конце концов сказал он. – Давай приступим к твоему фильму. Мое дело мы сделали.
Но Аня не спешила приступать. Она не могла так быстро переключиться. Ее подхватила и увлекла волна новой грезы. Она сидела и смотрела на Сережу, и он нравился ей все больше – человек-мир, спрятанный в заброшенном доме. Она открыла ноутбук, попыталась сосредоточиться, но тут Сережа вскрикнул:
- Нет, стой, я не могу это так оставить!
Он взял телефон и набрал номер.
- Привет, Кать! Как дела? Я нашел голос на твою песню! Да. Я даже уже сделал запись. Знаю, что молодец! У вас когда концерт на Шоколадной Фабрике, двадцать второго? Может, с новой певицей сыграете? Одну песню? Успеете, успеете. Она из любителей поработать в праздники! Да? Ну классно! Я тогда дам ей твои контакты. Спасибо, Кать! С Наступающим!
Аня сидела с круглыми глазами.
- Ты обалдел?
- Совсем нет. У тебя концерт двадцать второго января!
Они смотрели друг на друга и улыбались. Сережа весело, а Аня испуганно. Испуганно и счастливо, как будто ей только что на шею повесили бриллиантовое ожерелье и сказали: «Твое». Они смотрели друг на друга, и Ане показалось, что их души обнялись в этот момент. В комнате повисло то особое напряжение между двумя людьми, и кто ощущал его хотя бы раз в жизни, тот знает его вкус. Напряжение, которое есть и которого в то же самое время нет – в том оно и состоит, это напряжение. Один никогда не знает, что на самом деле чувствует другой. А если бы знал – не было бы напряжения. В этом состоянии двое могут пребывать от нескольких секунд до многих лет, в зависимости от того, насколько они на него «подсядут». Такой безвредный кайф, разбиваемый одним коротким вопросом и одним коротким ответом. Да или нет? Да. Или нет. Неважно, любой ответ – конец напряжению. Поэтому часто люди не задают этого вопроса, особенно если на работе, особенно если женаты. Они любят это напряжение, оно держит в тонусе, впускает в кровь эндорфины, дает терпкие эмоции. И совершенно безобидно.
У Ани однажды было так с одним режиссером монтажа, с которым они монтировали военный документальный фильм. Аня обычно приходила раньше, чтобы посмотреть, что он сделал за последнюю смену. И когда через час появлялся он и входил в монтажную аппаратную, Ане казалось, что вся техника вокруг начинала светиться. Она купила себе тогда самые дорогие сапоги в своей жизни. Неосознанно, без конкретной цели относительно этого талантливого, умного и красивого человека. Просто ей хотелось, чтобы во время их творческих встреч она могла иногда откатиться на крутящемся стуле от мониторов, сложить на груди руки, закинуть ногу на ногу и, покачивая металлическим носком брэндового сапога, просматривать монтажные связки. А пучки световых лучей, вырывающиеся из отверстий кассетоприемников, должны были отражаться от блестящего металла и ослеплять Его.
- Почему бы тебе не предложить мне вина? – сообразила вдруг Аня, как получить передышку от эмоций.
- Конечно. Отметим!
Сережа встал, прошел в своей неспешной манере к бару-стеллажу и взял оттуда вчерашнее вино. Аня заметила на полке три бокала, из которых они пили вчера. Они были вымыты и стояли аккуратно в ряд, ей это понравилось. Сережа налил им по глоточку.
- За хорошее начало дня, - сказал он, протягивая Ане бокал.
Аня подняла его.
- За очень необычное начало!
- Ведущего судя по всему к необычному Новому году, - продолжил Сережа.
- Прекрасно!
Саша лежал, развалившись на зеленом сукне бильярдного стола, и катал ладонью гладкий шарик. За соседним столом Вера и Андрей играли в пул. Звук стукающихся шаров и шарканья ног усыпляли Сашу.
- Я хочу есть и спать, - сказал он. – Щас позвоню Ане и пойдем обедать. Здесь есть что-нибудь, кроме этих «Двух Шмелей»?
- Нет, но оттуда можно в домик заказать. Пельмешков может?
Саша набрал Анин номер.
- Анюта, ну ты где?
- Слушай, я могу практически закончить все уже сегодня и потом все дни быть полностью свободна. Может быть, так и сделаем?
- Эээ… ну а сколько это займет времени? …Понятно. Ну звони.
Он повесил трубку.
- Что она сказала? – спросила Вера.
- Что позвонит.
- Хочешь, я пойду и вытащу ее оттуда? – сочувственно предложила Вера.
- Да нет, спасибо. Пусть делает, как ей нужно. Пойдемте нажремся пельменей с водкой и ляжем спать? – на последнем вопросе Саша оторвал голову от стола, на котором лежал, и посмотрел на друзей.
- Отличный план, - усмехнулся Андрей.
- Новогодний такой, - кивнула Вера.
- Ну как хотите. Я пошел.
Саша сел, бросил шар в лузу и спрыгнул на пол.
Пельмени были невероятно хороши. Их привезли в домик на металлическом столике, в тарелках, накрытых металлическими крышками. Когда ребята открыли крышки, из-под них рванул пар и ударил в нос резкими знакомыми запахами лаврового листа, хреновой заправки и мелко порезанной зелени. Эти запахи в одну секунду вызвали в их коллективной памяти образ всех новогодних праздников за всю их жизнь, а также образы всех бабушек и прабабушек разом. Рядом в корзинке лежал аккуратно порезанный свежий хлеб, черный и белый, а в ведре со льдом мерзла запотевшая водка.
- Обалденно, - сказал Саша. – Еще бы соленых огурцов и винегрет сюда, и можно умереть.
- Не вопрос! Щас сделаем, - отозвался официант, привезший столик. – Принести?
- Конечно! Что ж ты молчал по телефону? – Саша снял свитер, оставшись в футболке, и потирал руки. – Тащи!
- Неси, любезный, и оставь меню! – мурлыкнула Вера, подталкивая официанта к двери и выхватывая у него из-под мышки папку.
- Боже, ребята, давайте есть! Уже ноги подкашиваются от этих запахов.
Саша, Андрей и Вера быстро перенесли все тарелки и ведро с водкой на стол, и набросились на еду. Андрей взял стопки, стоявшие на холодильнике. В новогодний период их сервировали в каждый домик вместе с обычными стаканами.
- Наливай, - сказал он, поставив их перед Сашей.
Тот с хрустом открутил крышку. Хрустела рвущаяся акцизная марка. Он еще только поднес горлышко к стопкам, а у всех троих уже занемело под ложечкой от предвкушения. Так вкусно входил в них Новый год, что они молчали, упоенные моментом, подходя к той границе ощущения радости, после которой она становится полной, первобытной, доступной обычно лишь детям.
- За Новый год, блин! Чтоб так всегда!
Они чокнулись и выпили. Подоспел официант. На этот раз он был без столика. Просто принес четыре тарелки, по две в каждой руке, ловко зажав их между пальцами.
- Винегрет, шуба, огурчики и блины с красной икрой – их я на свое усмотрение захватил, могу обратно унести…
- Эй, куда обратно! Давай все! – кинулись на него Саша с Андреем.
Вере было радостно. Она включила весь свой внутренний свет и направила его на молодого симпатичного официанта, просто по инерции, как она десять раз на дню проделывала это на работе, с клиентами. Она одаряла его своим светом без всякого умысла, балуясь и получая назад свою энергию стократно. И тот сиял, и она сияла. А Андрей любовался женой. Он никогда не ревновал Веру. Его уверенность в себе была непрошибаема, на что Вера втайне досадовала.
Саша мягко и приятно хмелел. По телу разливалась нега, голова легчала. Ему было тепло и хорошо, и казалось, что если сейчас он ляжет на кровать, то просто распадется на молекулы.
- Я иду спать, - сказал он. – Два часа дня, - посмотрел он на часы. – Часа три вполне можно себе позволить… - и, зевая, лег на диван, стоявший тут же, в гостиной.
Он повернулся к ребятам спиной, уткнулся лицом в спинку дивана и, вместо одеяла, закрыл голову рукой.
- Как медведь в берлогу, - сказала, смотря на него Вера.
- Еще три закадра до отбивки и все, это половина. Потом много лайвов, и останутся последние десять минут, они тоже насыщенные.
Аня сидела, откинувшись в кресле с ноутбуком на коленях и закинув ноги на Сережин магический рабочий стол. Она проигрывала для него отрывки своего фильма, а он сходу писал под них закадровую музыку. Видео с Аниного ноутбука Сережа вывел на большой, центральный монитор, висящий на стене, и выключил в студии общий свет, оставив только рабочее освещение клавиатур. Верхний «этаж» его инструментов, где стоял маленький синтезатор и midi-клавиатура, освещались двумя простыми настольными лампами, стоящими с левой и с правой стороны. А на нижний «этаж» с клавиатурой Pro Tools светили плоские диодные лампы, прибитые снизу к верхней полке.
- Меня гипнотизирует твое рабочее место, - сказала Аня, когда он навел весь этот romantique.
- А у тебя оно не такое?
- Мое рабочее место все больше в «полях», на съемках. А монтирую я на этом скромном ноутбуке, где придется. У монтажеров наших все посерьезней, конечно, но не так грандиозно.
- Да какое грандиозно, «голь на выдумку хитра» тут все называется. Ты в настоящих студиях не была.
- Да я видимо и в монтажных аппаратных настоящих не была. Телевизионные проекты в таких не монтируются.
- Ну подавайся в большое кино!
- Я тут с тобой вон уже на сцену подалась, пока достаточно, - улыбнулась Аня.
- Тебе подлить вина? – спросил Сережа.
- Да, и было бы неплохо что-нибудь перекусить. У тебя случайно ничего нет? А то я даже не завтракала.
Сережа оттолкнулся ногой и проехал на стуле до стоящего у стены шкафа.
- Щас пошукаем, - сказал он и стал выдвигать по очереди все ящики.
- Начос, салями, соус песто…
- Пойдет. А тарелки?
- Пластиковые.
- Супер. Пойдем на диван, поедим!
Они разложили небольшой пикничок на Сережином антуражном диване и стали болтать.
- Сереж, а что тебя связывает с Польшей? Часто слышу от тебя, Польша, Польша. И познакомились мы с тобой в Польше.
- Ну там много музыкальных конкурсов, возможностей.
- Да? Никогда не слышала такого.
- Ну вот послушай…
Сережа встал, поискал что-то в компьютере и включил. Из колонок полился неслыханной чистоты женский голос. Аня перестала жевать, голос завораживал. От него веяло зимой, белоснежными полями и солнцем. У Ани холодок пробежал по телу.
- Прямо Анна Герман, - сказала она, когда песня закончилась.
- Вот-вот. Это современная Анна Герман. Милла Брожек. Восходящая звезда.
- Так…
- Ну-у, в общем это основная причина, - сказал Сережа.
- Вы знакомы?
- Я играл на концерте с одной группой, и она там тоже выступала со своей. Познакомились. С тех пор моя жизнь началась заново. Я живу сейчас свою вторую жизнь.
Аня не сразу поняла, о чем он.
- Влюбился что ли? – спросила Аня.
- Ага. По уши. И все, что я делаю, что пишу, что отправляю на конкурсы – это все ради того, чтобы завоевать как можно больше регалий и попасть в ее поле зрения. Потому что пока я никто.
Аня как будто врезалась в стену на полном бегу. Влюблен.
- Серьезно?
- Более чем. Все изменилось. Как в книжках. Все то же, да не то. Я с того концерта вернулся, из поезда вышел, смотрю – трава как будто другая. Вроде та же самая, зеленая – но нет, совершенно другая трава. Дома на моей улице - всю жизнь их знаю – совершенно другие дома. Было у тебя такое? Я реально с тех пор как в другом городе или на другой планете вообще живу.
Ане все это время казалось, что между ней и этим человеком была какая-то связь, тонкая, неуловимая, но которая, как канат, притягивала их души, и ее душа охотно поддавалась. С каждым днем душа прибавляла ход, потом наконец понеслась во весь опор и – бац! – врезалась…
Аня внутренне встряхнулась, прогоняя морок. Она вспомнила Сашу. Представила его лицо, их двоих вместе, как в немом кино, вспомнила свадьбу. Посмотрела на золотое кольцо на своем пальце, покрутила его пальцами другой руки. Постепенно относительное спокойствие вернулось к ней.
- Ты с ней лично общался?
- Общался, конечно! После концерта все, кто участвовал, пошли в ресторан. И она со своими музыкантами. Я до этого на нескольких конкурсах с ней пересекался, видел на сцене только. Она просто была крутой певицей для меня, каких много. Потом на записи стал натыкаться в интернете, аудио, видео, и меня затянуло, я прямо все пересмотрел, что нашел. Думал, а продюсеры понимают вообще, кто перед ними? И тут, на тебе, я с ней за одним столом! Она сменила концертное платье на брючки, кофточку, самые обычные, блеклые даже, колечко, цепочка – все. Такая простая. Простая в общении, в том, как ведет себя. Спокойно, уверенно, смех такой негромкий. И лучится изнутри. Она, главное, и крупноватая такая же, как Герман, но я не видел никогда никого женственней. Я понял тогда, какое величие может быть в простоте. И чем проще, тем величественней. Я даже музыку стал писать по-другому, без всяких выкрутасов прежних. И сам стал другой. Ну как другой… с другими установками. Я понимаю, что таким, как она, я все равно не стану. Я – другой. И по большому счету, мои усилия бесполезны. Даже если я получу десять Грэмми, я никогда не достигну такой высоты, не смогу так приблизиться к настоящей жизни, как она и такие люди, как она. Я встречал таких раньше и знаю, что, даже если они проработают всю жизнь операторами колл-центра, они проживут жизнь качественней, чем я, и это, ты знаешь, больно. Изначально понимаешь, что, сколько ни потей, ты не придешь к месту назначения.
Аня сидела, глубоко задумавшись. «Вот ты какой, Сережа Великий Коммутатор…», - подумала она про себя. Все дальнейшие слова в этом разговоре она произносила, словно на автомате. Ее существо будто раздвоилось: разум продолжал развивать диалог по законам логики и здравого смысла, а душа в немом молчании просто разводила руками. Сидела где-то внутри Ани и без конца разводила руками.
- А может, идти надо не в том направлении? Не гнаться за наградами, а больше в сторону духовного роста? – говорила Аня.
Она вертела в руках бокал вина, рассматривая его во всех подробностях.
- Да я не могу по-другому. Я с детства заточен под такой путь. Сначала музыкальная школа, потом консерватория, потом конкурсы, конкурсы, конкурсы, я по-другому и не умею. И я в этом хорош. Я знаю, что могу преуспеть, поэтому глупо этого не делать. Но это не приводит меня… к состоянию истинной жизни.
- Сереж, я думаю, через несколько лет ты себя удивишь. Мы не знаем, какие возможности в нас скрыты. Мне кажется, я понимаю, о каком «состоянии истинной жизни» ты говоришь, и мне кажется, ты одной ногой там.
- Спасибо за твои слова, конечно, но я этого не чувствую.
- Твоя музыка – точно там. Это я тебе гарантирую. Я тоже человек с эстетическим вкусом, - улыбнулась Аня. – И тоже в силу профессии много наблюдаю за людьми. И я могу тебе сказать, что человек, который создает такую музыку, хотя бы одной ногой – там.
- Ну… Выпьем за это! –сказал Сережа.
Впервые на его улыбке Аня увидела тень грусти.
Милла Брожек… где-то Аня слышала это имя раньше. А была ли эта Милла на том концерте, где Аня впервые увидела Сережу? Аня стала перебирать мысленно всех выступавших в тот вечер. И – да! – образ проявился, она вспомнила ее. Аня не слышала, как она пела, но она столкнулась с ней, когда Милла спускалась со сцены после выступления, а Аня вбегала туда, чтобы шепнуть что-то своему телеоператору.
- Извините, - тихо сказала Милла, вскинув на мгновение взгляд.
Она быстро спускалась по ступенькам, неся за собой прохладный ветерок со сцены, смешанный с запахом духов и цветов, которые были в ее руках. Дух славы. Аня в своей работе часто сталкивалась с известными людьми, ей был знаком этот ореол физически ощутимой энергии, который исходил от некоторых из них. Внизу Миллу встречал кто-то с раскрытыми объятиями. Таких людей постоянно кто-то хочет обнять. Каких «таких»? Чем они отличаются? Почему Аня сразу заметила ее? Таких, которые всегда в настоящем моменте. Они не живут ни прошлым, ни будущим, они здесь и сейчас. Они знают, куда направлять внимание, на что смотреть, на что закрывать глаза, и поэтому им всегда интересно. Интересно и никогда не скучно, их разум естественным образом отторгает скуку, ни минуты не пребывая в этом состоянии. Обычные усилия, предпринимаемые людьми, чтобы увлечь себя чем-то, не знакомы им. Они увлечены самим процессом жизни, как животные. Видели ли вы когда-нибудь скучающее животное? И в этом полная свобода и независимость этих счастливцев, такая манящая и притягательная, это люди, которые в любой тюрьме умудряются развести бабочек, у которых талант всюду обнаруживать биение жизни и входить с ним в резонанс. Как правило, они оказываются в центре внимания, на сцене, реальной или условной, обретают славу, которую порой и не ищут. Поэтому «дух славы», который веял от Миллы, подумала Аня, родился задолго до славы – он родился вместе с самой Миллой.
Аня стала вспоминать дальше. Сознание цепляло из памяти все моменты, когда она видела Миллу в тот день. Она была одета в кремовое пальто классического строгого фасона, подол которого неуместно был подбит широкой кружевной лентой - такой умышленно добавленный элемент причастности к искусству, подумала Аня. Она была окружена мужчинами в черном – вороными конями мира музыки – звукорежиссерами, техническими работниками сцены, осветителями, всегда одетыми в черное, всегда с волосами в хвост. Все почему-то были знакомы с ней и оживленно разговаривали. Отчетливо Аня уловила только долетевшее «Мик Джаггер», сказанное одним из парней, со стильно подстриженной бородкой. Милла внешне казалась такой чужеродной на их фоне, полноватой, высокой, немного неуклюжей, в старомодного фасона светлых туфлях, слишком большого для женщины размера. Но при этом вела она себя легко и весело, разговаривала и смеялась, будто это было ее каждодневное окружение. Хотя, скорее всего, оно им и было.
Аня подловила себя на том, что довольно много наблюдала за ней в тот день. После концерта, когда она со съемочной группой собирала аппаратуру, а на сцене сворачивали декорации, Аня еще раз увидела ее. Она стояла вместе с тремя другими солистами и разговаривала с маленьким седеньким старичком с загорелым лицом, в очках на золотой цепочке. Он отечески держал руку на ее предплечье и что-то тихо, улыбаясь, говорил ей. Глаза его лучились добром. Глаза Миллы тоже. Возможно, это был ее педагог или родственник. Но Аня нафантазировала себе, что это композитор, предлагающий ей сотрудничество, ценитель ее таланта. И она вспомнила легкий укол зависти, который ощутила тогда. Вспомнила, как нарисовала себе картинку, будто какой-нибудь маститый режиссер предлагает ей совместную работу над проектом или известный писатель просит снять фильм по его книге.
Аня понимала слова Сережи о подобных Милле людях, о том, что они могут быть простыми работниками колл-центра и все равно обладать этим таинственным ореолом. Ведь популярность не обязательно сопутствует им. Каковы они дома? Среди друзей? Аня могла только догадываться об этом, потому что среди ее друзей таких людей не было. Но она часто замечала их среди героев своих фильмов, иногда среди коллег или просто в толпе на улице. «Был ли Сережа таким человеком?» - Аня спрашивала свое восприятие. И не могла ответить определенно. Он скорее напоминал ей о таких людях. Об их существовании в мире. Аня представила Сережу и Миллу рядом. Наверное, он был бы на голову ниже ее. Вообще даже если судьба и столкнула бы этих двоих вместе, такой союз был бы крайне сомнительным. Но это было неважно. Важным было то, на какие подвиги мечта о таком союзе толкала Сережу. И вообще на какое самопреодоление толкает людей любовь.
Саша проснулся в темной комнате, один. Солнце село, пока он спал, а ребята куда-то ушли. Саша потянулся, размял спину, подошел к окну. Там поднялась легкая метель, снежинки метались около фонаря, и искрились сугробы. Саша облокотился о подоконник. Приятно пахло свежей деревянной обивкой дома. Саша повернулся лицом к комнате. На столе было прибрано, вся посуда составлена обратно на металлический столик. На диване, где он спал, лежало смятое одеяло, которым, видимо, его укрыла Вера. Стояла полная тишина. Саша прислушался к своим желаниям. В доме было зябко, камин еще не разжигали, и он подумал, что неплохо было бы пойти погреться в сауне. Тем более это кажется было в их программе. Оставалось найти ребят. Он взял телефон. Последним в списке вызовов был номер Ани. Он поколебался несколько секунд и пролистал номера ниже. Нашел номер Андрея, набрал.
- С добрым утром! – ответил радостно тот.
- Ага. Вы где?
- Мы тут, у леса. Подышать вышли. Иди к нам.
Саша надел куртку, кроссовки и вышел. За их домиком была пустошь метров десять шириной и столько же длиной, за которой начинался лес. Саша увидел ребят у самой опушки. Они о чем-то разговаривали и не смотрели на него. Вера жестикулировала. Андрей стоял, смотрел на нее исподлобья и ковырял снег носком ботинка. Затем он обнял ее одной рукой, прерывая жестикуляцию, и развернул к Саше. О чем они говорили? Саша никогда почему-то не слышал даже обрывков их разговоров.
- Пойдемте в сауну, - крикнул им Саша еще издалека. – Вы знаете, где она? Близко?
Туда, где стояли ребята, почти не доходил свет фонаря, и Саше не хотелось подходить к ним.
- Идите сюда, чего вы там шушукаетесь?
Вера с Андреем пошли к нему, глубоко проваливаясь в снег на каждом шаге. Вера посмотрела на Сашу с привычной улыбкой.
- Сауна прямо здесь, - сказала она и показала рукой на соседний дом, чуть больше, чем их.
- Шутишь? А я думал, там тоже люди живут, - удивился Саша.
- Нет, это банька. Там веники березовые, все по-настоящему. И, кажется, даже купель. В прошлом году в нашей бане была купель, – сказала Вера.
- А где платить? Там бронь какая-то или что?
- У нас все уже забронировано и оплачено, Сашок, проснись, наше время начнется через час.
Саша посмотрел на часы. Было пять часов вечера.
- Пойдемте вискарем втаримся пока… Водка-то кончилась.
Вера тоже посмотрела на часы и сказала:
- Ну вы идите и втаривайтесь, а я схожу за Аней. Что-то она совсем обнаглела.
Ребята пошли в разные стороны. Саша с Андреем через лес к «Двум Шмелям», а Вера – по улице между украшенными гирляндами домами – к ДК. Одета она была сегодня в сдержанные джинсы и полуботинки и шла легко.
Оказавшись у обитой двери, Вера с силой потянула ее на себя. Тяжелая дверь поддалась и открылась, и в нос Вере ударил запах табачного дыма. Затем она увидела его клубы, поднимающиеся вверх откуда-то с пола из-за красного дивана. Она прошла в комнату и поискала глазами Аню и Сережу. Они лежали на полу у дивана, на спинах, с пепельницами на животах и курили.
- Что это вы делаете? – спросила Вера.
- Слушаем Миллу Брожек, - ответил, не поворачивая к ней голову, Сережа. Песня как раз закончилась, и он впитывал послезвучие.
- Ань, ты как, Новый год собираешься отмечать? – Вера подошла к ней и встала прямо над ее головой.
- А сколько времени?
- Шестой час. У нас сауна на шесть заказана.
Аня затянулась сигаретой. Выпустила дым.
- Выйди-ка на минутку, - сказала Вера и направилась к выходу.
Аня поднялась медленно и пошла за ней. За стеганой дверью Вера вопросительно посмотрела на подругу.
- Мне так офигенно! – не дожидаясь вопроса, прошептала Аня.
- Ты что курила? – спросила Вера, глядя в шальные Анины глаза.
- Обычные сигареты.
- Понятненько.
- Ничего тебе не понятненько, - улыбаясь, сказала Аня.
- Что Саше сказать?
- Что я ему песню пишу!
В Аниных глазах прыгали и кувыркались чертики.
- Думаешь, это его обрадует?
- Но это правда. Веруня… Я будто в форточку высунулась и дышу, понимаешь? У меня есть-то, может, пара часов!
Вера смотрела на Аню и колебалась.
- Я сказала, что приведу тебя.
Аня посмотрела просяще.
- Ну а чего ты умоляешь-то? – бросила Вера. - Я пойду напьюсь и с меня взятки гладки. Под твою ответственность.
- Я понимаю, Верунь, - улыбнувшись, сказала Аня.
И Вера ушла.
- По-моему это уже граничит с помешательством, работать в шесть вечера тридцать первого декабря, нет? – сказал Андрей, когда они встретились с Верой у сауны.
- Ну-у… - протянула Вера, собираясь что-то добавить, но Саша прервал ее мысль.
- Она в него влюблена.
Андрей и Вера посмотрели на него.
- Что смотрите? Она уже два месяца слушает его музыку. С самой Польши. Слушает, переслушивает. Страницы его в соцсетях все излазила. Песни его поет ходит.
- Бедный Сашуля! Ну ты все преувеличил! – сказала Вера. – Это не значит «влюбилась». Просто временно увлеклась его творчеством. Совпала с ним некими гранями. Творческий союз такой.
- А я тебе говорю – да. Влюбилась. Все, пойдемте внутрь, холодно!
Саша, Вера и Андрей зашли в жарко натопленную баню-избу. Сруб был свежий, пахло деревом и березовыми вениками. От резкого контраста температур кожа под одеждой покрылась мурашками, и хотелось быстрее раздеться. Ребята поставили пакеты на скамейки, стоящие у длинного деревянного стола, и начали располагаться в просторном предбаннике. Вера через две секунды оказалась в купальнике и стала заниматься столом, а мальчики лениво стягивали с себя ботинки и джинсы.
- Ну-ка, что вы тут набрали? Ого! Ополоумели? - в раскрытой спортивной Сашиной сумке Вера увидела огромную четырехлитровую бутылку виски Red Label на качелях. – У нас сауна на четыре часа, а не на четыре дня!
- Но-овый год приходит, но-овый год приходит, - запел Андрей. – Веселье прино-осит и вкус бодря-ящий… По-моему, в самый раз!
Саша вытащил бутыль и водрузил на стол. Вера качнула ее на ее золотистых качелях.
- Удивительная вещь, - сказала она. - Вызывает ощущение надвигающегося большого и неотвратимого.
- Да, Нового года, Верунь! – ответил Андрей, откручивая крышку. – Где тут рюмашки?
Стол в предбаннике был сервирован приборами, салфетками, солонкой и перечницей. В стороне на полке с телевизором стоял поднос с рюмками и бокалами под виски и вино. Там же лежали штопор, нож и открывашка.
- Да нас тут прямо ждали! Сань, наливай. Ты у нас пил из бочек, я не знаю, как это работает.
Саша ловко разлил виски и залпом выпил свое.
- Ну эти тосты. Давайте музыку! – сказал он, закусывая нарезанной Верой колбаской.
- Что включим? – Вера, завернутая в белую простыню поверх купальника, подошла к музыкальному центру. У нас тут всякая всячина на флешке.
- Давай что-то попсовое до отвращения, такую насильную радость, - сказал неожиданно воспрянувший Саша.
- Насильную радость? – переспросила Вера. – Диско восьмидесятых, что ли?
- Зачем восьмидесятых? Девяностых давай.
- «Ветер с моря дул» пойдет? Для насилия?
- О, да, врубай!
Вера, хохотнув, включила песню. Саша встал из-за стола и подошел к Вере. Выкрутил ручку громкости на полную, взял Веру за руки и повел танцевать. «Ты не против, Дрюнь?!» - крикнул он громче орущей музыки. Андрей, улыбаясь, кивнул. «Парень в свитере наконец разошелся!» - крикнул он и приступил к закуске. А Саша, приобнимая Веру одной рукой, а во второй держа ее руку, танцевал под «Видно не судьба-а, видно не судьба-а» и пел хором с Натали. Потом он подхватил Веру под пятую точку, поднял ее, взял со стола налитое для нее виски и выпил. «Первую любо-овь, первую любо-овь, не вернуть наза-ад, не вернуть наза-ад!!!» Вера пела вместе с ним, размахивала руками и взвизгивала, когда Саша кренился из стороны в сторону в своем танце. В конце концов, он все-таки потерял равновесие, Вера стала заваливаться назад. От падения ее спасла стена сауны. Вера уперлась в нее своей спиной, а Саша уперся в Веру. Стена в этом месте была выложена плиткой и была очень горячей от находившейся за ней каменки. Вера вскрикнула от боли. Саша смог опустить ее на пол, но никак не мог отодвинуться в сторону, чтобы дать возможность ей отойти. Вера заорала. Из-за стола стал вылезать Андрей, чтобы помочь, но стол был длинный, и он не мог сделать это быстро.
- Сань, отвали в сторону!!! – крикнул он.
- Да я пытаюсь… - Саша наконец совладал со своими ногами и вестибулярным аппаратом и отступил в сторону.
- Я себе спину сожгла! – крикнула Вера, заведя обе руки за спину и трогая больное место. – Дайте холодное что-то! Да вырубите уже эту песню!
Мальчики засуетились. Музыкальный центр выключили, намочили полотенце. Вера села на лавку, и Андрей начал прикладывать ей компресс.
- Сходила в сауну! И как я веником париться буду?
- Прости, Вер, я дурак, - сказал Саша, намачивая новое полотенце. – Очень больно? На вид все не очень плохо. Просто красно.
- Просто красно?! У меня искры из глаз пошли!
- Ну прости! – Саша смотрел на нее с искренним раскаянием.
- Фигней занимаешься, бухаешь-страдаешь, пойди туда да притащи ее силой, что ты как не мужик!
Саша вспыхнул. Он молча сел за стол и еще выпил.
- Я мужик интеллигентный, - сказал строго он, глядя на Веру. - Я морды не бью и жену за руки не хватаю.
- Ну и тряпка!
- Вер, полегче, – одернул ее Андрей.
- Что мне радости с того, что сидеть она будет здесь, а мыслями будет там? Силой ничего не решить, - ответил Саша.
- Ну и сиди. А я пошла в сауну. Пусть у меня хоть запузырится кожа.
Вера поднялась с лавки и грациозно прошла в сауну. Андрей и Саша вернулись к столу.
- Ты не думаешь, что она действительно просто работает там? – спросил Андрей.
- А она и работает, - сказал Саша, наливая им по новой стопке. - Просто у вас, работников искусства, чувства и работа как-то все время вместе. То есть это прямо одно и то же.
- Х-ха. Интересное замечание.
- Ладно. Давай выпьем, – Сашино настроение, долго и тяжело, как скалолаз, пытавшееся взобраться на высоту, цепляясь за любые предлагаемые горой выступы, сорвалось и полетело вниз, в пропасть.
- Ты закусывай маленько… - сказал ему Андрей. Затем встал и пошел в сауну к Вере.
Тишина накрыла Сашу. Новый год. «Новый год» - это такое состояние, которое входит в человека тридцать первого декабря дополнительно ко всем его другим состояниям этого дня: болезни или здоровья, радости или грусти, расслабленности или напряженности. Это такое дополнительное вещество, которое выбрасывается в кровь плюсом к основному химическому составу в этот особый день, с самого утра. И Саша сейчас каждой клеточкой почувствовал его. В голове слегка звенело, было тихо, но где-то вдали слышались крики и смех людей, взрывались петарды. Где-то орала музыка. Пахло алкоголем, копченой колбасой и березовым паром. Жаль, мандаринов не взяли, подумал Саша. Банный дух был как добрый друг с широкой улыбкой и открытыми объятиями. Саша встал, скинул простыню, оставшись в плавках, и пошел в сауну.
Жар обжег его. Хотелось жмуриться. Ребята лежали на нижних полках и тихо переговаривались. Он забрался на верхнюю, сел на полотенце, закрыл глаза и начал кожей впитывать семьдесят градусов Цельсия.
Сережа пошел в «Два Шмеля» купить какой-нибудь еды на ужин – у него и у Ани уже сводило животы от голода. Аня осталась ждать в студии. Она сидела на диване и смотрела в Ютьюбе разные видео с Миллой. Видеороликов было множество. Концерты, записи репетиций, какие-то интервью на телевидении. Аня рассматривала ее лицо, мимику, жесты, реакции на других людей, на вопросы, которые ей задавали. Она пыталась вникнуть в нее, почувствовать. Почувствовать, что чувствовал Сережа. Известно, что любящему человеку открываются невидимые для других глаз грани объекта его любви. Золотое сечение, прекрасный срез личности, который может быть скрыт на протяжении всей жизни от окружающих и даже порой от самого объекта. Чья-то любовь вскрывает личность, как штопор бутылку вина, и с тех пор она становится проявлена в мире. Часто Аня смотрела по-новому на людей, когда узнавала, что они любимы. Женщины, самые неинтересные, обретали вдруг какую-то тайну, стоило ей узнать, что они чьи-то невесты или возлюбленные. Самые неправильные фигуры, черты лица или характера обретали вдруг право на существование, право быть именно такими, какие они есть. Любовь словно узаконивала их во вселенной, и никто не имел больше права судить их – они должны были быть именно такими, какими были, раз какому-то человеку были так нужны.
Аня оторвалась от Ютьюба, положила голову на спинку дивана и закрыла глаза. Она наслаждалась состоянием переполненности эмоциями, сменяющими одна другую, интересом, поднимающимся в ней как волна, утоляющимся и вновь возникающим. Попадая под очарование человека, мы попадаем под очарование всего, что с ним связано, всего, что находится в поле его внимания. Аня попала под очарование Миллы просто потому, что ей был очарован Сережа. Милла стала частью Сережи для нее, частью мира этой черной музыкальной комнаты-шкатулки с пятном красного дивана посередине, частью другой новой действительности. Эта новая действительность, как благодатный целительный пар, из-под всех дверей струилась в жизнь Ани.
Сережа принес большой бумажный пакет с изображением шмелей. В нем было много теплых вкусно пахнущих коробочек.
- Ух, красота! – сказала Аня, откладывая телефон и садясь ровнее на диване.
Сережа снял куртку и шапку и плюхнулся рядом, на диван.
Было вкусно, хорошо и спокойно.
- Чем сейчас займемся? – спросил Сережа.
- Знаешь, мне в голову пришла мысль… Фильм почти закончен, мы добьем его минут за сорок. Но, знаешь, мне бы еще хотелось записать одну песню.
- Аппетит приходит во время еды, - жуя сказал Сережа.
- Нет, ты не смейся, - улыбнулась Аня. – Это моя песня.
- Твоя? Ты не говорила, что пишешь песни.
- Всего лишь одну единственную за всю жизнь! Она посвящается моему мужу.
- Ну для мужа конечно запишем, - с готовностью ответил Сережа.
- Знаешь, мы познакомились в Австрии… На горнолыжном курорте. Там было так много снега и солнца, это была первая моя поездка в Европу и первый раз, когда я встала на лыжи. Я очень боялась на них кататься, долго не могла научиться. Все мои подружки уезжали вперед, а я плелась сзади, сжатая как каменный истукан. И мне под конец это надоело и хотелось какого-нибудь простого зимнего веселья, знаешь, как в детстве, покататься с горы на санках, чтобы не чувствовать больше этого напряжения сумасшедшего, а просто повеселиться и отдохнуть. И я узнала, что там есть катания на санях с лошадьми. В тех санях и был Саша. И знаешь, Саша… он как катание на санях. С ним весело, привычно, как в детстве, и спокойно. А вся остальная жизнь – это горные лыжи.
- Тебе повезло, ты ведь знаешь это? – спросил, посмотрев на нее Сережа.
- О да. Да.
Через минуту Аня продолжила:
- Так вот песня. У меня есть слова и мелодия, и ничего больше. Могу напеть.
- То есть ты хочешь, чтобы я фонограмму с нуля написал?
- Ну… могу в гонорар включить, - ответила, широко улыбнувшись, Аня.
- Да ну, шутишь что ли. Конечно, сделаем.
Закончив ужин, Аня стала петь Сереже песню. Она начиналась словами «Как снег на снег зимой ложится…» После первой строчки Сережа вскочил и, крикнув: «Погоди!», пошел в дальний угол комнаты, где была навалена куча из полуразобранной аппаратуры, шнуров и разных коробок. Порывшись в этом хламе, он достал старую пыльную сумку, открыл ее и извлек новехонький, блестящий-преблестящий зеркальный диско-шар. Аня засмеялась во весь голос.
- Ты серьезно?!!! Погоди, это была всего лишь одна строчка, все не так плохо с моей песней!
Сережа улыбнулся.
- Я стырил его в каком-то допотопном клубе в Крыму. Там все напились после концерта, никому дела не было… А что, давай повесим для атмосферы! Снег на снег, все как надо.
Аня качала головой и улыбалась до ушей. Оригинальнее Нового года у нее еще не было. Сережа достал все комплектующие и полез на стремянку вешать шар. Это заняло всего минут пять.
- Было время, я много работал в клубах, - сказал он, слезая вниз.
Выключив свет и запустив шар, Сережа сел за рабочее место.
- Вот теперь – пой, - сказал он.
Аня начала песню заново, и уже со второй-третьей строчки Сережа стал подыгрывать ей на синтезаторе. К концу песни он готов был записывать фонограмму.
- Это потрясающе быстро, - сказала ему Аня.
- Спасибо. Я твою песню хвалить не буду, но ты подсаживайся, поможешь с аранжировкой, тут могут быть варианты.
Аня села за стол рядом с Сережей. Светились клавиатуры, мониторы, и медленно кружился и падал светоснег.
Сережа работал сосредоточенно. Иногда, чтобы показать какой-то звуковой эффект Ане, ему нужно было нажимать дальние кнопки на пульте. Дотягиваясь до них, он слегка задевал локтем Аню, и это было приятно. Было приятно неуловимое тепло, которое и не хотелось уловить. А просто ощущать его присутствие. Иногда, объясняя мысль, Сережа наигрывал на синтезаторе что-то, а Аня слушала, откидываясь на крутящемся стуле. Как хорошо было делать что-то вместе с этим человеком. Ей казалось, что она пьет свой любимый напиток в жару и не может напиться. Будто перед ней стоят бочки, наполненные этим напитком, и она пьет из каждой по очереди, и это длится бесконечно.
После парилки с березовыми вениками, разгоряченные, красные, блестящие от воды и пара, ребята ввалились в предбанник уже намного веселее. Саша и Андрей упали на скамейки, кряхтя и охая, и начали вытираться. Вера картинно опустилась рядом.
- Ка-айф, - протянула она, промокая простыней пурпурное лицо. – Пацаны, смотрите! – Вера показала куда-то в угол. Там в рядок стояло пять пар валенок. – Вот это да! Тут валенки есть! Вы видели их раньше? Пойдемте по снегу ходить!
- Вообще после бани по снегу босиком ходят и в сугроб прыгают, - сказал Саша.
- Ну пойдемте тогда босиком, чего сидим! – звонко подначивала Вера. – Наливайте и пошли!
- Наливать – пожалуйста, но в снег нет, я пас, - сказал Саша.
- Я, пожалуй, тоже, - поддержал Андрей.
- Да ну вас. А я пошла!
Вера вскочила, достала из рукава шубы пестрый костромской платок, который носила поверх шубы, и стала обматываться им как полотенцем. Мальчики молча наблюдали за ней.
- У вас с Анькой, что, одинаковые платки? – спросил Саша.
- Нет, Сашуля, у них разные узоры совсем! Но у нее тоже костромской, да. Я ей подсказала, где заказать.
- А, ну понятно, откуда ветер. Я ей говорю, ты как старушка в нем деревенская. А она восторгается.
- Ну какая старушка, Саша! – отмахнулась Вера. – Ты сам как старый дед. Я вот совсем себя не чувствую в нем, как старушка. Я себя чувствую в нем, знаешь… как Зима!
Вера, от плеч до колен завернутая в платок, хитро прищурилась в лицо Саше, и вышла босая за дверь.
- Эй, хоть выпей для храбрости! – крикнул ей вдогонку Андрей.
- Тебе не кажется иногда, что твоя жена немного сумасшедшая? – спросил Саша.
- Возможно, - улыбнулся ему Андрей. - А ты немного злыдень! Наливай!
Саша только потянулся к рюмкам, как с улицы донеслось: «Ой, Мороз, Моро-о-оз, не-е моро-о-озь меня-я-я!!!»
- Ну я ж тебе говорю! Сумасшедшая! – засмеялся Саша. – Пойдем, вынесем ей, что ли, рюмашку!
- Ага, и валенки.
Андрей с Сашей, накинули куртки на голое тело, вставили босые ноги в валенки и вышли на улицу. Там была темень, но большой участок снежного поля перед банным срубом освещался прикрепленным к крыше фонарем. В его свете танцевала полуголая Вера, утопая почти по колено в снегу, и пела «Ой, Мороз, Мороз».
- У меня-я жена-а-а – рас-краса-а-вица-а, жде-ет ме-ня-я до-мо-о-й…
- Вер! Верочка! Может, все-таки валенки?! – крикнул Саша, поднимая пару валенок над головой. – Я пошутил! Про босиком в сугробы!
Вера развернула платок как крылья и стала кружиться в а-ля народном танце.
Мальчики закурили. Вдруг Вера уставилась на них и разразилась громким смехом.
- Вы выглядите как два гигантских цыпленка в этих куртках с голыми ногами! Еще взъерошенные такие! Это очень смешно!
- Ха-ха! Будет смешно завтра, когда заболеешь! – крикнул ей Андрей. – Иди выпей!
- Так принеси мне! Коли заботливый! – крикнула Вера. В ее голосе прозвучало что-то лисье.
Андрей пошел вперед, в середину снежного поля, неся в руке рюмку с виски. Подойдя к Вере, он схватил ее в охапку, слегка запрокинул ей голову, и медленно влил виски в рот. Все это было проделано спокойно, без намека на грубость, но с проявлением такой мужской силы, с которой не поспоришь. Вера проглотила виски и повисла на муже. Она прекратила петь и уткнулась лицом в его грудь. Андрей приподнял ее, и она, улыбнувшись, обвила его шею двумя руками.
Саша наблюдал за ними и вдруг понял, что Андрей, несмотря на всю взбалмышность и своенравность его жены, обладает над ней полной властью. Он вдруг увидел это. В том, как Вера обмякла в его руках, как сдалась при его появлении, как обезоруженно посмотрела на него. Сашу кольнуло это понимание. Ему казалось, что подобной сцены никогда не могло быть между ним и его женой.
Еще когда искал пульт от телевизора, Саша заприметил шкаф с постельным бельем для кроватей на втором этаже бани, и сейчас он пошел и взял оттуда одно одеяло. С одеялом в одной руке и с валенками в другой, он направился к ребятам, вперед по снегу.
- Я вам кое-что принес. Укрывайтесь!
Саша обернул друзей одеялом.
- Давай с нами, Сашок. Давайте споем! – прошептала в полусне Вера.
Она сунула ноги в валенки, впустила к ним под одеяло Сашу и запела шепотом:
- Такого снегопада… такого снегопада… давно не помнят здешние места…
- А снег летал и падал, а снег летал и падал, - шепотом продолжил Андрей.
- Земля была прекрасна, прекрасна и чиста…
- Ребята, мы стоим втроем в обнимку, в одеяле, пьяные, в трусах и валенках, одни посреди пустого снежного поля и поем «Самоцветов»! Это похоже на бред! – зашептал Саша.
- Это похоже на Новый год, - также шепотом ответил Андрей.
Вернувшись в баню, ребята кинулись в парилку – отогреваться. Плеснули воды на каменку, она зашипела и пустила клубы горячего пара. Ребята разлеглись по скамейкам и замерли в хмельной полудреме. Голова у Саши кружилась, и он сел. Что-то вдруг резко переключилось у него внутри, и он ощутил внезапный и сильный приступ тоски. Время шло, Аня не возвращалась. Он проводил Новый год один, без жены, в то время как она была где-то с другим человеком и неизвестно, что происходило там между ними. Он сидел и поневоле или намеренно позволял этим чувствам взять над собой полную власть. Он смотрел в угол, прокручивая в голове темные мысли, а на их фоне, за его спиной раздавался бесшабашный, веселый смех его друзей. Саша обернулся, взглянул на Веру, а та на него. Вера отпрянула от вида Саши. Его лицо было усыпано каплями пота, глаза покраснели от алкоголя и жара, и смотрел он зло.
- Я пойду за Аней, - сказал он. – Ждать тут больше нечего. Пусть делает, что хочет, только не вот так, перед моим носом.
Он встал и вышел в предбанник. Вера вскочила и вышла за ним. За ней следом Андрей.
- Сань, погоди, остынь сначала. Простудишься! – сказала ему Вера.
Саша утер лицо полотенцем, промокнул наспех тело и стал натягивать одежду.
- Нормально, - буркнул он.
- Заболеешь ведь, посиди отдохни немного!
Вера встала между Сашей и дверью, уперев руки в бока.
- Ну чего ты пристала! Сама полчаса босиком гуляла и подначивала меня «пойди» да «пойди»! А сейчас удерживать пытаешься! – крикнул Саша.
Вера с Андреем стояли и смотрели на одевающегося Сашу.
- Я подначивала сделать это спокойно и по-трезвому, а ты напился и нарываешься на скандал!
- Это ты сейчас нарываешься на скандал!!! – заорал вдруг Саша. – Из-за тебя все!!!
- В смысле, «из-за меня»?! – тоже повысила голос Вера.
- Это все ты! Все твои штучки! Давно хотел тебе сказать, ты очень странно на Аню влияешь! Ты и твои выходки! И вся эта ситуация – результат ее дружбы с тобой! Она всегда с тобой становится странная, безумная, шальная! Платки эти, платья, туфли! Дома – нормальная девочка, в джинсах!
- Ну знаешь, дорогой, - ответила Вера, смотря ему в лицо. - Вообще-то это она сейчас там! А я сейчас – здесь!
У Саши кровь прилила к лицу, он резко повернулся и вышел, со всей силы хлопнув дверью.
Он не пошел за Аней. Вместо этого ноги понесли его в «Два шмеля». У входа стояла толпа, но у Саши был такой свирепый вид, что люди сами расступились перед ним. Он сел за самый дальний, единственный свободный столик у окна и заказал себе виски. Утренняя официантка Таня в зеленой балетной пачке окинула его взглядом.
- О, я смотрю кто-то переоделся! Где же свитер? – с широкой дружелюбной улыбкой спросила она.
Саша был в куртке на голое тело.
- Снял, - мрачно констатировал он. – Где тут у вас караоке? Кажется, обещали караоке. А никто не поет.
- О, скоро начнем! А ты хорошо поешь? – искренне и открыто продолжала она разговор.
- Пою-пою…
Вера, в валенках на голые ноги, в едва накинутой на банную простынь шубе быстро шла через сугробы к ресторану. Она выскочила почти сразу за Сашей и видела, куда он пошел. Дойдя до места, она увидела, что ко входу не пробиться из-за собравшейся там толпы. Подходило время новогоднего шоу, и все хотели успеть занять столик. «Прорвался ведь», - подумала она про Сашу. Обогнув «русскую избушку», Вера пошла вдоль ее стен, заглядывая во все окна по очереди и зачерпывая валенками снег. Все произошло так быстро, что от ее красных лодыжек до сих пор шел пар…
- Саша! – закричала она, увидев его, наконец, в одном из окон, прямо перед собой.
Он сидел за столиком, стоящим у этого окна, и смотрел на Веру. Он покрутил ей пальцем у виска и отпил из стакана. Вера забила ладонью по окну, другой рукой показывая на форточку. Саша попробовал было отмахнуться, но тогда Вера влезла на карниз, благо из-за пласта выпавшего снега было невысоко. Держась за раму, она барабанила уже в саму форточку. Саша без признаков малейшего удивления медленно поднялся, шатаясь, влез на стул и открыл форточку. В нее в то же мгновение всунулась Верина белая голова, с ярко розовым после бани лицом, и спросила:
- Саша, ты знаешь, сколько лет мы с Андреем вместе?
- Не знаю, лет десять наверное, - Саша отвечал, не смотря на Веру. Он был занят – спускался обратно на пол и садился за стол.
- Пятнадцать!
- Ты бежала за мной, чтобы это сказать?
- А ты знаешь, что не все эти пятнадцать лет я у него была… одна?
Саша наконец посмотрел на Веру.
- Я догадывался, - сказал он и не отвел взгляд.
- Я, в отличие от Ани, не могу позволить себе ходить в джинсах! Ты ее будешь любить, даже если она за двенадцать лет эти джинсы не сменит ни разу! А я, если буду работать дома за компьютером по семь вечеров подряд в одной и той же футболке с волосами в пучок – я для Андрея стану чем-то вроде подушки для дивана!
Саша смотрел на Веру своими осовелыми от виски глазами и вдруг увидел в ней грусть и глубину, которые не особенно замечал раньше.
- У меня на каждый вечер мужа вне дома должен быть свой вечер вне дома, - продолжала она. - Даже если я не хочу! Всегда нужно сравнивать счет, понимаешь? И на каждую его рубашку у меня должно быть платье! А лучше два!
Саша повернул ручку окна и впустил Веру. Она шагнула на стол снежными валенками, слезла на пол и села напротив Саши, поплотнее закутавшись в шубу.
- Закажи мне выпить, - с улыбкой примирения сказала она.
И фильм, и песня были закончены. Дискошар неподвижно свисал с потолка. Аня со вздохом усталости убрала ноутбук в сумку и встала. У нее затекли плечи и спина от долгого сидения, она подняла руки вверх и прогнулась, разминая затекшее тело. Сережа наблюдал за ней.
-Тебе, наверное, пора, - сказал он. – Уже почти двенадцать.
- В самом деле? – испуганно ответила Аня и посмотрела на свой телефон. – Черт… мой телефон сел! Наверное, Саша обзвонился.
- Давай по бокальчику напоследок и пойдешь?
- Давай.
Сережа вылил в Анин бокал то, что оставалось в бутылке.
- Придется открыть новую. Здесь даже на глоток не хватит.
- Хорошо, - улыбнулась Аня. Она невольно обрадовалась этой маленькой задержке.
Сережа своим неторопливым шагом направился к «бару». Взял еще одну бутылку Саперави, не спеша откупорил ее.
- Ну, - сказал он, протягивая Ане полный бокал. – Спасибо за отличную работу!
- Тебе спасибо, Сережа, - сказала она.
Они выпили. В комнате вдруг стало очень тихо.
- Сереж, а…
- Проводить тебя? – перебил он ее. – Я собирался в «Два Шмеля».
- А сколько времени?
- Без десяти.
- Ты с кем-то встречаешься там?
- Да ни с кем конкретно, просто с народом знакомым. Не одному ж тут сидеть… А что?
Аня помедлила с секунду и спросила:
- А это будет странно, если я останусь здесь еще на пятнадцать минут?
- И встретишь Новый год со мной?
- Да?
Сережа пригубил вино из своего бокала и подержал его во рту, не глотая. Аня смотрела на него. Затем он проглотил вино и тоже посмотрел на нее.
- Я думаю, в этом нет ничего странного, - ответил он.
Напряжение вспыхнуло и растворилось в воздухе. Остались только искры, потухающие одна за другой. Да или нет? Да.
- Чем займемся? – спросил Сережа, садясь на диван.
- Ну… ты открыл вино! - сказала Аня. Она отпила из своего бокала, подошла и тоже села. – Поговорим еще немного.
Сережа выглядел спокойным и расслабленным. Он смотрел на Аню с такой естественной простотой, что не чувствовалось никакой неловкости.
- Кстати, надо не забыть договор тебе отдать, я подписал его. И давай-ка я тебе дам контакты Кати, вот что… И вообще всех, кто может понадобиться.
Сережа стал искать в своем телефоне имена и телефоны и пересылать их Ане.
- Тёма – это директор их группы. Позвони ему сразу после праздников, а можно и раньше. Ирина – отличный педагог по вокалу, лучшая в нашем городе. Походи к ней! Ничего не потеряешь уж точно.
- Хорошо. Спасибо, Сереж.
На Аню навалилась дикая усталость. Она не заметила, как прошли все эти часы с самого раннего утра, а между тем прошли они в напряженной работе. Вино добавляло сонливости. И в довершение откуда-то сзади и снизу к Аниным ногам потянулась волна теплого воздуха от обогревателя. С полминуты они сидели молча. Аня потягивала вино, смотря то куда-то в сторону, то на Сережу. Он сидел, пил вино и смотрел в никуда.
- Я оказывается так устала… Кажется, сейчас усну, - тихо сказала она.
- Нового года надо дождаться, - так же тихо сказал он ей. - Минуту еще продержишься?
- Да.
Они произнесли это почти шепотом. Тишина заполняла комнату. Гудение обогревателя делало ее еще тише.
- Ну вот и все, - улыбнулся своей доброй, как из детских мультиков, улыбкой Сережа.
- С Новым годом, - сказала Аня, так же тихо, смотря Сереже глубоко в глаза. Ее душа посылала его душе столько добра и света, сколько могла собрать со всех своих уголков.
Сережа встал.
- Я отдам тебе бумаги.
Он пошел к шкафу взять договор и, проходя мимо Ани, остановился, взял ее руку, задержал ее в своей на секунду и поцеловал.
- Это было потрясающе, - сказал он.
Аня с улыбкой посмотрела на него.
Около двенадцати часов в «Двух Шмелях» царило полное безумие. Людей было столько, что они не помещались внутри и стояли на улице, группами у каждого окна, которые все были открыты настежь. У тех, кто стоял на улице, в руках были рюмки или бокалы, кто-то умудрялся даже закусывать и передавать деньги за заказы. Внутри шло новогоднее шоу, и толпа гудела, как гигантский шмелиный рой.
К этому времени Вера давно переоделась в новогоднее платье, привела Андрея и, казалось, выкинула из головы все недавние коллизии. Саше принесли футболку, он немного пришел в себя и играл с Андреем в гусарский преферанс.
- Щас будет конкурс певцов в караоке! – сказала Вера. – Санек, пойдем споем!
- Отстань, женщина, видишь, мы заняты.
- Ну как знаешь, а я пойду!
Вера была в мини-платье розового цвета в микроскопических белых блестках и очень походила на барби. На ее лице и волосах не осталось и следа от парки вениками, она сверкала, как страза, и новогодняя сцена была для нее идеально подходящим местом. Она взбежала по ступенькам, шепнула звукорежиссеру название песни и взяла у ведущего микрофон.
Зазвучали начальные ноты Михалковского «Мохнатого шмеля». Толпа засвистела и заулюлюкала. Выбор был что надо.
- Мохнатый шмель
На душистый хмель…
У Веры был приятный, полный чувства голос. Люди начали подпевать ей.
- А цыганская дочь
За любимым в ночь…
Саша и Андрей оторвались от карт.
- Ах, черт с тобой, бесова девка, спою с тобой! – сказал Саша, кладя карты и вставая на свой стул, чтобы перепрыгнуть через сидящих на полу людей.
Он протиснулся между жующим, поющим и танцующим народом и вскочил на сцену, как раз подоспев к:
- Так вперед за цыганской мечтой кочевой…
Саша нагнулся к Вериному микрофону, обняв ее одной рукой за плечи, и хорошо встроился. С ними пел весь ресторан. И громче всех те, кто стояли на улице. На «багровеющих небесах», казалось, трещали бревна, из которых был сложен этот веселый кабачок.
Без десяти секунд двенадцать ведущий стал громко вести обратный отсчет. Официантки в зеленых пачках с нашитыми елочными игрушками и мишурой, в красных колпачках Санта-Клауса, разносили бокалы с шампанским. В раскрытые окна тянулись руки с бокалами и без. Когда ведущий прокричал «НОЛЬ», публика слилась в едином счастливом кличе.
- С Новым годом!
- С Новым годом!
- С Новым годом!
Люди обнимались и целовались. На сцену вышли девушки в костюмах казачек и начали танцевать казачий танец под залихватскую музыку. Вскоре к ним присоединились «казаки» в красных сапогах. Саша смотрел на все, как сквозь пелену, хмель не отпускал его. Голова гудела, и в какой-то момент все стало будто в замедленном кино. Вера и Андрей заказали ужин, Саша съел его механически, не разбирая, что лежит в тарелке. Казаки ушли, снова вернулся ведущий и продолжил конкурс караоке. Он объявил главным призом гигантскую бочку меда в виде пузатого шмеля. Понеслись песни девяностых годов – Газмановский Есаул, Бухгалтер, Два кусочка колбаски… Саша почувствовал, как ему сдавило горло и стало нечем дышать. Он резко встал, залез на стол и, расталкивая людей в окне, выпрыгнул наружу. Кто-то кинул ему вдогонку куртку. Вера было встала за ним, но Андрей задержал ее.
Саша вырвался из кольца людей, оцеплявшего ресторан, и пошел быстрым шагом по той самой тропинке, зажатой между сугробами, по которой вчера первый раз пришел сюда. За последние сутки она стала вдвое шире. Саша шел, пока свет фонарей не перестал доставать и освещать тропу. Высокие ели покрыли все глухой тьмой. Саша свернул в сторону, в лес, в сугробы, прошел по глубокому снегу, сколько мог пройти, пока не устал, сел на корточки рядом с высокой большелапой елью, опустил лицо на ладони и заплакал. Заплакал от души, громко, сотрясаясь всем телом, как только мужчины могут плакать, когда их никто не видит.
Выйдя из «ДК», Аня быстрым шагом пошла в сторону домиков. Она знала, что Саша и ребята должны быть в ресторане, но хотела забросить ноутбук домой и немного перевести дух от пережитого. Она глубоко и быстро дышала свежим холодным воздухом, будто он мог проветрить ее мысли, и шла, широко улыбаясь. Она была счастлива и пыталась совладать со своим счастьем, таким чрезмерным и таким неуместным сейчас. Временное смятение Ани, привнесенное существованием Миллы, растаяло очень скоро. Милла была частью реальности, частью реальной жизни Сережи, в то время как Сережа никогда не был частью реальной жизни Ани. Он был частью волшебной игры, в которую позволяют себе играть некоторые люди к несчастью для некоторых, кто так напрасно воспринимает эти игры всерьез. Все же Аня, чувствовала, что на этот раз перешла черту, и что ей предстоит неприятный разговор с Сашей и, возможно, даже ссора.
В домике было темно и пусто. Аня прошла в их с Сашей спальню, положила сумку на кровать и включила лампу на тумбочке у кровати. Яркий желтый свет осветил деревянные коричневые стены. Пахло деревом. Домик был такой уютный, в нем было приятно находиться. Аня немного расслабилась. Она села на кровать, подключила телефон к зарядке и набрала номер Саши. Никто не ответил. Она набрала номера Веры и Андрея по очереди, они тоже не ответили. «Наверное, там ничего не слышно», - подумала Аня. Она открыла сумку и достала из нее диск Миллы, подаренный Сережей. Улыбнулась, смотря на ее лицо. Милла полностью слилась в ее голове с образом Сережи и вызывала у нее теперь в точности такие же чувства. Но пора было идти. Аня убрала диск обратно в сумку, вышла в гостиную. Там на столе стопочками стояла чистая посуда, лежали остатки закуски. Аня с интересом осмотрела все кругом, представляя, как прошел у ребят этот день, без нее. Она не включала свет, все освещалось лишь светом, идущим из двери ее спальни, который она забыла выключить. Тут же на столе стояла чья-то недопитая рюмка водки. Ане захотелось выпить ее. Она подошла и залпом осушила стопку. Откусила кусочек черного хлеба, лежавшего в корзинке. Новая волна усталости накрыла Аню. Ноги и руки не хотели двигаться. Она почувствовала, что совершенно не готова сейчас к разговору с Сашей. Она вернулась в спальню, сняла шубу и сапоги, бросив их прямо тут же, на полу, легла на кровать, не раздеваясь, выключила лампу и уснула.
Вера и Андрей встретили Сашу у входа в ресторан. Они шли его искать, а он возвращался обратно.
- Санек, ты где потерялся? – крикнул ему Андрей. – Ты в порядке?
- Да, нормально. Вы в домик собрались?
- Да вообще-то за тобой, но раз ты сам нашелся, то пойдемте все вместе в домик.
- Идите, я еще тут поошиваюсь.
- Сань, да ладно, пойдем! В картишки сыграем, кинцо посмотрим, что ты тут один? – тепло позвала его Вера.
- Да не, ребят, спасибо, правда. Не могу смотреть на вас счастливых. Это клоунада может меня отвлечет, - сказал Саша, кивнув на вход, и пошел в ресторан.
Вера с Андреем проводили друга взглядом и, обнявшись, пошли в сторону домиков.
Дома Вера с Андреем увидели Аню. Вера сразу же позвонила Саше, но он не ответил.
- Я напишу ему сообщение и все, - сказала она. – Назад не пойду, устала.
- Давай спать, - сказал ей Андрей.
В три часа ночи в их дверь постучали. Андрей с Верой спали на диване у камина. Андрей встал, спросил: «Кто там?» Это был администратор «Двух шмелей».
- Привет, - недовольно поздоровался с ним Андрей.
- Привет, ребят, извините, заберите, пожалуйста своего друга, он уже час поет «Ланфрен-ланфра», достал всех до черта!
Андрей потер глаза рукой.
- Понял. Щас оденусь…
Андрей всунул босые ноги в ботинки, накинул куртку и вышел.
Когда они добрались до «Шмелей» и вошли внутрь, никто там уже ничего не пел. Большая часть людей разошлась. Саша сидел за столиком в углу и спал, положив голову на руки.
- О, выдохся! – сказал администратор. – Ну забирай! Помочь дотащить?
- Да справлюсь, наверное, - ответил Андрей.
- Андрюха! – окликнули его вдруг со стороны бара.
Андрей оглянулся. Таню сменил ночной бармен Витя. Андрей знал его.
- Витек!
Андрей подошел и пожал ему руку.
- Ты тут нынче? Что-то раньше не увиделись.
- Так столько народу было! Говорят, больше, чем за предыдущие пять лет!
- Налей мне чайку что ли, голова трещит…
Андрей был помят и взъерошен. Рубашка навыпуск, незастегнутые ботинки на голые ноги. Он сел на круглый деревянный стул у барной стойки.
- Ваш красавчик? – кивнул на спящего Сашу Витек.
- Да… Его похмелье еще впереди. А мне сейчас нужно что-то от головы…
- Ну это вряд ли поможет, - сказал Витек, ставя перед Андреем черный крепкий чай.
- Вполне. Ну ты сам как?
- Да я в порядке. Работаю сутками. То там, то тут.
Витек был короткостриженый жизнерадостный блондин лет двадцати семи, одетый в зеленую рубашку и черную жилетку. Он энергично натирал бокалы, и был необычайно бодр для половины четвертого утра.
- А ты? Все деревяшками торгуешь? – спросил он, улыбаясь.
- Да, ничего нового.
- Слышал, у вас дела в гору идут?
- Да.. - Андрей отвечал кисло и с трудом, он явно себя плохо чувствовал. – Дела хорошо идут, благодаря Вере. Она крутых заказчиков находит. Мне только административка остается.
- Сам уже не строгаешь?
- Нет, на это целый отдел нанят. Я даже дизайном как таковым не занимаюсь больше…
- Круто! – с восхищением сказал бармен. – Вот что значит правильно жениться!
Андрей посмотрел на Витю и улыбнулся.
- Да, Вера, она… Вера лучшая. Слушай, не поможешь мне дотащить Санька?
- Да я бы конечно, но админ не отпустит. Ты его попроси, он же вроде сам предлагал.
Витек участливо кивнул в сторону Саши.
- Чего он так?
- Да жена взбрыкнула.
- Ааа, - понимающе кивнул бармен. – На Новый год, шельма!
- Да ерунда это все, не бери в голову. Ладно, Вить, - встал со стула Андрей. – Пойду, спать хочется. Рад был видеть, спасибо за чай.
Администратор Коля и Андрей ввалили Сашу в дверь домика и опустили прямиком на диван, Вера едва успела соскочить оттуда. Коля водрузил на их стол бочонок с медом, который принес под мышкой и сказал: «Приз точно ваш. Пока!» И пошел обратно работать. Вера с Андреем стащили с Саши куртку, укрыли его одеялом, и пошли спать наверх, в свою комнату.
Утром Сашу разбудило дуновение морозного воздуха, смешанного с запахом сладкой свежей выпечки. Он открыл глаза и увидел открытую на улицу дверь и Андрея, заносящего в дом дрова для камина. За дверью шел снег.
- Доброе утро! – сказал с улыбкой Андрей.
- А чем это пахнет? – Саша привстал на диване и огляделся. На столе был накрыт завтрак. Вера пила чай и смотрела на Сашу. Она была в скромном шерстяном платье песочного цвета, на груди на металлическом обруче висели крупные янтарные бруски.
- Что это за ерунда у тебя на шее? – вместо приветствия спросил Саша.
- Ты имеешь в виду это модное ожерелье? – невозмутимо переспросила она, кладя кончики пальцев на янтарь. - За вчера можешь не извиняться. Не сладко тебе пришлось.
Саша, морщась от головной боли, сел и принюхался.
- А что, кто-то что-то приготовил? Вкусно пахнет очень.
- Я испекла плюшки.
- Ты испекла плюшки? Утром первого января ты испекла плюшки? Типа как маковые сдобы из школьного буфета?
- Ты же говорил, у меня сумасшедшая жена, - сказал Андрей. – Вставай и наслаждайся.
- Нет, серьезно… Будто послание из детства. Мне семь, и я проснулся у бабушки в деревне. Только тогда не было похмелья и сбежавшей жены.
В этот момент открылась дверь спальни, и из нее вышла Аня. Она тихо прошла в комнату и молча оглядела всех.
- А вот и Аня, - сказала Вера.
Саша и Андрей посмотрели на нее. Аня убрала спутанные волосы назад и так же молча села за стол. Обвела всех взглядом. Движения ее были спокойные, но глаза горели.
- Я думаю, я должна извиниться, - сказала она. – За то, что исчезла вот так. Но ребята… Это был самый необычный Новый год в моей жизни.
- Я очень рад за тебя, - ответил Саша, смотря ей в лицо. Вокруг глаз его были круги, он зарос щетиной за ночь. Гнев и горечь лились из его глаз на Аню.
Аня прямо посмотрела на него.
- Саш, я ничего плохого не сделала. Я закончила фильм. Я записала для тебя песню. И еще. Я теперь певица! – на последних слова глаза Ани вспыхнули.
Саша откинул одеяло, которым был укрыт. Медленно встал. Он до сих пор был нетрезв, и в то же время похмелье уже проникло во все его клетки. Держась за спинки дивана и стульев, шатаясь, он дошел до стола, оперся о него обеими руками и уставился на Аню.
- Ты теперь певица. Вот так просто. Ты в каком вообще детском лагере существуешь?! Песни пишет, фильмы делает, костер вы там не разводили с гитарой? Живешь, как будто тебе четырнадцать, хочу с тем, хочу с этим, а хочу с этим тому песню пишу! Так вот я хочу тебя расстроить – детство кончилось и ты замужем, и это очень плохие новости. Потому что замужем тоска смертная – спроси у Веры! Один и тот же человек изо дня в день и либо тебе это по душе, либо ты катишься на все четыре стороны песни писать!
По Аниным щекам потекли слезы. Она закрыла рот рукой, с Сашиными словами на нее обрушился новый, совсем иной смысл произошедшего.
- Я тебе сделала так больно, Саша.. - сказала она и заплакала.
Саша резко оттолкнулся от стола, чтобы уйти, развернулся и, задев рукой призовой бочонок с медом, стоявший рядом с тарелкой Вериных плюшек, уронил его. Тот упал Саше на ногу, Саша вскрикнул. Со злостью он пнул бочонок в сторону, тот, бешено вращаясь, врезался в стену и отрикошетил обратно к Сашиным ногам. Он поднял его и поставил на стол.
- Я тоже теперь, п-певец…
Он развернулся, пошел к выходу, сунул ноги в ботинки, накинул куртку и вышел.
Аня, Вера и Андрей несколько мгновений сидели молча. Потом Вера встала, тихонько потянула Андрея за рукав и шепнула ему: «Пойдем». Андрей взглянул на нее и тут же двинулся к выходу. Они вышли.
Саша вернулся спустя пару минут. Он медленно сел за стол напротив Ани. От него пахло только что выкуренной сигаретой и перегаром. Саша наклонился ближе к Ане, пытаясь заглянуть ей в лицо и найти там какой-то ответ.
- Это же был Новый год, Аня.. - тихо сказал он. – Ведь мы снова дети все в Новый год, никто не вырастает настолько, чтобы ему Новый год был до лампочки. Ты ж прям… - Сашина щека дернулась. – Ты ж прям наотмашь…
- Я не изменила тебе, – замотала головой Аня.
- Может, лучше бы изменила, - тихо и смотря ей в глаза ответил он. – Люди, бывает, годами изменяют, а в двенадцать часов ночи в Новый год шампанское все же с мужем или женой пьют. Потому что муж или жена им дороже... Ты просто выбрала другого, Анюта.
- Да нет же! – Аня со скрипом двинула стул, собираясь было встать, но села обратно и с нарастающим волнением заговорила:
- Саша, это все не так... Я тебя обидела, я поступила ужасно...
- Ты сейчас все скажешь правильно, - прервал он ее. - Потому что у тебя включился мозг. А ты послушай свое сердце! Оно вчера было там, где ему лучше. Мне не нужно извинений. Мне нужно, чтобы ты была со мной сердцем. На меньшее я не согласен. Поэтому… - Саша тер пальцем какую-то шероховатость на столе и, не отрываясь, смотрел на Аню. От него шел жар, как из открытой печки, Аня почувствовала, что ее бросает в пот. Саша сделал глубокий прерывистый вдох, затем медленно выдохнул и сказал:
- Поэтому я считаю, что тебе лучше вернуться в Москву.
- Что?
В груди у Ани будто вниз с холма ринулся локомотив. Она встала. Саша смотрел на нее снизу вверх.
- Потому что, если уж начистоту, то твое сердце оттуда и не уезжало! Возможно, это изначально было моей ошибкой привезти тебя сюда...
- Да что ты все с этим сердцем, давай поговорим нормально! Дешёвая поэзия какая-то…
- Дешёвая поэзия - жить с нелюбимым человеком! – сказал Саша и встал тоже. - И я не могу больше говорить об этом, это больно. Я сейчас уеду. Зайду домой, соберу вещи. Поживу неделю у родителей. Пожалуйста, возвращайся за это время в Москву. Я серьезно. Для тебя не будет большой проблемой это организовать.
Аня, в свою очередь, сделала глубокий вдох, чтобы остановить несущийся внутри поезд. Она безуспешно пыталась собрать в кучу мысли. Саша пошел в спальню, стал складывать вещи в сумку. Аня пошла за ним и встала в дверях. Он скинул обутые на голые ноги ботинки, сел, начал натягивать носки. Он все еще шатался, руки не слушались его. Аня наблюдала за ним, подыскивая слова. Она тысячу раз видела, как он надевает носки. Привычным жестом, закидывая поочередно ногу на ногу. Резкая боль скрутила ее при мысли, что она никогда больше этого не увидит.
- И что, ты вот так легко отдашь меня другому? – сказала она.
Саша оторвался от носков и посмотрел на нее.
- Не поборешься?
Тень ухмылки тронула губы Саши. Он опустил ногу на пол, начал медленно надевать ботинок. Посмотрел на Аню и сказал:
- Я тебя люблю, Анюта. Ты – лучшее, что со мной было. Но ты мне не нужна как трофей. Я хочу, чтобы ты была со мной по своему выбору.
- Я и сделала этот выбор, Саша! Я оставила работу в Останкино и всех своих друзей именно потому, что выбрала тебя! Но мы не все выбираем в жизни, иногда вещи просто случаются с нами! И со мной случился этот человек, который возник из ниоткуда, и я теперь думаю о нем больше, чем нужно! И едва ли могу это контролировать! Да, он завораживает меня чем-то, но хотела бы я с ним жить? Нет! Он существует в параллельной реальности! Это пройдет, дай мне время это пережить! Я не увижусь с ним больше, и он сотрется из моей памяти… Мы были счастливы с тобой два года. И сейчас ты кладешь на весы всю нашу семейную жизнь и один злополучный день. Но человек не может триста шестьдесят пять дней в году жить без ошибок! И если ты этого требуешь, то это тебе четырнадцать.
- Пройдет и сотрется? Может быть, в этот раз. А что будет в другой? Я не хочу жить в ожидании другого раза. Я тебя не обвиняю, Аня. Я знаю, что ты не хотела умышленно причинить мне зло. Конечно, вещи иногда случаются сами собой. Наша встреча тоже наверняка случилась сама собой. И вот сейчас сам собой с нами случился развод. А параллельной реальности не бывает, Аня.
Саша накинул ремень сумки на плечо и вышел на улицу. Там вдали, у леса, стояли Вера и Андрей. Саша, не оглядываясь, пошел по снежной тропе, тянущейся вдаль между сугробами. Вера и Андрей проводили его взглядом, пока он не скрылся за деревьями.
(1)«Зимний разговор через форточку» – название стихотворения Бертольта Брехта.
(2) АСБ – аппаратно-студийный блок на телевизионной студии, часть студии, в которой находится центральный пульт управления записями и прямыми эфирами телевизионных программ.
(3) АЭК – аппаратно-эфирный комплекс на телевизионной студии.
Александра КИРЮХИНА
Родилась в Ижевске, Удмуртская Республика. С 2003 по 2016 год жила в Москве, где закончила Литературный институт им. А.М. Горького и десять лет проработала на телевидении режиссером монтажа. В 2016 году переехала с семьей в США, где продолжает работать в видео-индустрии. Пишет прозу, в том числе и для детей, и сценарии короткометражных фильмов. Публиковалась в журналах «Московский вестник», «Слово/Word», «Студенческий меридиан», «Гипертекст», сборниках «Новые имена России» и «Новые писатели». Участвовала в Форуме молодых писателей в Липках в 2012 году.