Рассказ в стихах по мотивам цыганской легенды

                        1.

Бессмысленна погоня кредиторов…

Сбежал!.. И вот, насилу волоча

Лохмотья по паркетам коридоров,

Бредёт подобьем чёрного грача,

Застигнутого в поле непогодой,

С уставшим сердцем, сломанным крылом,

Голодный и расслабленный свободой,

Весь груз долгов оставивший в былом…

Куда идти? К кому теперь приткнуться

В надежде на поддержку и прием?

Как о порог холодный не споткнуться,

Когда тебя готовы съесть живьем,

Не оценив высокого таланта?

Талант не нужен сытым богачам.

Их раздражает даже тень атланта,

Гуляющего в Вене по ночам…

Угрюмо Вена серыми домами

Глядит «грачу» таинственному вслед.

И тускло светят звёзды над дымами,

А он не верит в их счастливый свет.

Но всё ж чужбины тусклые светила

И каменные улиц кружева

Приятней, чем тюремная могила

И боль стыда, пока душа жива.

Где силы взять продрогшей в бурю «птице»?

Где отдых дать измученным ногам?

Как заслужить доверие столицы?

Каким за это кланяться богам? –

Терзали думы мокрого бродягу,

Когда он шёл по улицам сырым,

Похожим на унылую бодягу,

Что выносил на двор кабацкий дым.

Из кабачка последнего разряда

Фальшивый выползал, унылый «плач».

И, словно грешник, вышедший из ада,

Спустился в кабачок продрогший «грач»…

Скрипач, глаза зажмурив, как маэстро,

Фальшивил о несбывшихся мечтах,

О муках не рождённого оркестра,

О громкой славе, праздничных цветах.

Был поражён усталый Паганини

Амбицией, тщеславьем скрипача:

Не проведёшь постигших… на мякине, –

Хотел сказать ему он сгоряча.

Но промолчал, пошарив по карманам,

Взглянув на грязь промокших башмаков.

Что страшного, - когда одним обманом

На свете больше? Мало ль дураков?

Не получи за правду тумаков!..

Ни крейцера в кармане у бедняги.

И гордость не позволит попросить

Вина у раскрасневшегося скряги, –

Начнёт стыдить его и поносить…

Забился в угол, как изгой-могильщик.

Губами венцу улыбнулся криво.

И, сжалившись над бедняком, лудильщик –

Подал ему – докончить кружку пива.

И Паганини выпил без обиды.

За божий дар подачку принимая,

Но зная, как сильны кариатиды,

Вздохнул, своё бессилье понимая…

- Опять в долги? О, нет! - страна чужая

Их не простит, - растопчет иностранца,

Иль пожалеет, жестом унижая,

До глубины души венецианца…

Одна надежда на старушку скрипку.

Достал из-под лохмотьев и наладил…

Но вскоре понял – совершил ошибку…

Скрипач его из кабачка спровадил.

Два скрипача – немыслимое дело

Для кабачка последнего разряда!..

С какою злобой слово прошипело!

Какого в душу выплеснуло яда!

               ***

Униженный голодный, оскорблённый,

Он шёл, промокший под дождём и снегом,

Беспомощною злобой раскалённый,

И хохотал безумным, страшным смехом.

Он хохотал над собственной судьбою,

Над этой жизнью мрачною, как Вена,

И так в ту ночь глумился над собою,

Что разорвать хотел, как струны, вены…

Зачем мне жизнь, наполненная мраком?

И жалкий путь отвергнутого светом?..

Ничтожества, покрывшиеся «лаком»,

Смеются надо мной как над поэтом

Смеются дилетанты и невежды,

Его творений смысл не понимая,

Скрывают тупость пышные одежды…

Душ нищета – слепая и немая!

Но как гордятся золотом кармана!

Какая спесь у высшего сословья! –

Рабы вещей, заложники обмана,

Порода толстокожая слоновья!..

Всё продадут и купят за монеты.

Весь мир наполнен их постыдным звоном.

Зачем же в нём рождаются поэты

И музыканты? – вырвалось со стоном,

Как будто из души у Паганини,

И он согнулся от душевной боли,

Как грач в сплетённой сумраком корзине,

Уже без сил, терпения и воли…

Он стал похож на пленника-изгоя,

Почти готов был року покориться,

Не веря в назначение иное,

И в то, что жизнь иная состоится.

… Когда в другом питейном заведении

Три крейцера студент с презреньем бросил

И попросил, смеясь, об одолжении,

Чтоб он смычком по струнам не елозил

И зря не мучил старенькую скрипку,

А лучше б вымыл от навоза руки…

Скривил маэстро странную улыбку,

И, деньги взяв, сорвал со скрипки звуки…

Взглянув, как волк, на глупого студента,

Сквозь зубы прошипел: «Ещё ты вспомнишь

Комизм и низость этого момента,

Три крейцер, которыми накормишь

Меня сегодня … - ты имеешь право

Унизить, как собаку, музыканта.

Но знай, когда звездою вспыхнет слава,

Ты станешь жертвой моего таланта!»...

Три крейцера, три крейцера – константа

У доброты ничтожнейшей души

Для жалкого, смешного эмигранта …

О, сколько раз за божий дар – гроши! …

                  2.

Грязь хлюпала в дырявых башмаках,

Он шёл по лужам, проглотившим город,

Неся старушку скрипку на руках,

Любя и злясь. И дождь стекал за ворот.

«Кто виноват? Я или этот век?

В ком зло – во мне иль в этой старой скрипке?» -

Терзал себя несчастный человек.

И чувствовалась боль в его улыбке. -

О, Вена, ночь промозглая и грязь!

О, Вена, - серый город равнодушья!» -

Какая- то кощунственная связь

С нечистым доводила до удушья.

Он проклинал столицу торжества,

Столицу муз, столицу всех талантов,

Судьбу карикатурного родства

С семьёй от бога данных музыкантов.

Порою представлял себя Христом,

Но хохотал от этого сравненья.

- Я раб, я червь, я дьявол под крестом –

Вдруг словно обожгло его прозренье.

Я – дьявол. Или дьявольский слуга!…

И впрямь, а не продать ли чёрту душу

За славы золочёные рога?

Но Бог!.. Но Бог, как с ним союз нарушу?

А сколько стоит мне святой союз?

- Три крейцера, - ответило прозренье.

И, словно струны скрипки, святость уз

С Самим он разорвал без сожаленья.

И вот, войдя в сырую конуру,

Вскричал он: «Дьявол, слышишь меня, дьявол?

Я в этот миг, как жалкий червь умру.

Но что в том пользы? Слышишь меня, дьявол?»

Трагическая вскрикнула струна.

А по лицу опять прошлась улыбка…

И содрогнулась серая стена,

Когда расшиблась маленькая скрипка,

Что Паганини отшвырнул ногой

В отчаянье, беспомощности, злобе.

О, сколько раз мечтал он о другой –

С немыслимою музыкой в утробе …

И скрипке вторя, как осипший грач,

Вновь вскрикнул потрясённый Паганини:

«Да где ж ты, дьявол? Покупай мой плач …

Недорого возьму, я твой отныне!»

И в тот же миг, как будто из стены,

Навстречу Паганини вышел «стряпчий».

И вежливо спросил: «Удивлены? -

Без шерсти, без рогов, но настоящий»…

Да, дьявол я, не сомневайтесь, век

Сейчас таков, что не простит погрешность

В одежде … Не поверит человек,

Когда у вас сомнительная внешность,

Козлиные манеры и рога.

Изысканность ценнее для контакта.

Короче, я – покорнейший слуга.

И всё при мне для подписи контракта.

Не бойтесь, крови я не попрошу.

Ушли такие вензеля в былое,

Я кровь теперь и сам не выношу,

Как вид креста и запах аналоя.

Но ближе к делу, смертная душа,

Вот слава, вот любовь, а вот и злато.

Подумайте, что взять, но не спеша.

Не забывайте – велика расплата!

- Дай злата мне! Мой чёрт, мой сатана!

Ну, что ты мучишь? Дай скорее злата!..

Раздвинулась со скрипами стена

И засияла золотом палата.

Исчезла в преисподней конура,

Вокруг блестели звонкие монеты.

- Не торопитесь! Это – мишура! -

Промолвил дьявол, золотой от света.

- Подумайте получше, музыкант!

Ведь вам нужны любовь людей и слава.

У вас редчайший, дьявольский талант!

А золото – пустячная забава!

- О, дьявол, что ты тянешь из меня,

На кулаки наматывая, душу,

Своим проклятым золотом звеня!

Давай контракт, я подпишу, не струшу.

- Вы так нетерпеливы, милый друг!

А в наше время ценится терпенье.

Вам денег захотелось. Ну, а вдруг

Вы Богу отдадите вдохновенье?

- Да что лукавить, знай же, сатана,

Я продаюсь, то ведает Всевышний,

И, значит, грех на мне, на мне вина,

И в божьем царстве я отныне лишний.

Ты понимаешь, чёрт, я не шучу,

И отвергаю вечное блаженство.

А славу я за деньги получу…

- За деньги! Только не за совершенство  

Искусства, не за виртуозность рук,

Не за огонь бушующего ража,

Не за слиянье радостей и мук …

О, нет, к чему мне жалкая продажа

Того, кого приобрести хочу

Ценой высокой в этом смертном мире.

Я покупатель. Я тебе плачу,

Но только лишь за поклоненье лире.

А что металл, который часто ал!

Все смертные к нему неравнодушны.

Возьми любовь – вот высший идеал

Оплаты душ прекрасных и послушных …

 - Да чёрт ты иль не чёрт? Зачем тебе   

Сейчас моё, лукавый, послушанье?

Оставь любовь презренную себе,

А мне милей сокровищ созерцанье.

За них куплю и славу и любовь …

- Не всякую, особенно такую,

Что и во мне б испепелила кровь,

Ту, о которой вечно я тоскую …

- Ты дьявол, и тоскуешь о любви?!

Да что такой пустяк для чёрта стоит?  

Признаньем этим мир не удиви,

Тебе любая сердце приоткроет –

Лишь только дай в достатке злата ей,

Лишь только вылей чашу сладкой лести,

И лучшею красавицей владей!

Известна мне цена любви и чести.

- Вы, сударь, заблуждаетесь, поверьте,

Я всё могу, но только не любить.

Любить, увы, совсем не могут черти …

- Но могут самых стойких искусить.

- Согласен, но соблазн такого рода  

Без настоящей трепетной любви –

Не лучше, чем бесцельная свобода…

Так выбери товар и назови!

Блестя глазами, слушал Паганини,

И вдруг подумал: дьявол в чём-то прав.

Что толку в драгоценной мешанине,

Когда, как раб, святых лишён ты прав!

Не можешь быть свободным от служенья –

Ни Богу и ни Чёрту самому.

Для них сжигает сердце вдохновенье,

Не подчиняясь трезвому уму.

Но тот огонь – великое блаженство!

Его ни с чем, пожалуй, не сравнить.

А что же ждёт за гранью совершенства?

Куда приводит дьявольская нить,

Нас выводя из сна и заблужденья?

Когда горя и мучаясь в аду,

Ты жаждешь, как безумный, продолженья

Всех этих мук, в сознанье, как в бреду…

Волною дрожь прошлась по Паганини,

Когда вдруг дьявол приоткрыл футляр.

-Амати? Нет, Гварнери? Гваданини!

Нет? И не он?… Какой бесценный дар

У мастера, родившего такое!

О, чудо! Совершенство всех чудес –

Дитя любви, безумства и покоя,

Творенье ада или же небес!  

- Бессилен и маэстро Страдивариус

Создать такой тончайший инструмент, -

Сказал Николо старичок «нотариус»,

Почувствовав решительный момент.

Он приготовил перья и чернила

Чтоб подписать кощунственный контракт,

Но Паганини не до сделки было.

Он вёл смычком дыханью жизни в такт.

Потом смешал все мыслимые звуки

В такой импровизации, что «клерк»

Вдруг загрустил, и, опуская руки,

В одно мгновенье дивное померк.

В движеньях нервных, лёгких Паганини

Был с молниями чем-то схож смычок.

И понял дьявол, на земле отныне

Нет музыканта выше. Но молчок!

Ведь даже наша дьявольская школа

Ничто в сравненье с классом скрипача,

Ничто в сравненье с гением Николо,

С такою бездной звуков у плеча,

Что будто бы из грешницы нагой,

С покатыми, прекрасными плечами,

Он исторгал – недавнишний изгой,

Измученный бессонными ночами,

И страшными разломами души,

Завистник и мечтатель лицемерный …

О, смертный, кубок жизни осуши! –

Но и тогда, как почитатель верный,

Ты спросишь: «Бог, а где же мой кумир?»

Изнемогая от духовной жажды,

И покидая музыкальный мир,

Поймёшь, такого не бывает дважды.

Так думал чёрт, когда играл Николо.

Но слово – слово. Дьявольская честь

Подчинена законам протокола…

Так что пора и за контракт присесть.

- Ну, как? - спросил, закончив, Паганини.

- Чертовски! - лицемерил Сатана.  

- Но вы грустны? Вы будто бы в кручине?

Не выпить ли нам красного вина?

- О, пустяки, ничтожная забава!  

Бери и пей весёлое вино.

Но во сто крат хмельней успех и слава,

Что ждут тебя, мой подданный, давно.

- Ты, дьявол, прав. На вечные мученья

Я за блаженство душу отдаю.

О, музыка! Царица обреченья!

Перед тобой, как жалкий раб, стою.

О, музыка, слиянье птичьих трелей,

Раскаты грома и крушенье скал,

Извечный зов взволнованных апрелей…

И осени цветистый карнавал!

О, музыка – вселенная в движенье,

Обломки искорёженных планет…

Добро и зло, как гены в поколении,

Которого ещё пока что нет…

… Глаза закрыл и вздрогнул музыкант.

Он поражён был собственным талантом.

И, засияв, как яркий бриллиант,

Решил скорее кончить с «коммерсантом».

- Нотариус, готов ли наш контракт?

Давай перо, чернила, чёрт с тобою!

Лишь ночь одна запомнит этот акт,

Как торговал я собственной судьбою…

Я подписал. Теперь владеешь ты

Моей душой, как верною рабою.

Скажи ж, когда дойду я до Черты,

Где распрощаюсь с высью голубою?

- Ты сожалеешь, грешный музыкант,

О том, что сам отверг блаженства рая?

Проторговал мне душу и талант,

Судьбой своей, как скрипкою играя?

Но завтра я устрою все дела.

Ты явишься к наследнику престола...

Тебя судьба с удачею свела,

Так торжествуй и радуйся, Николо!

Ты победишь в турнире скрипачей.

И в том поможет дьявольская скрипка…

Но после сладких дьявольских речей

Лицо Николо передёрнула улыбка

Насмешливого, желчного лжеца,

Добившегося золота и славы,

Но знавшего весь драматизм конца

И беспощадность выпитой отравы.

              3.

Как ликовал, как бесновался зал,

В экстазе аплодируя и плача,

Когда концерт Николо завершал …

Звездой всходила каждая удача.

В него, полуосипшего «грача»,

Героя незакончившейся драмы,

Рассудочность теряя, сгоряча

Влюблялись восхитительные дамы!

Одна из них, забыв про долг и честь,

Готовая на весь позор развода,

Пришла к нему. Но мелочная месть

Вдруг овладела мыслями урода.

Припомнился последний кабачок.

Студент. Монеты. Старенькая скрипка ….

По сердцу дёрнул дьявольский смычок.

Язвительная вторила улыбка.

Он посмотрел с насмешкой палача

На пылкое, беспомощное чудо,

Как на творенье светлого луча,

И снова улыбнулся, как Иуда.

Ты – музыка, но грош тебе цена, –

Подумал в помраченье Паганини.

Ты – кубок драгоценного вина,

Доставшегося хаму и скотине.

Но я теперь не бедный музыкант.

Мне допивать подонки не престало.

И ей не сверхъестественный талант,

А денег, славы жалит сердце жало!

Какая упоительная страсть –

Ценой любви взять верх над совершенством,

Над гением, богатством и блаженством,

Делить со мною дьявольскую власть …

И у Европы, света на виду

Не рядом быть, а выше, выше, выше!..

Ну, нет! Мерси! Мне мучиться в аду,

Что близко и порою в душу дышит,

А ей сиять в блистательных дворцах

И зависть воспалять у светской знати,

В божественных и дьявольских сердцах…

Нет. Мне такое торжество некстати.

Но кстати случай выполнить обет,

Давнишнее студенту обещанье:

- Сударыня, вот несколько монет,

Три крейцера, мне занял их студент –

    Ваш муж, простите, ради бога, до свидания!

- Какой студент? Что это значит? Как …?

Маэстро, не губите, пощадите!

Я вас люблю! То видит Бог. И так,

Что меркнет солнце яркое в зените,

Когда я с ним сопоставляю вас.

Вы светоч мой, вы – вера и надежда!

Николо скрипку взял и грустный вальс

Сыграл, как дилетант или невежда…

Скрипя, где нужно было тонко петь,

Хрипя, где нужно было тихо плакать:

Как будто бы смычком хотел стереть

Всё чистое и грязное наляпать…

- Вы дьявол! Вы жестокий человек!

Но я не заслужила униженья!

- Сударыня, таков уж этот век,

Не всё ж блаженствовать до головокруженья!

Он был несчастен, жалок и смешон,

Во всём и вся людей подозревавший,

Обидевший друзей, презревший жён,

И столько им всем вместе даровавший!

Когда пришёл его последний час,

«Нотариуса» он позвал из Ада.

И прохрипел: «Рад видеть, сударь, вас,

Ну, как, по вкусу вам моя шарада? -

Искусство и неверие. Любовь

И ненависть. Безумство и прозренье…

Готов я, дьявол, но и ты готовь

Измученной душе ещё мученья!

- Тут, видишь ли, заминка, музыкант.

Пока ты жил, потёрлась Судеб Книга,

Исчез автограф, а расцвёл талант…

Простор душе – прорвавшейся из ига!

Таков уж он – коварный конкурент, -

На небо указав, промямлил дьявол. -

Случилось так, что я лишь ваш клиент,

Который в вас влюбился и прославил.

Да, я вам дал бесценный инструмент,

Но вы искусство взяли не у ада,

А у Него… И каждый ваш концерт –

Гармония единства и разлада

Всего, что во вселенной ныне есть,

Всего, что в ней ещё когда-то будет.

Добро и зло, достоинство и честь

Искусство ваше будит и разбудит.

Прощайте же, великая душа!

Прощай моё и Высшего творенье!

Живи всегда, волнуясь и дыша,

Как вечный ад, как рай, как озаренье!

Наутро Паганини нашли мёртвым. На лице его была прекрасная, дьявольски живая и в то же время божественная улыбка.

                                                                                                                 1983 г.

Крейцер – мелкая монета. Прим. авт.

          Виктор Николаевич РУБЦОВ

          По профессии журналист, работает спецкором областной газеты «Самарские известия» по востоку Самарской области. Живёт в городе Отрадном. Пишет стихи, тексты песен, повести и рассказы, которые публиковались в журналах «Молодая гвардия», «Простор», «Кодры», альманахе «Поэзия» и в других центральных и республиканских изданиях. Он автор книг стихов «Эхо тишины» и «В день чёрной звезды», книги переводов «Надежда». Литературные критики 1980-ых годов отзывались о нём, как о поэте новой волны, на грани риска пробивающей свой собственный путь сквозь преграды так называемого соцреализма. "Главный мотив творчества В.Рубцова – любовь к Родине и человеку – основан на лучших традициях русской литературы, ставящей во главу угла гуманизм и гражданственность, воплощённые в подлинно художественных формах, отвергающих любую фальшь и косноязычие".