Глава 1. Начало войны

Эту удивительную историю, мне рассказала бабушка, на долю которой выпало пройти всю войну и пережить это страшное время. Войну она встретила пятнадцатилетней девочкой, но привычный жизненный уклад, резко сменившийся голодом, трудной работой на оборонном предприятии и подхваченным тифом в придачу с острой формой цинги, быстро превратил ее в потрепанную морщинистую старуху с огрубевшими руками и хриплым голосом. Ее утро начиналось ровно в пять часов. Размыкая свои потускневшие глаза и поднимая уставшее тело, она брела на работу и, встав у своего полуизношенного и изрядно потрепанного станка, принималась штамповать заготовки гильз, а на конвейере прокалывать в них отверстия. От усталости или, может быть, из-за отсутствия опыта при каждом ударе по металлу отскакивали и со свистом летели ей в лицо острые осколки, отчего бабушка постоянно ходила в ссадинах и царапинах, но, несмотря на все это, она была, дышала, существовала в этом мире. В ее слабом теле все же билось сердце, которое верило в лучшее и, может быть, благодаря этому она продолжала жить.

На протяжении всей войны ее, как щепку, в бескрайнем море кидало из стороны в сторону, забрасывало то в незнакомые места, то к чужим людям, а иной раз она оставалась абсолютно одна. В морозные дни ей приходилось убегать от опасности босиком по снегу, в голодные времена есть землю, чтобы выжить, прятаться в лесах, как дикому зверю, а в дни отчаяний она выла по-волчьи. Судьба как будто испытывала ее на прочность, желая сломить, но она не прогнулась. Подняв свои исхудавшие плечи, несмотря ни на что, она продолжала идти вперед и верила в лучшее…

После внезапно обрушившейся бомбежки, в маленьком Н-ском городке не осталось ничего, кроме огромных зияющих дыр. Дома, заводы, школы, больничные пункты, – все здания смяло, словно карточные домики, и все то, чем дышали и жили люди, ушло под землю. Территорию мгновенно оккупировали фашистские захватчики, которые, как голодные звери, налетели на пытающихся бежать людей, среди которых оказалась моя бабушка. Скрутив обессиленных стариков, женщин и детей, фашисты поспешно затолкали их в грузовые машины и повезли куда-то далеко. Потом людей пересадили в вагоны, увозя в неизвестном направлении все дальше и дальше...

Глава 2. Прибытие в Освенцим

Грязные, голодные и уставшие люди добирались до места несколько недель. Чтобы довести до пункта назначения рабочую силу живой, немецкие солдаты подкармливали людей, бросая объедки со своего стола, выливая им под ноги жидкие помои, из которых женщины трясущимися руками вылавливали размякшие от воды корки хлеба и листья заварки, для того, чтобы утолить голод своих детей. Отбросов для пропитания было мало, и несколько пожилых людей то ли от голода, то ли от болезни умерло в дороге. Их тела прямо с поезда были бесчеловечно сброшены немецкими конвоирами.

Бабушка вместе со всеми сидела на ледяном полу и, обхватив себя руками, наблюдала за похожим на оборванца чумазым мальчиком, который развлекал себя тем, что ловил резво прыгающих вшей на своем теле и от души щелкал их ногтями…

Во всей этой сырой, затхлой, пропахшей страхом и чужим потом обстановке временами неожиданно раздавалась слабая мелодия скрипки, звуки которой на мгновение возвращали к мыслям о жизни и вселяли надежду. На время выпадая из суровой реальности, бабушка закрывала глаза и слушала разбавляющую мертвую тишину мелодию. И ей казалось, что жизнь не была такой уж ужасной. Она мысленно переносилась в зал музыкальной филармонии с мягкими резными стульями из бархатной ткани, с освещенной сценой, где бабушка была единственным слушателем, где она сидела в зале в красивом красном платье, теребя жемчужные бусы на  шее, а одинокий скрипач продолжал играть для нее, для нее одной, свою дивную и прекрасную музыку, которая проникала в сердце и теплым светом отражалась в глазах… И во всю эту невероятно красивую сказку можно было поверить, если бы не та реальность, которая возвращала к нынешней жизни и пожирала своей бездонной пастью все хорошее что происходило в ее душе…

Как выяснилось позже, точкой прибытия оказался концлагерь «Аушвиц-Биркенау» или Освенцим, на воротах которой висела надпись «Arbeit Macht Frei», что означала «Труд освобождает». На тот момент в одноэтажных деревянных бараках уже томились сотни тысяч русских, евреев, цыган и множество узников других национальностей.

- Вы знаете, что происходит? Мы приехали на свою смерть, – глядя в окно, с тревогой в голосе произнес появившийся рядом с бабушкой чудаковатый на вид пожилой мужчина, крепко сжимающий старенькую скрипку под мышкой. Казалось, что никто не услышал его слов, измученные люди обреченно сидели на холодных железных полах, прижимая к себе детей, узелки с вещами и испытывали дикий страх. Бабушка смотрела на незнакомца и не понимала, почему в такие тяжелые дни, когда жизни людей висят на волоске, ценность для этого человека представляет эта старенькая скрипка?

А между тем, поезд медленно сбавлял ход, а потом и вовсе остановился. Людей стали бесцеремонно выталкивать на улицу. Озираясь по сторонам и больно ступая на отекшие ноги, колонна людей покорно брела вперед, волоча за собой своих поникших детей…

А дальше были холодные бараки, наказания, работа, смерти, кровь, и боль, много боли. Большинство людей, привезенных в Освенцим, были убиты в этот же день. Поезд на полном ходу шел почти до самых газовых камер. Открыв двери вагона, немецкие солдаты принялись, рьяно ругаясь на своем наречии, бесцеремонно выталкивать оттуда людей, наставляя на них оружие. Людей заставили выстроиться перед охранниками-зондеркомандирами, которые принялись отбирать «более-менее живых» людей для работы, а чахлых отправлять на смерть. Сокрушенно, по одному, люди подходили к немецкому командиру, рядом с которым стояла высокая и строгая надзирательница Освенцима. Командир говорил на ломаном русском, задавал вопросы, бросал беглый взгляд на узника, и в эту же секунду решал его судьбу. Бабушка тоже стояла в этой бесконечной очереди, и, казалось, не чувствовала ног. Согревая ладони своим дыханием, она переминалась с ноги на ногу и терпеливо ждала своей участи. Очередь медленно продвигалась вперед, люди делились на два лагеря. Перед бабушкой, прижимая к себе двух маленьких детей, стояла молодая женщина, которая дрожащим голосом отвечала на вопросы зондеркомандира и больше всего на свете боялась за жизни своих детей. Диалог, который состоялся между немецким командиром и молодой матерью в тот злосчастный день, бабушка запомнила на всю свою жизнь…

Глава 3. Распределение узников

- Имя, фамилия? – Спросил командир.

- Весна Ванн, – ответила женщина.

- Весна? Какой нации, сколько лет? – продолжал допрос немец.

- Украинка, двадцать пять лет, – сказала женщина.

- Твои дети? Сколько лет детям? – сухо спросил немец.

- Мои, четыре и семь, – робко произнесла женщина.

- Дети слишком малы для работы, от них не будет толка, дети направо, а ты налево, - твердо произнес командир и принялся что-то записывать.

- Нет, пожалуйста, нет! Я не расстанусь с детьми! – крикнула отчаявшаяся женщина, крепко прижимая к себе малышей. Отложив ручку, немец медленно поднялся со своего места и, взглянув на женщину, произнес:

- Хорошо, в таком случае, пойду навстречу молодой матери и сделаю исключение: одного ребенка оставляем, второго уничтожаем, только так, выбор за тобой.

Обезумев от услышанного, Весна вдруг резко замолчала, бабушка стояла позади нее и заметила, как женщина слегка покачнулась, а потом ее плечи задрожали, и она зарыдала. Вслед за ней заплакали ее дети, которые, почуяв приближение опасности и дикий страх, теснее прижимались к маме в надежде, что она сможет защитить их.

- У меня мало времени, если не сделаешь выбор, его сделают за тебя! – прикрикнул немец, усаживаясь за стол и в ожидании ответа глядя на Весну. 

Но молодая мать не могла успокоиться, она была единым целым со своими детьми, дети были ее миром, она дышала ими, и мысль о том, чтобы отправить одного из них на смерть, казалась ей невозможной. Через мгновение, по знаку командира к Весне подошел солдат и выхватил из ее рук прижимающуюся к ней малышку. Закричав от нахлынувшего отчаяния, женщина рванулась к своему ребенку, но ее грубо оттолкнули в сторону и вместе со старшей дочкой поволокли в неизвестном направлении. В сознании несчастной матери еще долго звучали крики ее маленькой девочки, которая по воле случая оказалась обреченной на смерть…

Ощутив чужую боль, бабушка, почувствовала, как сильно защемило в груди, и с ужасом наблюдая за происходящим, стояла молча, со всей силы сжимая руки в кулаки и веря, что однажды, мы отомстим немцам за все: за Весну, за ее маленькую дочь, за разрушенный город и за все искалеченные судьбы …

- Назовись, имя фамилия? – спросил немецкий негодяй, когда подошла очередь бабушки.

Находясь под впечатлением от произошедшего, бабушка еще долго не могла прийти в себя и никак не могла заставить онемевший язык говорить.

- Ты язык проглотила, бабка? – недовольно рявкнул фриц.

Бабушка встрепенулась и взяв себя в руки произнесла:

- Надежда Листьева.

- Сколько тебе лет? – продолжал спрашивать немец.

- Пятнадцать, – ответила бабушка.

Во время допроса фриц делал записи в своем журнале, но, когда бабушка назвала свой возраст, он вдруг прервался и, взглянув на нее, резко расхохотался.

- Пятнадцать? Ты слышала? Старухе пятнадцать лет! – продолжая хохотать, сказал он, обращаясь к надзирательнице, которая стояла рядом и следила за порядком.

- Пятнадцать или пятьдесят? И не вздумай врать! - грозно прикрикнула надзирательница, обращаясь к бабушке.

Растерявшись и перепугавшись, бабушка пролепетала:

- Мне, правда, пятнадцать, просто я выгляжу старше. Это спасло ей жизнь.

Потому что большинство тех, кто был младше, распределяли в газовые камеры, а бабушку определили на работу на стройку.

Глава 4. Знакомство с Бао

Узников побрили наголо, вытатуировали на руках номера и раздали специальную одежду. Работали пленные с шести утра до позднего вечера. На работе запрещалось есть, шуметь, громко разговаривать, падать и спотыкаться. За любым непослушанием следовало мгновенное наказание. Кормили плохо, голодные узники съедали все до последней крошки и вылизывали за собой тарелки. Люди почтенного возраста, не выдержав тяжелой нагрузки, погибали сразу. Мыться не разрешали. Так каждый пленный заболевал целым букетом заболеваний, но, несмотря на трудности, продолжал нести свой крест, иначе – мучительная смерть. Расстрел считался смертью легкой и быстрой, об этом мечтали многие, но немцы не хотели тратить патроны на провинившихся и поэтому придумывали для них мучительные и унизительные испытания и, в конце концов, добивали палками или закидывали камнями.

Темными ночами лагерь был ярко освещен, повсюду раздавался лай немецких овчарок. После работы узники, гремя ложками и тарелками, жадно принимались за еду, потом расходились по баракам для того, чтобы дожить остаток своего дня. Единственным развлечением в этих грязных стенах была мелодия, мелодия скрипки, которую время от времени наигрывал тот одинокий скрипач, тем самым пытаясь разогнать в людских сердцах тоску и печаль. И бабушка снова закрывала глаза, и уносилась в большой музыкальный зал, где она была в красивом красном платье и, нежно теребя свои бусы на шее, слушала удивительную мелодию, которая ласкала слух и придавала сил…

В лагере бабушка познакомилась с Верой. Вера была молодой женщиной, у которой был маленький сын, каким-то чудом избежавший распределения в газовую камеру. Мальчик повсюду ходил рядом и помогал своей маме работать. Вера всячески покровительствовала бабушке и старалась поддерживать ее. Позже Вера заболела и не появлялась на работе, от людей бабушка узнала, что Вера перестала приносить пользу и считалась немощной, поэтому ее вместе с малышом сожгли в крематории…

В память о Вере бабушка острием камушка нацарапала на стене надпись: «Верочка Волкова и ее сын Николушка уничтожены в сентябре 1941 года в стенах лагеря Освенцим»…

Ближе к зиме у бабушки не осталось сил, она была больна и истощена. Узники продолжали работать на немцев и выполнять их приказы. Вскоре выпал первый снег, и все шло по привычному кругу, а вокруг лежали мертвые или еле живые люди, и отовсюду раздавались удары плетью и громкая немецкая брань…

- Поднимайся, бабуль, или пропадешь, – вдруг произнес неожиданно раздавшийся голос, и рядом появился мужчина средних лет, который помог бабушке подняться и донести до нужного места тяжелое бревно, которое она пыталась взвалить на плечо. Так произошло их знакомство. Мужчина, который помог бабушке, оказался военным врачом, всячески скрывавшим свое еврейское происхождение. Оттого он никому не называл своего настоящего имени и просил называть себя кличкой своего погибшего пса –  Бао. Оставшееся время бабушка и Бао проработали совместно, помогая друг другу. Бабушка рассказала Бао о себе. Узнав о том, что бабушка на самом деле ребенок в шкуре старика, Бао ласково прозвал ее маленькой бабулей…

Глава 5. Карп Платонович. Появление Весны

Однажды, бабушка все-таки нашла в себе смелость и подошла познакомиться к скрипачу, так хорошо игравшему мелодии. Чудаковатый на вид мужчина с лохматыми вихрами и густыми усами оказался преподавателем музыкальной школы. Его звали Карпом Платоновичем. Родом он был из крупного и процветающего города Витебска. Война застала его в стенах школы, когда теплым июльским днем голубое небо начали бороздить немецкие самолеты и сбрасывать на город черные бомбы. Местная власть пыталась эвакуировать людей, первыми рейсами из города вывозили детей, женщин и стариков.  Когда немцы начали оккупировать границы города и подбираться ближе, люди и подоспевшие советские солдаты стали держать оборону. Так Карп Платонович закопал для надежности свою скрипку, и впервые в своей жизни взяв в руки ружье, стал убивать. Из-за нарастающей немецкой силы советским солдатам был дан приказ отступать. По стечению обстоятельств некоторые солдаты и простые гражданские люди были взяты в плен, среди которых оказался Карп Платонович. Во время перестрелки патроны в его автомате закончились, обойма опустела, и Карп Платонович, выкопав зарытую скрипку, бережно припрятал инструмент за пазухой. В этот день он решил, что если ему придется умереть, то он как истинный музыкант примет смерть вместе со своим инструментом. Одна из вражеских пуль чуть было мгновенно не лишила музыканта жизни, но в эти секунды произошло настоящее чудо: пуля, летевшая на него, коснувшись корпуса скрипки, по счастливой случайности со свистом отрикошетила обратно, оставив на корпусе лишь глубокую борозду. С тех пор, Карп Платонович стал считать скрипку своим талисманом и всюду начал носить ее с собой. Но, несмотря на удачу, музыкант все же был взят в плен и, как и другие его земляки, доставлен в Освенцим…

Как-то трудясь на стройке, бабушка заметила лежащий на земле старый прохудившийся бушлат, а рядом с бушлатом сидела грязная и опухшая от голода девочка и плакала. Подойдя ближе, бабушка не поверила своим глазам – перед ней лежала свернувшаяся калачиком тонкая женская фигура, на голове женщины был дырявый платок, ее ноги были босыми и ободранными. Руки женщины были синими, как и ее пальцы. Бабушка пыталась успокоить плачущую рядом девочку, и спросила, кем ей приходится эта женщина и как ее зовут, но девочка ничего не ответила и продолжала плакать. Тогда бабушка бережно развернула к себе лицо женщины и ахнула от удивления, когда узнала в ней Весну…

Бабушка вместе с Бао и Карпом Платоновичем припрятали женщину и ее дочь в укромное место и сумели выходить. Обмороженные пальцы женщины вновь ожили и начали двигаться снова лишь благодаря Карпу Платоновичу – музыкант тайно водил Весну в подвал барака, в котором стояло хоть и расстроенное, но сохранившее безупречную механику клавиш старое пианино. Подражая Карпу Платоновичу, женщина постукивала по клавишам и слышала звучание нот. Даже научилась наигрывать несложные композиции, и вскоре к ее пальцам вернулась былая подвижность. Но даже после того, как к ней вернулась жизнь, Весна не хотела жить, целыми днями она лежала, глядя в одну точку и отказывалась от еды, несмотря на ее повеселевшую дочь, которая немного окрепнув, беззаботно играла рядом с матерью, будто позабыв о том, где она находится.

- Весна, у тебя осталась дочь, ради которой ты должна жить. Я обещаю тебе, что придет время, и мы отомстим им за все, а пока, нужно быть сильной, – говорила женщине бабушка, поглаживая ее по волосам и принося корку засохшего хлеба и миску остывшей похлебки, которая каждый раз оставалась нетронутой…

Глава 6. Спасение раненого мальчика

Возле Карпа Платоновича постоянно находились подростки, которые так же, как и бабушка садились рядом и наслаждались мелодией, которая была способна исцелить их раненные сердца и смягчить душевные раны. Теперь это стало их маленькой традицией: бабушка, Бао, Карп Платонович и дети после работы, собирались в кружок и при тусклом свете куска сворованной со склада свечи беседовали и с упоением слушали мелодию скрипки, которую играл для них Карп Платонович. Услышав мелодию скрипки, из своего тайного укрытия однажды к ним вышла Весна, которая, крепко прижимая к себе дочь, молча села рядом. Вероятно, в ее душе уже прорастал росток надежды, который в скором времени должен был дать свои плоды. К счастью, немецкие солдаты почти не заходили в барак, опасаясь подцепить какую-нибудь болезнь или вшей. Глядя на то, как в холодных мрачных стенах барака мерцает теплый огонек и раздается мелодия скрипки, многие узники воспряли духом, и решили, что раз есть на свете такие прекрасные вещи как музыка, то непременно, во что бы то ни стало стоит жить дальше, и верить в лучше… А Карп Платонович продолжал исполнять смелые и торжественные мелодии, для того чтобы залечивать искорёженные души людей и заставить их поднять головы…

Однажды, мужчины принесли в барак истекающего кровью мальчика. Положив ребенка на пол, все вокруг заметались и стали звать военного врача Бао. Бабушка отыскала Бао и привела к ребенку. Узники рассказали, что один из молодых немецких солдат тренировался в стрельбе и случайно попал в пробегающего мимо мальчишку. Осмотрев мальчика, Бао заявил, что жизненно важные органы не задеты, нужно лишь вытащить пулю, но ни условий, ни инструментов, конечно же, не было. Тогда бабушка, Карп Платонович и еще несколько человек, на свой страх и риск организовали набег на склад и, прихватив оттуда тряпки, щипцы, нож, леску, иголку, бутыль спирта и порох со спичками, вернулись обратно. Этих предметов хватило, чтобы извлечь пулю и спасти ребенку жизнь, теперь оставалось только ждать. Но мальчик еще долгое время находился в бессознательном состоянии и не реагировал на голоса и прикосновения. Тогда Карп Платонович садился рядом с мальчиком и принимался играть на своей скрипке, он наигрывал колыбельную мелодию, ту известную мелодию, которую многим пели мамы в детстве, бережно укачивая в колыбели. Спустя несколько дней, мальчик наконец-то пришел в себя и открыл глаза. Первое, о чем он поведал, был его необыкновенный сон: мальчик рассказал, как он сидел в темной комнате, которая постепенно заполнялась черной густой водой, ледяная вода хлынула со всех углов, и стала быстро подниматься вверх. Напуганный мальчик сидел неподвижно и не мог сдвинуться с места, но когда вода добралась до уровня его лица и собралась поглотить его полностью, он услышал мамино пение. Мама пела ему ту колыбельную песню, от которой он засыпал каждую ночь. Пение сопровождалось мелодией на скрипке, звучание которой, гармонично смешивалось с мягким голосом матери, вселяя в душу мальчика теплоту и спокойствие. Вскоре дверь в комнате широко распахнулась и ее наполнил мягкий золотистый свет, черная вода исчезла так же неожиданно, как и появилась, а голос мамы смешиваясь с мелодией скрипки, продолжал звучать и будто звал за собой, звал за собой туда где был лучистый свет и теплая жизнь.

-Тогда я поднялся с места и пошел на голос мамы и мелодию скрипки, свет становился все ярче и ярче, звуки музыки тоже нарастали до тех самых пор, пока я не открыл глаза, – поделился мальчик своим необычным видением. После этого случая все вокруг поняли, как чудодейственна музыка, и Карп Платонович со своей скрипкой с тех пор стали дороги каждому узнику. Рыжеволосый, поцелованный солнцем мальчик оказался русским Ванечкой. Ване было тринадцать, но один добрый человек, по прибытию в Освенцим, который стоял позади в зоне распределения, шепнул ему: сколько лет бы тебе ни было, говори пятнадцать. Ванечка послушался совета, и этим спас свою жизнь.

- Где твои родители Ванюша? – спрашивала Весна, поглаживая золотистые локоны мальчика.

- Мой отец ушел воевать на фронт, а мать после этого должна была разрешиться дитем, но она заболела и умерла. Какое-то время я жил один, а потом решил идти на фронт, отцу помогать, в лесу встретил партизан, они взяли меня к себе, но потом они собрались на важное задание, а мне сказали, что мне нельзя с ними, и отправили меня с сопровождающим солдатом в ближайшую деревню, но по дороге его убили немцы, а меня доставили в это место, – закончил рассказ Ваня.  Внимательно выслушав историю мальчика, все вокруг грустно закивали головами, сочувствуя утрате Ванечке. В этих стенах горе сближало людей, и у каждого из узников за спиной был свой багаж, в котором была своя печальная история.

- Твоя жизнь только начинается, и ты будешь в ней счастлив. Хочешь, я буду твоей мамой? – спросила Весна, утешая мальчика. В знак одобрения Ванечка кивнул головой, так состоялось усыновление. С этой минуты Весна так привязалась к мальчику, что стала звать его своим сыном, но он так и не назвал ее мамой, только тетя Весна. С тех пор Весна начала опекать Ванечку и старалась заботиться о нем. Благодаря профессионализму Бао и заботливому уходу мальчик оправился, и вскоре вместе со всеми, смог выходить на работу, пока не произошло одно событие.

Глава 7. Приказ для Бао

В то время, когда Бао как обычно вместе с другими узниками трудился на крыше почти достроенного здания, прогремел выстрел. Рабочие замерли и с опаской стали наблюдать за происходящим. Бао отложил инструменты и посмотрел вниз. Внизу его поджидали фигуры двух немецких солдат, которые о чем-то говорили и жестами приказывали ему спуститься. Бао насторожился, но послушно спустился вниз.

- Sind sie ein Arzt? – спросил один из них, что означало «ты врач?». До войны Бао довелось изучать немецкий, поэтому ему не составило особого труда понять, о чем идет речь.

Соглашаясь кивком головы, солдаты жестом приказали ему следовать за ними, и Бао покорно повиновался.

- Узнали, что со склада стащили инструменты, или о том, что я еврей, или что музыкант тайком водил Весну играть на пианино, а может о том, что украли кусок свечи, или же узнали, что собираемся вечерами и подозревают в заговоре? – крутились беспорядочно мысли в голове врача, и он уже заранее готовил ответ на каждый возможный вопрос.

Пройдя в строение, напоминавшее дом, которое немцы называли зоной отдыха, Бао оказался в просторной комнате, посреди которой за столом восседали, судя по рунам и эмблемам, украшавшим униформу, унтер-офицер, штабной ефрейтор, штурмбанфюрер, то есть майор, и еще несколько рядовых солдат. Окинув комнату взглядом, Бао увидел весьма нескромную обстановку: стены украшали шкуры убитых животных, воинские уставы и фронтовые фотографии немецких солдат, в углу примостился ажурный торшер на высокой ножке, полы были застелены плотными коврами, а в середине комнаты красовался деревянный стол на резных ножках, на котором высились кипы каких-то блокнотов и бумаг. Судя по всему, сидящие за столом были чем-то встревожены, они нервно покуривали махорку и то и дело теребили манжеты рукавов и постукивали пальцами по столу. Завидев появившегося узника, немцы, сидящие за столом, стихли и, обменявшись друг с другом взглядами, принялись, сощурив глаза, внимательно изучать внешний вид вошедшего врача. Вскоре самый важный и главный из них, судя по всему майор, стал говорить с Бао на своем языке, Бао твердо отвечал на его вопросы, и всячески пытался скрыть страх, который нарастающей волной овладевал его телом.

-Назовись, представься нам, – произнес фриц, медленно затягиваясь махоркой и пуская клубы седого дыма. Остальные его сослуживцы тем временем принялись внимательно следить за Бао, и казалось, пытались уловить каждое его слово.

- Бао Тарановски, – уверенно отчеканил Бао.

- Бао Тарановски? Какой ты национальности? – продолжил допрос майор.

- Я поляк с вьетнамскими корнями, – не моргнув глазом соврал Бао.

- Значит поляк? Ты врач? – продолжал майор.

- Я военный врач, – уверенно ответил Бао.

- Прекрасно, большой опыт? – поинтересовался фриц.

- Десять лет в специализированной больнице два года в госпитале, – сообщил Бао.

- Раненного мальчишку ты поставил на ноги? – хитро сощурившись, спросил майор.

Бао сразу понял, о ком шла речь, но решив, что ложь будет плохим спутником в этом деле, решил сказать правду.

- Я прооперировал его, – кротко признался Бао.

После услышанного майор о чем-то переговорил с сидящими за столом товарищами, которые, одобрительно кивая, продолжили пристальным взглядом изучать Бао. Затушив недокуренную махорку, майор медленно поднялся со стола и, подойдя к Бао на расстоянии вытянутой руки, произнес:

- За стеной этой комнаты умирает раненный человек, человек очень важный для нас, и ты должен сделать все, чтобы он выжил.

Слова немца заставили Бао растеряться, он явно не ожидал такого поворота событий и был ошеломлен услышанной новостью.

- Мне нужно осмотреть его и понять, можно ли что-нибудь сделать, а если и можно, то инструменты… - начал робко лепетать Бао, но майор твердо прервал его:

- Все необходимые инструменты предоставим, хоть самого черта привезем, если потребуется, только поставь его на ноги, это приказ, а в том случае, если он умрет, то умрешь и ты, вместе со своими дружками, –бесцеремонно схватив за грудки врача, процедил сквозь зубы немецкий майор.

Сердце в груди Бао забилось так сильно, что было готово выскочить из груди и разорваться от чувства дикого страха, которое переполняло его в этот момент. Бао понимал, что слова майора не шутка, и что теперь в его руках, жизни маленькой бабули, Карпа Платоновича, Весны, ее маленькой дочери, а, может быть, и того мальчика, который начал жить снова после проведенной им операции…

Глава 8. Выбор Бао

- Рядом с тобой будет стоять вооруженный конвой, так что даже не думай бежать, дернешься-прихлопнем как муху, если что-то понадобится, обратишься к товарищу Штефану Мюллеру, который будет следить за каждым твоим движением, - сказал фриц, указывая на подошедшего солдата.

- И помни, что права, но ошибку у тебя нет, паршивый докторишка, вот ты у меня где! – брызжа слюной и повысив тон, вдруг рассвирепел майор, ткнув в лицо Бао свой шероховатый кулак. Резким движением он схватил его за шкирку и поволок в соседнюю комнату. Вооруженный конвой двинулся следом…

Как только майор распахнул перед Бао двери, в нос ударил резкий запах крови вперемешку со спиртом. Комната была небольшой, оборудованной под больничное помещение, здесь стояли стеллажи с инструментами, стерилизаторы, баночки и склянки, наполненные жидкостями, на крючках висели белые халаты, в углу примостилась белоснежная раковина, в пузатый умывальник стекала вода и, вместе с приливающей волной крови в висках, гулким стуком раздавалась в стенах комнаты.

Штефан Мюллер помог Бао сменить обувь, надеть стерильный халат, чепчик, марлевую маску, вымыть руки и натянуть перчатки. Судя по переживаниям майора, тщательным приготовлениям и срочности, Бао понимал, что человек, которому ему предстоит спасти жизнь, действительно важен для немцев. Бао боялся предположить, насколько глубока рана, сколько крови потеряно, какого возраста пациент и есть ли шансы ему помочь, но, несмотря ни на секунду не покидавший его страх, который уже завладел душой и телом, он то и дело нашептывал себе леденящее: предатель, предатель! Бао понимал, что иного выхода у него нет: если он спасет жизнь неизвестного, то поможет врагам, если же случится обратное, то немцы убьют его друзей, которые не были виноваты в этой опасной игре и понятия не имели о том, что происходит в эту минуту в стенах этого здания…

Глава 9. Операция

Оказавшись в другой комнате, Бао увидел лежащего на обычном столе, застланном белыми простынями, пожилого мужчину. Он был бледен, худощав и дышал еле заметно, с прерывистым храпом. Судя по значкам на погонах разорванного мундира, Бао осознал, что перед ним не кто иной, как командир батальона, немецкий генерал. Он лежал в луже собственной крови, простыни под ним постепенно окрашивались в темно-бордовый цвет. Потяжелев от влаги, кровь, стала сочиться на пол. Раскрыв китель раненого командира трясущимися от волнения руками, Бао обомлел – живот генерала был вспорот, да так, что обнажились кишки, желудок и поджелудочная железа. Куски кожи, как лохмотья, свисали с боков, с ярко-красных внутренностей сочилась кровь. Требовалось немедленно выявить причину травмы и остановить кровотечение. Вероятнее всего брюшную полость генералу рассек осколок мины, и генерал каким-то чудом остался в живых. За спиной Бао услышал тяжелые шаги конвоиров, которые остановились неподалеку от него и, демонстративно сняв с предохранителя висевшие на плечах автоматы, навели дула прямо в его спину. Отогнав от себя плохие мысли, Бао изо всех сил пытался взять себя в руки, по спине то и дело стекала струйка пота, пот бежал со лба и, попадая в глаза, застилал зрение. Вытерев рукавом лицо, Бао закрыл глаза и, сделав глубокий вздох, твердо решил, что в эти секунды он будет спасать жизнь своего врага, действуя как врач, а не как противник. Не замечая нацеленных в спину автоматов и пристальных взглядов, Бао приступил к работе. Первым делом он вколол пациенту большую дозу анестезии мгновенного действия и, тщательно осмотрев пациента, провел пальпацию для определения локализации повреждений. Медленным движением погрузив руки в межкишечное пространство, Бао начал ощупывание кишок. Времени было мало, обстановка накалялась с каждой секундой, приходилось действовать вслепую и рассчитывать только на себя. Бао облегченно выдохнул, когда ему удалось обнаружить поврежденный участок сосуда, который и был очагом кровотечения. Когда Бао обнажил воспаленную область и слегка надавил на место, кровь фонтаном брызнула ему в лицо, испачкав белоснежный чепчик и халат. От увиденного зрелища конвой позади нервно заерзал, готовясь в любую минуту всадить пулю в спину врача.

- Что за фокусы Бао? – раздраженно спросил стоявший неподалеку Штефан Мюллер.

- Все под контролем, сейчас я остановлю кровотечение, – успокоил солдата Бао и продолжил работу. В эту минуту он принял решение провести перевязку сосудов и остановить кровотечение. Перед манипуляцией Бао попросил Штефана приготовить раствор кровезаменителей или же аналептиков, препаратов, оказывающих возбуждающее воздействие на сосудодвигательный и дыхательный центры мозга. Моментально среагировав, Штефан покинул комнату и спустя несколько минут вернулся с пачкой шприцов и прозрачным раствором в маленькой стеклянной баночке. Введя внутримышечную инъекцию, Бао удачно перевязал сосуды и, буквально расставив съехавшие органы на место, принялся зашивать брюшную полость. Все самое страшное оставалось позади, а впереди ждала неизвестность. Судя по ослабленному и уже немолодому организму, шансы на выживание генерала сводились к нулю.

После завершения операции Бао обработал швы и вколол инъекцию для укрепления ослабленного организма…

Глава 10. Жизнь в операционной

Внешний вид генерала совсем не радовал Бао. Больной выглядел мертвенно-бледным, и если бы не едва заметное дыхание, то его с легкостью можно было бы принять за покойника.

- Как все прошло? Он будет жить? - прогремел голос неожиданно вошедшего в помещение майора.

Операция длилась около трех часов. Уставший и забрызганный кровью Бао валился с ног… и был готов принять свою смерть.

- Я сделал все, что было в моих силах – остановил кровотечение и перевязал поврежденный сосуд. Внутренние органы не задеты, остается только ждать и поддерживать его состояние необходимыми препаратами, – пояснил он встревоженному майору, который тут же задал встречный вопрос:

- Какие препараты нужны? Говори!

- А ты записывай! – прикрикнул он стоящему рядом Штефану, который тут же достал из-за пазухи ручку с помятым листком и принялся ждать.

Бао продиктовал Штефану названия необходимых препаратов и получил дальнейшие указания.

- Останешься здесь и будешь ухаживать за больным до тех самых пор, пока он не встанет на ноги. Разместим тебя прямо в этой комнате, с этой минуты будешь дежурить возле его кровати и молиться чтобы он поправился, – распорядился майор, обращаясь к Бао, и вышел за дверь. Конвой остался стоять на месте. Сжав записку в кулак, Штефан вышел за майором для того чтобы доставить необходимые препараты…

Следующие сутки показались Бао мучительнее самой смерти. Без сна и отдыха он сидел возле кровати старого генерала, делал необходимые инъекции и ежесекундно следил за его состоянием. Немецкие солдаты через каждые два часа заходили в комнату и справлялись о его здоровье, но генерал так и не приходил в себя….

Между тем в бараке бабушка, Карп Платонович и Весна не находили себе места, и переосмыслив все возможные варианты, уже давно распрощались с Бао и перестали верить в то, что когда-нибудь увидят его живым.

Глава 11. Голодная, кровавая зима

Наступила злая колючая зима, которая была мучительной для узников: в бараках было холодно, при дыхании изо рта выделялся пар и некоторое время зависал в воздухе. Для слабых и больных нары оказались последним пристанищем – заснув однажды, многие не просыпались. Люди замерзали и умирали прямо во время работы, рабочая сила перестала выполнять свою норму. Для своих развлечений ожесточенные немцы по любому поводу срывали свою злость на рабочих. Забавляясь, они выстраивали узников по одной линии и принимались расстреливать каждого пятого, или седьмого. Каждый день узников Освенцима напоминал игру на выживание…

Из-за цинги у бабушки выпали почти все зубы, постоянно болел желудок, от недостатка кальция волосы лезли клочьями, пока не выпали совсем. Иногда, ночами ей снился один и тот же сон в котором она, превратившись в легкую бабочку и выпорхнув из барака, оказывалась на улице, и через высокое ограждение, перетянутое колючей проволокой, улетала подальше от этого страшного места, улетала туда, где царило теплое лето и не было войны… Своей ненасытной лапой война коснулась и прекрасного личика Весны: лицо молодой женщины избороздила сетка морщин, которая со временем становилась глубже, ее золотистые локоны потускнели, лицо побледнело и осунулось. Лишь глядя на Карпа Платоновича можно было сказать, что война над ним не властна. Музыкант в самые трудные для всех дни выглядел таким же, как и прежде.

Без помощи Бао, который раньше помогал бабушке на стройке, было тяжело. Голод мучил постоянно, приходилось есть старые газеты и землю. Однажды, перетаскивая на спине мешок, доверху набитый кирпичами она споткнулась и упала. Появившийся невесть откуда дозорный немец, брызжа слюной и выплескивая всю свою ярость принялся ногами избивать лежащую на земле бабушку, в эти мгновения она подумала, что пришел ее конец. Сжавшись в комочек и закрыв глаза, она перестала чувствовать боль, холод и страх. Все чувства разом притупились в ее теле, и она уже решила, что эти тяжелые немецкие сапоги, казавшиеся на тот момент каменными, в скором времени вытрясут душу из ее щуплого тела, и она освободится и будет свободной и такой же красивой, как раньше, до войны… Ее душа перенесется в зал какой-нибудь филармонии, где она будет сидеть в красивом красном платье и, теребя жемчужные бусы на шее, наслаждаться сладкой, как ароматы летних цветов, мелодией скрипки…

Глава 12. Освобождение

Когда бабушка открыла глаза и уже надеялась на то, что стала легким и беззаботным облачком, то обнаружила вокруг себя совсем другую реальность. Она лежала на угольном дворе среди груды трупов. Все тело ломило от боли, у нее не оставалось никаких сил, но желание не сдаваться, по-прежнему оставалось с ней. Она смогла выдавить из себя лишь слабое мычание и пошевелить кистью руки. Глядя сквозь ресницы, бабушка увидела, как к ней приблизился мужской силуэт. Неизвестный человек бережно поднял ее на руки и переложил на стоящие неподалеку бревна, потом накормил снегом. Когда она снова открыла глаза, то увидела перед собой русского солдата в красивой меховой шапке, на шапке была красная звезда. Он тепло улыбнулся и произнес:

- Как война-то тебя потрепала милое дитя, не бойся, теперь все будет по-другому.

Советский солдат показался бабушке невероятно большим и могучим, как скала. Он взял бабушку на руки, расстегнул свою шинель и как котенка положил ее за пазуху. Эти минуты были самыми счастливыми в ее жизни, прижавшись к своему спасителю она ощущала теплоту его тела вперемешку с терпковато-землистым ароматом махорки, и слушая биение его большого и доброго сердца плакала от счастья и тихо молилась о том, чтобы оно билось еще долгие-долгие годы…

Двадцать седьмого января тысяча девятьсот сорок пятого года года Красная армия освободила концлагерь Аушвиц-Биркенау, находившийся на территории оккупированной Польши. К сожалению, не все заключенные дождались этого счастливого дня, кто-то не дожил до освобождения сутки, кто-то несколько минут или часов. Истощенные и измученные седые старики, молодые мужчины, матери с грудными детьми, подростки не верили в освобождение, пока не разглядели красные звезды на формах солдат. Некоторые узники от души радовались освобождению, некоторые с трудом верили в счастливый конец, но были и те, которые чувствовали вину за то, что выжили, и горькую обиду за то, что не сумели защитить своих близких. Людей переполняли смешанные чувства, но никто из них даже не догадывался, что в одной из камер для заключенных, которая находилась неподалеку от угольной шахты, были заперты недееспособные узники. Это были отдавшие всю кровь ослабленные доноры-дети и старики. По воле судьбы оказался среди них и скрипач Карп Платонович, которого немцы в суматохе затолкали в камеру и приняли решение сжечь вместе с остальными.       Услышав восторженные крики освобожденных людей, узники примкнули к крошечному отверстию в стене камеры и узнали о прибытии спасителей. Не жалея сил, люди принялись отчаянно барабанить в тяжелые массивные двери и стали кричать, пытаясь обратить на себя внимание, но они не были услышаны. Порывы злого январского ветра уносили крики о помощи совсем в другую сторону. Тогда Карп Платонович достал из-за пазухи свою скрипку и начал играть. Он играл неизвестную мелодию, которую сочинил сам, находясь в стенах лагеря, скрипка жалобно плакала в руках музыканта, отзываясь в пока еще бьющихся сердцах и задевая за живое, заставляла плакать. С глаз Карпа Платоновича побежали большие крупные капли, которые разбивались, падали на пол и казалось, что все слышали эти звуки. Зовущие на помощь узники постепенно стихли, воцарилась гробовая тишина, в которой звучала лишь мелодия, мелодия плачущей скрипки, которая плыла, плыла по воздуху, пока не коснулась слуха освободителей. Услышав едва заметное звучание мелодии, солдаты пошли на звуки, но долго не могли понять, откуда доносится мелодия, было принято решение проверить все камеры. Вскрыв одну из них, солдаты освободили приговоренных к смерти людей и вернули их к жизни. Так, благодаря чудодейственной силе музыки, было спасено около сотни человеческих жизней. После войны Карп Платонович запечатлел сочиненную им музыку в новую нотную тетрадь, и назвал ее Мелодией жизни. Он частенько выступал в концертных залах филармонии и, рассказывая свою историю, исполнял на скрипке пронзительный ноктюрн под созвучным названием «Мелодия жизни».

Глава 13. Новая жизнь

Позже выяснилось, что военный доктор Бао попал в Освенцим не случайно. Они вместе со Штефаном Мюллером были сообщниками, работающими на советскую разведку. Оказалось, что именно Мюллер, дав рекомендательную наводку, вывел немцев на Бао для того, чтобы Бао удалось втереться в доверие и, разведывая обстановку, переправлять вместе с Мюллером ценные сведения советским разведчикам…

Старый немецкий генерал, прооперированный Бао, вскоре все же пришел в себя, но ненадолго. Бао уничтожил генерала сразу, введя внутримышечно смертельную дозу яда. После взятия советскими солдатами Освенцима, Бао вместе со Штефаном Мюллером продолжили совместную работу, трудясь во благо советской армии. Освободившись, Весна вместе со своей дочкой и Ванечкой сумела отыскать отца мальчика, они стали жить вместе, вскоре поженились и создали счастливую семью. Бабушка показала советским солдатам ту самую стену, на которой она за проведенное в лагере время острием камня выводила имена и фамилии знакомых ей людей, погибших от рук фашизма. Когда места на двух больших стенах не хватило, бабушка продолжила тайком делать записи на одной из стен подвала. Некоторые из списка несчастных были расстреляны, некоторые забиты, но большинство из них было сожжено в печах лагеря. После войны местная администрация восстановленного после разрухи городка, в котором жила бабушка, выделила средства на установку памятника жертвам холокоста. И если вы надумаете посетить уютный Н-ский городок, обязательно после въезда в город заверните на главную площадь, где вы сразу увидите возвышающийся на постаменте памятник. Увековеченные на благородном белом камне очертания обреченных лиц, навечно застывшие в языках пламени. Независимо от времени года, люди несут к памятнику охапки цветов и, молясь за души замученных людей, просят у всевышнего, чтобы он указал им дорогу в рай.

Бабушка осуществила свою мечту и, спустя какое-то время оправившись от войны, все-таки посетила филармонию. Одетая в красивое красное платье, она сидела на мягком бархатном кресле и, теребя жемчужные бусы на шее,  слушала ту самую мелодию, Мелодию жизни, которую по счастливой случайности в тот чудный вечер исполнял Карп Платонович.

Пережившие войну люди, оставив за плечами все плохое, слушали прекрасную музыку, залечивали душевные раны и знали, что впереди их ждет теплая светлая жизнь и длинная, длинная дорога…

         Альбина КАШАПОВА

Родилась в 1992 году, живет в г. Салавате. Выпускница Башкирского государственного университета. Победитель городского литературного конкурса г. Салавата «Родники вдохновения». Победитель в номинации «Белый лист кладу перед собой» городского литературно-творческого конкурса, посвященного 100-летию образования Республики Башкирия и народного поэта Мустая Карима. Дипломант Международного творческого конкурса «Они сражались за Родину», посвященного 75-ой годовщине Победы в Великой Отечественной войне от Российского союза проф.литераторов (Самара). Рассказы публикуются в газете «Выбор», журналах «АртГабарит», «Бельские просторы», в литературных альманахах «Возрождение», «Родники вдохновения», «Слово – молодым», литературно-художественном и публицистическом альманахе «Параллели» (Самара). Начинающий автор издательства «Эксмо».