Лето 2002 года

Пенсию начали выдавать с большим опозданием. В сбербанке и рядом на улице скопилась внушительная толпа пожилых людей… Пришлось Антонине Степановне очень долго стоять в очереди.

Там она наслушалась невеселых историй от обиженных на власть предержащих стариков и старушек. Насмотрелась на их насупленные, неприкаянные лица.

Посему Антонина Степановна вернулась домой не скоро. Голодная. Усталая. Печальная.

Она подогрела немного пшенной каши. Вскипятила воду. Добавила чуть-чуть заварки. Отрезала и опустила в чашку прозрачный ломтик лимона. Взяла кусочек черного хлеба, ложку. И быстро… поужинала.

 Голод тут же ушел. Усталость – вроде бы тоже. А вот печаль осталась. Да такая безысходная. Хоть волком вой… Впрочем, от этой, особенно частой  в последние годы «болезни» имелось у Антонины Степановны надежное, проверенное «лекарство».

Она пошла в комнату. Не без труда вытащила стоящую между тумбочкой и стеной довольно тяжелую «Каравеллу». Лет тридцать  с лишним назад ее подарил муж, умерший сравнительно недавно.

Антонина Степановна подстелила на старый полированный стол махровое полотенце. Аккуратно поставила на него электрофон. И ласково протерла его мягкой тряпочкой.

Откинула переднюю деревянную стенку с укрепленными на ней электродвигателем,  вращающимся диском для грампластинок и звукоснимателем. Воткнула штепсель в розетку – «Каравелла» ожила. Чуть слышно заурчала.

Антонина Степановна подошла к темно-коричневому шкафу. Щелкнула золотистым ключиком и открыла дверцу.

Медленно, с трудом опустилась на колени. Дабы, не торопясь, выбрать любимую пластинку из сплошного, длинного ряда на нижней полке.

Неожиданно она передумала. И вытащила первые попавшиеся. Ведь когда накатывалась печаль, ее излечивала разная музыка.

Задумчивая или бравурная. Грустная или озорная. Из оперы или балета. Симфония или песня. Классическая или народная… Любая.

Главное, чтобы побыстрее одинокая квартирка до краев наполнилась замечательными музыкальными звуками. Они-то всегда безотказно и помогали ей постепенно избавиться от недуга.

На первой грампластинке оказался удивительный  «Вальс-фантазия» Глинки. Потом Антонина Степановна поставила «Эй, ухнем» в исполнении Шаляпина. Послушала  Лемешева. Архипову.  Вертинского.

Она сидела в кресле с закрытыми  глазами. Иногда еле слышно подпевала. Или отбивала ритм ногой.

Или плавно жестикулировала руками, словно дирижировала невидимым оркестром. Или покачивала  головой. И… счастливо улыбалась.

Печаль постепенно и окончательно отступила. Ничего от неё не осталось. Даже воспоминаний. Снова захотелось жить. И по-прежнему хоть понемногу помогать другим.

Каждый  месяц  Антонина Степановна обязательно откладывала из своей куцей пенсии сотню. Меняла ее на рубли. И звонкими серебристыми кучками раздавала… уличным музыкантам.

Почему именно им? Да потому, что просто преклонялась перед теми, кто был наделен музыкальным талантом.

Всегда по-доброму завидовала этим людям. И одновременно постоянно вспоминала свою главную, одну-единственную детскую мечту. Тогда, давным-давно, она страстно желала лишь одного – побыстрее вырасти и стать… музыкантом. И никем другим.

Поскольку все остальные профессии представлялись ей ненужными и неинтересными... Но, оказалось, природа обделила ее слухом. Хрустальная мечта мгновенно разлетелась вдребезги.

Были бессонные ночи. Горькие слезы. Истерики. Несмотря на детскую трагедию, любовь к музыке и музыкантам все же осталась непоколебимой на всю жизнь…

Прежде Антонина Степановна часто ходила в консерваторию. Музыкальные театры. Концертные залы. Слушала там солидную, интеллигентную, возвышенную музыку.

Она существовала как бы отдельно. Сама по себе. Выше обыденных человеческих забот. Над хлебом насущным.

В перестроечные и постперестроечные времена услышала и узнала  иную музыку. Голодную. Нищую. Опустившуюся. Она зазвучала на людных улицах и площадях. В метро и подземных переходах.

Малолетние и взрослые попрошайки-бомжи выдавали нечто несусветное на пионерских барабанах и крестьянских гармонях. На детских дудочках и свирелях. Дурными голосами жалобно пели «Бродяга к Байкалу подходит» и тому подобное невесело-мрачное.

Позже к ним стали присоединяться люди, действительно умевшие извлекать звук. Нет, не профессионалы. А талантливые любители… И наконец-то на улице, в подземелье оказались настоящие музыканты и певцы.

Антонина Степановна, наверное, со всеми (или почти со всеми) современными улично-подземными трубадурами была в дружеских отношениях. Знала их имена. Отчества. Фамилии. Биографии. Даже коронный репертуар каждого из них.

И все они знали и очень уважали ее. Не потому,  что каждый месяц она обязательно приносила им небольшие, но все же деньги. Нет, дело тут вовсе не в рублях… Причина в другом.

Антонина Степановна стала, без сомнения, самой преданной слушательницей московских улично-подземных музыкантов. И именно это они ценили, конечно же, превыше всего.

Ведь постоянно рядом с ними туда-сюда мельтешили озабоченные своими невеселыми думами рядовые москвичи. Им не было никакого дела ни друг до друга, ни до них.

Лишь изредка кто-то, пробегая мимо, притормаживал. Лез в карман и слегка наклонялся. Равнодушно бросал пару монет в коробку. Шляпу. Футляр от инструмента… И мчался дальше как бешеный.

А вот Антонина Степановна всегда подходила к ним неторопливо и целеустремленно. Специально, чтобы побыть рядом и послушать их пение или музыку.

Она вытаскивала из пакета легкий раскладной стульчик. И садилась неподалеку. В паузе сердечно благодарила исполнителя. И, несмотря на частые протесты, вручала кучку своих пенсионных рублей.

Прощалась до следующего месяца. И отправлялась к кому-то еще или домой. Чтобы завтра навестить других своих подопечных улично-подземных музыкантов…

Сегодня Антонина Степановна решила первым  делом отправиться на «Улицу 1905 года». Там  в подземном переходе, неподалеку от метро, целый день, меняя друг друга, музицируют любители и профессионалы. Иногородние и москвичи.

Утренние часы принадлежат полуслепому Андрею из города Балабаново… У него нет никакого музыкального образования. Но он прилично играет на синтезаторе, на котором стоит баночка для денег.

И поет неплохо поставленным природой голосом. Его обширный репертуар простирается от моднобандитского «Владимирского централа» до современных эстрадных песен.

До 35 лет трудился слесарем на спичечной фабрике. После серьезной бытовой травмы стал слепнуть. Пришлось уйти с работы и с трудом выживать на мизерную инвалидную пенсию.

Знакомый посоветовал ему отправиться в столицу и попытаться зарабатывать на жизнь… пением на улице. Без особой надежды Андрей попробовал. Неожиданно получилось.

Вот уже  год три раза в неделю он встает в пять утра. Несколько часов едет на электричке до Москвы. Потом на метро добирается до «Улицы 1905 года». И приходит на свое нынешнее «рабочее место» в подземном переходе.

В середине дня его меняет длинноволосый рок-музыкант Александр с бас-гитарой, ритм-машинкой и небольшим комбиком (переносной усилитель с динамиком).

Подземелье теперь заполняют басовые партии западных песен начала 70-х. Они сопровождаются звуком электронных барабанов.

Вот уж никогда не думала Антонина Степановна, что на старости лет станет разбираться в роке. Правда, не очень-то он ей нравится.

Зато как самозабвенно играет парень! Полностью уходит в любимые мелодии и ритмы. Перестает вообще обращать внимание на окружающий мир. Забывает обо всем на свете.

Родом Александр из далекого Владивостока. Еще в школе занялся музыкой. Два года играл на гитаре в группе, солистом которой был неприметный  приморский парень Илья с прогремевшей позже среди молодежи всей страны фамилией Лагутенко.

Отслужил в армии. Поступил в Ленинградскую военную академию. Не понравилось… Бросил и вернулся в родной город.

Освоил бас-гитару и отправился покорять столицу. Здесь встретился с будущей женой, жительницей Твери. Туда вскоре и перебрался.

На жизнь зарабатывает в Москве, в подземных  переходах. Бывал на «Пушке», «Манежке». Но рано или поздно отовсюду сгоняли конкуренты… Здесь пока спокойно. Днем, во всяком случае.

Вечером тут, как знает Антонина Степановна, безраздельно и по праву властвуют москвичи-профессионалы-ветераны. Седовласые музыканты составляют джаз-бэнд в классическом  составе – саксофон, тромбон, туба, аккордеон, гобой, ударные. 

Они замечательно исполняют известные джазовые композиции… Раньше  играли на Старом Арбате. Около них всегда собирались огромные толпы гуляющих москвичей и гостей столицы.

Однако год назад  в здании, рядом с которым выступали, открыли очередной театр. Уличных музыкантов сурово попросили «срочно освободить место». И они перебрались в подземелье у «Улицы 1905 года».

Здесь редко удается заработать за раз больше, чем сотни полторы на человека.  Иногда, правда, прямо из подземного перехода их приглашают на всяческие юбилеи. Свадьбы. Презентации.

Пару раз развлекали «новых русских» на дачах-дворцах. Там им заплатили, ясное дело, от пуза…

Ждать джазменов до вечера не имело смысла. Антонина Степановна положила горстку рублей в футляр от бас-гитары. Поблагодарила за игру и попрощалась с длинноволосым рок-музыкантом.

Пошла в метро, чтобы навестить других своих давних и недавних знакомых… Она поехала на «Таганскую».

В переходе между кольцевой  и радиальной линиями вот уже который год практически ежедневно трудится замечательный саксофонист с консерваторским образованием. До того, как опуститься в «подземное царство», Николай добрый десяток лет отыграл в солидном оркестре.

Знает он теперь и о многоликом музыкальном мире московского метро практически все. За ним, как за другими ветеранами, закреплены определенное место и время.

За что, естественно, по договоренности надо «отстегивать» местным милиционерам. Те, в свою очередь,  заранее предупреждают о днях, когда лучше не появляться. И, само собой, гоняют конкурентов. 

Репертуар у Николая обширный и разнообразный. Ей, к примеру, очень нравится в его исполнении «Серенада Солнечной долины».

Играет саксофонист  и на заказ. Как выяснилось, буквально вчера за приличную сумму в «зеленых» он запросто «изобразил» каким-то уркаганам знаменитую «Мурку»…

От «Таганской» Антонина Степановна  поехала по кольцу до «Октябрьской». Ей очень хотелось сегодня, в субботу, послушать замечательную певицу  в переходе у метро.

 Впрочем, не только ей. Любой,  даже неискушенный прохожий, наверняка отмечал явно избыточное для подземелья мастерство этой немолодой женщины в темных очках.

Выпускница Горьковской консерватории Валентина Николаевна Вербицкая большую часть жизни кочевала с супругом-военным  по стране. Наконец осели в столице. Занималась в основном домашним хозяйством и воспитанием детей.

Смерть мужа. Долги после похорон заставили ее вспомнить профессию. Чтобы хоть как-то зарабатывать на существование. Устроиться в нормальный театр не позволяет существующий у них возрастной ценз.

Вот и исполняет она своим удивительным бельканто «Соле мио», «Санта Лючию», русские романсы, множество партий из «Тоски», «Бахчисарайского фонтана», «Риголетто» и других опер в подземных переходах.

То здесь, как сегодня. То у метро «Пушкинская». То у «Сокола»… Всю ее двухчасовую программу Антонина Степановна прослушала от начала до конца с нескрываемым восхищением. Восторгом. Замиранием сердца.

Домой возвращалась в отличном, приподнятом настроении. Легко и быстро. Словно помолодела и избавилась сразу от всех болезней. Она уже ступила на первую ступеньку лестницы, спускающейся  в подземный переход под ее проспектом…

Оттуда, из полумрака, донеслась очень грустная русская песня. Такая безысходная и печальная, что даже потолок грязного, пропахшего мочой подземелья заплакал мутно-грязными слезами недавнего дождя.

Антонина Степановна впервые сегодня увидела здесь фронтовика с орденом Славы и двумя медалями «За отвагу» на потертом пиджаке. То был наверняка один из тех стариков и старух, кто выходит  «на подземную сцену» по бедности.

Воспитание, скромность или врожденная гордость не позволяют им просить подаяния. Или требовать помощи от государства, которое они создавали своим потом и кровью. Защищали от врагов. Восстанавливали после войны.

Они-то, никому не нужные старые-престарые, битые-перебитые строители-воины, и подрабатывают либо пением, либо игрой на разных инструментах. Либо – тем и другим одновременно…

Она ступила на первую ступеньку лестницы из подземного перехода. Оттуда после короткой паузы снова донеслись звуки по-прежнему рыдающего аккордеона и невеселые слова уже другой песни.

Хрипловатый голос рядового Великой Отечественной зазвучал с немыслимой печалью и болью. Мощно, как из динамика:

               Черный ворон, черный ворон,

               Что ты вьешься надо мной?

               Ты добычи не дождешься,

               Черный ворон, я не твой!

               Что ты когти распускаешь

               Над моею головой?

               Иль добычу себе чаешь?

               Черный ворон, я не твой!

Рядовой Великой Отечественной вспоминал и о «маменьке любезной». И о жене – «милой любушке». И о «платке кровавом». И о «смертельной ране»:

               Вижу, смерть моя приходит, –

               Черный ворон, весь я твой!

И так Антонине Степановне стало горько на душе. Так невыносимо горько… Да и старость к ней опять вернулась. Одинокая. Немощная.

Медленно, с трудом переставляя ноги, она поднялась по лестнице из подземелья. Доковыляла до своего дома и подъезда.

Поднялась на лифте до нужного этажа. Открыла дверь квартиры. Оставила пакет с раскладным стульчиком в передней.

Прошла на кухню. Осторожно, опираясь рукой на стену, села на табуретку. Облокотилась на стол.

Прижала морщинистые ладони к седым вискам. Закрыла глаза. И… заплакала. Горько-горько. Тихо-тихо.

Антонина Степановна плакала  долго. До тех пор, пока немного не отошло. Не полегчало… Открыла глаза. Вытерла мокрое от слез лицо кухонным полотенцем.

Заставила себя выпить холодный чай с бутербродом. И включила телевизор, чтобы хоть как-нибудь развлечься.

Ничего достойного внимания она так и не нашла. Все как обычно. На разных каналах одни и те же опротивевшие морды продажных политиков. Политологов. Журналистов.

Юродствующие ведущие ток-шоу и игр. Да западные и отечественные детективы с традиционно-обширным набором мужских и женских трупов.

Антонина Степановна решила прибегнуть к испытанному средству. К старой, но надежной «Каравелле».

Для начала послушала «Царскую невесту» Римского-Корсакова, записанную на трех больших грампластинках. Потом поставила свою любимую – с Первым концертом Чайковского…

Спать она легла успокоенная и счастливая. Неожиданно быстро и крепко заснула. И всю ночь ей виделись разные, но только добрые красивые сны.

Проснулась Антонина Степановна довольно поздно. Вставать очень не хотелось.

Еще долго она лежала в кровати и вспоминала своих знакомых улично-подземных музыкантов. С одними можно было встретиться сегодня. С другими – в будние  дни.

Первыми почему-то пришли на память четыре небогато одетые пожилые женщины в переходе на «Библиотеку имени Ленина». Она распевают старинные русские песни так слаженно и задорно, что лица многих вечно озабоченных москвичей  непроизвольно расплываются в улыбке.      

Верховодит квартетом  благообразных пенсионерок  невысокая, полненькая и очень шустрая Зинаида Михайловна. Неутомимая бабуля не только поет в метро с давними соратницами по художественной самодеятельности, но и подрабатывает уборщицей в двух поликлиниках…

На Тверской, между театром Ермоловой и гостиницей «Интурист», шесть раз в неделю вечерами играют джазовые музыканты. Среди них едва ли не самый наш знаменитый барабанщик – Борис Матвеев.

Вышел на улицу заслуженный артист России много лет назад. Был на Арбате, в других популярных местах… Поначалу стеснялся. Темные очки надевал. Усы наклеивал, чтобы не узнали. Потом плюнул на эту «маскировку».

Как-то его давний знакомый подошел и сказал с укоризной: «Что же ты, Борис, так позоришься!» Тот в ответ: «Может, я чего не понимаю. Но, выходит, подыхать – достойное занятие для музыканта. А играть на улице – недостойное»…

На ВВЦ, у памятника Ленину, по выходным можно застать другого профессионала высочайшего уровня – Андрея Выпова. На электрогитаре, включенной в комбик, он обычно исполняет свою сольную программу из классического репертуара.

После окончания Гнесинского училища работал и в симфоническом оркестре. И в разных популярных эстрадных коллективах. Уличный эксперимент начал не в России, а в Швейцарии.

Туда отправился вместе с друзьями-коллегами. Купили вполне легальный патент. И спокойно выступали в разрешенных местах, соблюдая местные правила… У нас же все зависит от того, как и на сколько договоришься с местными ментами.

Знает Антонина Степановна, что многочисленные криминальные группировки не обкладывают данью музыкантов. Ни разу не предлагали им «крышу» – естественно, за соответствующую мзду – поскольку даже среди отъявленных бандюг считается дурным тоном брать деньги с убогих и нищих. К каковым они музыкантов и причисляют.

Зато подавляющее большинство представителей так называемых правоохранительных органов  Москвы готовы при первой возможности обобрать до нитки кого угодно. Неслучайно давно ходят разговоры-мечтания об организации чего-то вроде гильдии бродячих артистов. Она смогла бы, во-первых, узаконить их труд, если можно так выразиться, по привнесению искусства в народные массы. А, во-вторых,  оградить от милицейских поборов. Ради этого музыканты готовы официально отчислять часть заработанного в городской бюджет.

Впрочем, никто из знакомых Антонины Степановны не верит, что подобная гильдия когда-нибудь в обозримом будущем появится в насквозь коррумпированной Белокаменной… А знает она действительно очень  многих и очень разных музыкантов.

Совсем юных. Молодых. Среднего возраста. Пожилых. Старых. Профессионалов и любителей. Симпатичных и не очень. Угрюмых и веселых. Замкнутых и открытых. Оптимистов и пессимистов.

Общительная двенадцатилетняя Ира из подмосковной  Ивантеевки учится в музыкальной школе. По выходным на «Комсомольской», в переходе с радиальной на кольцевую, старательно играет на скрипке. Откладывает деньги на хорошие духи для мамы. Около юного дарования обычно кучкуются  старушки, называющие ее «бедным ребенком» и ругающие власти.

Угрюмо-замкнутый дядя Слава ежедневно приезжает на Арбат из Кузьминок. Его непрофессиональные, не слишком-то подвижные пальцы наигрывают на баяне то бравурные марши, то ностальгические песни. Он очень больной человек. Зарабатывает на лекарства.

Профессионал-оптимист Надежда Чернушкина уже несколько лет ухитряется кормить ребенка и себя  игрой на гитаре в подземном переходе на Большой Дмитровке. В Москву перебралась из Львова. Когда, как она рассказывала, «там начали двигать украинскую культуру, мне места не нашлось».

Вспомнила Антонина Степановна и прелестную, в белом платье, похожую на ангела девушку с виолончелью у гостиницы «Москва». И страшенную, бомжеватого вида тетку, распевающую похабные частушки у Рижского вокзала.

Целый камерный хор из студентов с их коронной «Аве  Марией» в подземелье у «Арбатской». Струнный квартет второкурсников Консерватории, играющих в основном Вивальди в подземном переходе у Александровского сада. Ребят в черных джинсовых костюмах с гитарами, поющих  битлов на три голоса у «Проспекта Мира».

Модно одетую, красивую женщину с выразительными пальцами и изящной флейтой, из которой льются тихие печальные мелодии в переходе между «Площадью Революции» и «Театральной». И расхристанного, наголо обритого мужика с уголовной внешностью, выбивающего мозолистой рукой нечто невообразимое из видавшей виды балалайки у метро «Сокольники».

Старого виртуоза-скрипача, извлекающего божественные звуки из своего инструмента в подземелье у «Фрунзенской». И молодого инвалида-«чеченца» в камуфляже с неумелой гитарой  и нестерпимо-графоманскими словами собственных песен у «Аэропорта».

Пожилого профессионала с переполненными тоской глазами и горестно-пронзительной мандолиной на «Курской», в переходе с кольца на радиалку. И средних лет, неунывающего пьянчужку-гармониста с сучковатыми пальцами,  с немыслимой искренностью исполняющего прокуренным басом «Шумел камыш» у Белорусского вокзала…

Антонина Степановна взглянула на будильник. Стрелка почти вплотную приблизилась уже к одиннадцати… Она встала с кровати. Привела себя в порядок. Быстренько перекусила.

Взяла пакет с раскладным стульчиком. Улыбнулась в предвкушении сегодняшних встреч с давними  и новыми знакомыми. И с радостью отправилась к своим подопечным и любимым улично-подземным музыкантам…

Дмитрий Сергеевич МЕЩАНИНОВ

Родился 1947 года в Москве, в Сокольниках. Служил в морской авиации Черноморского флота. В 1975 году, окончив переводческий факультет Московского института иностранных языков имени Мориса Тореза, занялся журналистикой. Работал в Агентстве печати «Новости» (РИА «Новости»), Телеграфном агентстве Советского Союза (ТАСС), «Неделе», «Известиях». Побывал на Памире и в Гималаях, освещая подготовку и ход первой экспедиции наших альпинистов на высочайшую вершину планеты. В 1984 году написал  первую книгу «Русские на Эвересте. Хроника восхождения». В 1986-89 годах – собственный корреспондент «Известий» в Афганистане. В районе пограничного пункта Торкхам на афгано-пакистанской границе попал под обстрел реактивными снарядами и получил тяжелое ранение и контузию. Очерки печатались в газетах, еженедельниках, журналах: «Советский спорт»,  «Голос родины», «Неделя», «Известия», «Новое время», «Отчизна», «Смена». Публиковались в коллективных сборниках: «Неделя» 25 лет спустя» (М.: «Известия», 1985), «На суше и на море» (М.: «Мысль», 1986), «Подвиг» (М.: «Молодая гвардия», 1989), «О чем рассказали спецкоры» (М.: «Детская литература», 1990), а также звучали по центральному радио в передаче «По странам и континентам». Автор большого цикла сборников «Смутные рассказы», книг «Кругосветка. Автобиографическое плавание» и «К третьему полюсу. Советские альпинисты на Эвересте». Лауреат премии «Имперская культура» имени Эдуарда Володина, премии имени афгано-советской дружбы, I литературно-публицистического конкурса «Национальное возрождение Руси», литературно-общественного конкурса «Преодоление». Переводился на немецкий и дари. Награжден орденом Красная Звезда, афганским орденом Славы, Почетным гражданским орденом Серебряная Звезда «Общественное признание» и многими другими, а также почетными знаками: «Воину-интернационалисту»,  «20 лет вывода Советских войск из Афганистана» и др.