Еду лесом

Еду лесом.

                 «Pobre Diablo»

дивно Хулио Иглесиас поёт.

По асфальту

                   ровно, плавно.

Трёхминутный в невесомости полёт.

Хоть подольше бы вот так, без поворотов.

Слёзы счастья подступают отчего-то.

И куда-то улетело всё иное,

лишь свободное скольжение шальное.

Еду лесом

                   на сто десять.

Меньше – к музыке сейчас не подойдёт,

звуков шквал

                    уравновесить.

«Горемыка» – означает перевод.

Я ведь тоже, если честно, горемыка.

К неурядицам своим почти привыкла.

Поглощённая движеньем, мчусь вперёд.

В никуда лечу, меня никто не ждёт.

Еду лесом.

                    Как красиво!

Три минуты удаётся быть счастливой.

Это много, это повод обольщаться.

Вместе с музыкой есть шансы продержаться.

Еду лесом…

О Генделе

Гендель был великий композитор.

Да к тому же в Англии их мало.

Пёрселл, Бриттен – сами посудите –

Генделя им явно не хватало.

Века восемнадцатого тени

воскресают с музыкой барочной.

Гением был Гендель иль не гением?

Вряд ли здесь ответ возможен точный.

Бах и Гендель – парная случайность –

с интервалом в месяц, в землях близких

родились в Германии. Печально,

что судьба им встречи не отыщет.

Гендель – предприимчивый и дерзкий –

молодым страну свою оставит,

воспоёт британский дух имперский

и искусство Англии прославит.

Он как исключение из правил –

редкий тип творца рационального.

Верить в невозможное заставил –

в симбиоз высокого с банальным.

Был на редкость Гендель продуктивен

и невероятно виртуозен.

В нём накал страстей и экспрессивность

уживались с материальной прозой.

Это время – век авантюристов,

флибустьеров в море и на суше.

Кажется, из лего конструирует

он свои шедевры. Когда слушаешь.

Будто стёклышки в калейдоскопе

ярки его опусы подробные.

Нынче вдруг и наша, и в Европе

публика барочной уподобилась.

Может, с новым клиповым сознанием

захотелось вящей простоты?..

Не судите строго за признание.

Он велик!

                    Пусть все цветут цветы!

Несерьёзно о серьёзном

Es-dur`ный ноктюрн Шопена играл Даниил Шафран.

Московская главная сцена, портреты великих, орган.

Моменты высокого духа… Но главное – виолончель.

Найдётся отрадней для слуха, чем это звучанье, ужель?

Из всех инструментов оркестра она мне милее всего.

Когда-то четыре семестра я в струнника одного

была влюблена безнадёжно. На виолончели играл

он сутками. И, возможно, меня даже не замечал.

Но нет на него обиды. Я в выигрыше наверняка.

Любовь, как писал Овидий, во всех проявленьях сладка.

Зато навсегда получила душе – животворную страсть.

Вдруг музыку меньше любила б, когда бы не эта напасть?

Гёте и Бетховен

Гёте-год продолжается. Вновь юбилей. И созвездье учёных старается.

До мельчайших нюансов, до самых корней его долгая жизнь изучается.

Он структуру и свойства камней познавал, гениального «Фауста» он написал,

и глубокий учёный, и мудрый вассал. Как поэт он всемирную славу снискал.

По заслугам воздвигнут ему пьедестал. Безупречен. Икона немецкости.

Понимал и в манерах, и в светскости.

Биография Гёте прекрасна, почти без подвохов.

У Бетховена с линией жизни, напротив, всё плохо:

глухота, одиночество, хвори, просвета не видно,

неуверенность в завтрашнем дне и расклад несолидный.

Современники, немцы – творенья их конгениальны.

Лишь слегка пообщались, последствия были печальны.

О Бетховене Гёте услышал – талант. Ну, и в Теплице был приглашён

                                                                                                       музыкант.

Рад и горд – удостоен визитом, стал для гостя играть композитор.

Но окажется неинтересным для поэта, хоть многим известно

было то, что Бетховен с волненьем играл. Он напрасно от Гёте реакции ждал.

Не дождался ни отзывов лестных, (комментарии тут неуместны…)

ни хотя бы дежурных похвал.

Да и сам несуразен, несвежий камзол, а манеры –

диссонанс для придворной, поэта родной, атмосферы.

Круг других музыкантов был ближе творцу «Ифигении»,

в википедии нет материалов об их достижениях.

Было в музыке, может, не всё для него очевидно.

Ах, мы Гёте простим. За Бетховена только обидно.

Труд поэта доступен для тех, кто язык его знает.

Ну, а ноты и звуки с повадкою птичьей витают.

Хоть всемирным наследием мы наслаждаемся, вроде.

Да нельзя забывать, что читаем теперь в переводе.

А бетховенской музыки мощный полёт всё звучит в неизменном величии.

И не важны – камзол, глухота, перевод.

                                                                     Музыкальный язык безграничен.

Композиторам

Перевожу с немецкого трактат

Музыковеда прусского о Бахе.

Сама взялась, никто не виноват.

Строчу, отбросив комплексы и страхи.

Исследует сто сорок лет назад

Он таинства природы музыкальной.

С тех пор успел времён смениться ряд,

А музыка для нас – всё та же тайна.

С усердием в словесных кружевах

Немецких супердлинных предложений

Ищу и между строк, и на полях

Ответы, что ж есть музыкальный гений.

Орфея дар так редок. И везде –

Кто пишет музыку, тех меньше, чем поэтов.

Вкрапленья драгоценные в руде.

«Нас мало, избранных», – у Пушкина об этом.

А слово (о, поэзия, прости!)

Порой бывает слишком откровенным.

Не потому ли нужных не найти,

Коль речь зайдёт о самом сокровенном.

Лишь композиторам разрешено,

Всё оставляя тайною сакральной,

Открыться до конца без всяких слов,

К метафоре прибегнув музыкальной.

Некогда

Некогда сесть поиграть, всё заботы, заботы.

Стопкой забытой пылятся любимые ноты,

Те, что стояли раскрытыми до поворота,

Круто судьбу изменившего. И неохота

Сердце усталое этой нелёгкой работой

Обременять. Ведь, я знаю, –

                                               как станешь играть,

Сразу начнешь вспоминать, вспоминать, вспоминать.

Музыка в доме звучала. И было так славно.

В жизнь те Мгновения вписаны с буквы заглавной.

Отодвигали куда-то мелодии плавные

Тысячу дел неотложных и вроде бы главных.

Их и тогда было много, теперь – и подавно.

Вот и кручусь, разгребаю проблемы исправно,

Лишь бы отвлечься, не думать и не вспоминать.

Может быть, самое главное – сесть поиграть?

Все утра мира

В сотый раз посмотрела вчера «Все утра мира».

Не хотела, ведь я наизусть там уже всё знаю.

Вновь в слезах благодарных и вновь от этого пира

не смогла оторваться. И музыка не отпускает.

Жизнь полна парадоксов. Что в юности вожделенно,

исполняясь, трезветь заставляет. Однажды понятной

станет эта ошибка: пожертвовав сокровенным,

обманулся в мечтах, позабыл – и на солнце есть пятна.

Безвозвратны все утра мира. Всё ищем, где лучше.

Кто в чужие края, кто в другие соблазны поверил.

Может, в поисках долгих твой истинный шанс упущен?

И исправить нет времени. Хронос его не отмерил.

В этом фильме герою, поддавшемуся искушеньям,

словно блудному сыну, хоть здесь он в роскошных одеждах,

милосердной судьбой, за служение музам, прощенье

подарили в финале. А нам всем, заблудшим – надежду.

Елена Павловна ШУТОВА

Я – петербурженка, родилась в 1948 году. Училась в музыкальном училище и в Ленинградской консерватории на музыковедческом отделении. Работала штатным экскурсоводом в искусствоведческой секции Ленинградского экскурсионного бюро, вела программы на русском и немецком языках. Всерьёз писать стихи начала лишь два года назад, спасаясь от постигшего одиночества. Член Российского союза писателей, публиковалась в альманахах РСП, финалист литературного конкурса «Наследие». В мае этого года вышел сборник стихов «Дождись минуты тишины» (СПб, 2021). Благодарна организаторам данного конкурса за такую замечательную идею.

.