Ласточке

Твой мир огромней моего,

стремительнее, необычней,

не зная слов – куда его

ты воплощаешь духом птичьим?

Не зная музыки – во что

ты проливаешь слёзы, как ты

не задохнёшься красотой,

её простым и дерзким фактом?

***

Контрабасистка с рыжим контрабасом

и с огненным сияньем в волосах

мелькает – баттерфляем, кролем, брассом,

лучами, заплутавшими в лесах

непуганых,  открывших не напрасно,

что выше прочих благ – уметь и сметь,

портал из зала – в мир широкий, праздный –

щипковый твой смычковый инструмент.

Пока я в круге, Вий меня не видит –

но всё же слышит и внушает страх,

что я не сохранюсь в бумажном виде,

а только электронка и астрал,

не стоит путать автора с героем.

у автора геройского – на час,

вот только ветер инструмент настроит –

твою тоску замаскирует джаз,

отполирует, растворит, отпустит,

опустошит, потом распотрошит,

всё это вряд ли объяснит акустик,

но знают можжевельник и самшит,

седьмой планетой Маленького принца

окажется твой страх, твой бред и быт.

Ведь я не дятел. Я другая птица.

Мне нравится летать, а не долбить.

Скрипач

Всё рушится, как планы ГОЭЛРО.

Болит затылок и сгорает горло.

Но – шаг за шагом – в мир семи ветров,

в привычном рабстве у семи глаголов.

А как иначе перейти в полёт?

Не подходи. Не тронь. Не нарывайся.

Светло и зло над городом плывёт

мелодия цыганского романса.

В толстовке серой на сыром ветру,

неистово, вульгарно, балаганно

худой скрипач играет поутру –

нисколько не похожий на цыгана.

Мелькают лица, сапоги, пальто,

молчат угрюмо, сонно, дышат паром,

и джинсы-клёш русалочьим хвостом

метут сухую кожу тротуаров.

Природа крепко держит на крючке.

рвёт струны отголоском урагана

студент с дешёвой скрипочкой в руке,

нисколько не похожий на цыгана.

В нелепой жажде вечного тепла

открыв – такой кефир не всем полезен,

отраву хлещет прямо из горла

сквозь ледяной сарказм рублей железных.

Вокруг спешат – подальше от греха.

Что воду резать – утешать влюблённых…

(Вольфрамовая ниточка стиха

уже дрожит в гортани воспалённой.)

В осенний лес умчался вольный бес.

Со всеми соглашаясь – в знак протеста –

упрямо продолжает свой ликбез

худой скрипач – ревнивый гений места.

…Я это утро сохранить хочу –

как слабое капризное растенье.

Укрыть от ветра тонкую свечу

и Вербного дождаться воскресенья.

***

А главное – не суетиться.

Как дети. Как листья и птицы.

Как линию лиги волнистой

выводит рука пианиста.

Как души… А души – не трогать:

живое – не пафос, а логос

событий, вплетённых незримо

в канву остинатного ритма.

***

Не дано удержать эту вольную птицу.

Поредеют ряды молчаливых трибун.

Не дослушаю «Стикс» с гениальным альтистом.

Не услышу мольбу. Не замечу табу.

Так ревниво несла, так неровно дышала –

только Красный Цветок всё равно догорит.

Это сон – и будильник своим дребезжаньем

разбивает хрустальную вазу зари.

Пусто. Новая вечность начнётся не скоро.

Как чиста темнота… Как легко… Как светло…

Утоливший на миг одиночество взора

засыпает мой вечноголодный циклоп.

Притяженье земное главней этикета –

я кометой над лесом ночным пробегу

и в свою неприкаянность спрячусь до лета –

в ней, как рыба в воде, как травинка в стогу.

Даже не захлебнусь опереточным смехом.

У медали, как минимум, три стороны.

Будем дальше взрослеть с переменным успехом,

притворяясь, что мне все четыре видны,

расставаясь с секретами Полишинеля,

отвыкая любить, отвыкая хранить

и вдевая в игольное ушко тоннеля

непокорной дороги суровую нить.

Бесполезно соперничать с хваткой железной.

Пролетая над бездной, себя оброню.

И клыкастые стылые звери созвездий,

процарапав броню, проберутся к огню…

***

Новый лист, изумрудный и липкий, постой, не расти,

я ещё не рассталась с резным, прошлогодним, лимонным,

зацепившим вчера, уколовшим крылом махаона

и мерцанием спутника. Не успеваю, прости!

Мир, постой, пощади этот всё отражающий мозг,

говорящее зеркало – тёплое, слишком живое,

чтобы зеркалом быть. Я хочу быть тобою. Нас двое –

мир и я. В этом столько борьбы. В полный рост

не успею, не выдержит мой метроном. Невод пуст –

ох, мешают колонны и стены плохому танцору!

Не гожусь в музыканты, поэтому как ни сажусь –

не поймать эту музыку. Да, не из всякого сора…

Это пламя дрожит и коптит – потому что болит,

потому что живое и ровно гореть не умеет.

Разве можно из каждой перловицы резать камею?

Жизнь целее в мохнатой ракушке на дне. И в пыли

воробей лучше чучела в лаке музейном. Слеза

о спасённых из хаоса строках светла и резонна.

Впереди только море затылков, и зрительный зал

бесконечен, а сцена теряется за горизонтом.

***

Арабесок – растительных и музыкальных

растекаются краски, просыпаны звуки,

не уйти, не отвлечься – все лужи зеркальны,

мир в себе отражён,  кто спешит – близоруки,

растекается время, и слово не значит

ничего, кроме графики, музыки, дрожи

волновой синеватой пружинящей сдачи

с воплотившихся смыслов чернеющей рощи.

Ольга АНДРЕЕВА

Автор восьми поэтических сборников. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Нева», «Prosodia», «День и ночь»,  «Плавучий мост», «Эмигрантская лира», «Дети Ра», «Новая Юность», «Крещатик», «Зинзивер», «Аргамак», «Южное сияние», «Ковчег» и др. Лауреат конкурса «45 калибр» (2013, 2015). Дипломант Тютчевского конкурса (2013). Финалист Прокошинской премии (2014), дипломант конкурса «Русский Гофман» 2019 и 2020 года. Лауреат интернет-конкурса «Эмигрантская лира» 2019 и 2021 г., дипломант конкурса «Антоновка 40+» в 2020 году. Член жюри конкурсов «Провинция у моря» (2016) и «45 калибр» (2017-2021), Праймериз к Турниру поэтов (2020-2021) и других. Рассказы публиковались в журнале Юрия Кувалдина «Наша улица». Живёт в Ростове-на-Дону.