Татьяна ПОПОВА. Ненужный дар

Две картины

- Соседи у вас замечательные – тихие, спокойные! Точнее, одна соседка – интеллигентная старушка, чудесный человек!

После тяжелого развода и разъезда Лиле хотелось только одного – чтобы весь мир оставил её в покое. Знакомство с соседями, даже с самыми милыми, в этот жизненный сценарий не вписывалось.

Соседка, впрочем, на знакомство не напрашивалась: Лиля прожила в новой квартире почти месяц, а интеллигентную старушку ни разу не видела.  В пятницу, нагруженная тяжелыми сумками, она вышла из лифта, открыла дверь «тамбура», общего для двух квартир и чуть не выронила ношу от неожиданности. В коридорчике сидел огромный рыжий кот! Увидев Лилю, он прижался к соседской двери и отчаянно замяукал.

Жалобные вопли животного, похоже, трогали лишь Лилино сердце – соседская дверь так и не открылась. Бедный рыжик между тем сменил тактику и начал тереться о Лилины ноги. Лиля не выдержала, взяла кота на руки и позвонила в соседские двери.

Звонить пришлось долго. Когда Лиля уже решила, что в квартире никого нет, за дверью раздался испуганный дрожащий голос: «Кто там?»  «Я ваша соседка, меня зовут Лиля. Тут кот в коридоре…» - не успела она закончить фразу, как дверь распахнулась. Маленькая хрупкая старушка схватила кота, заплакала, запричитала. Кот снова замяукал, но теперь радостно, обиженно и избалованно.

Потом соседка благодарила Лилю и пыталась понять, как же Сигизмунд, сокращенно – Муня оказался в роли коридорного пленника. Видимо, он выскочил в тамбур, когда Мария Феоктистовна выносила перед сном мусорное ведро. Из-за прогрессирующей глухоты она не слышала Муниного мяуканья в коридоре. В общем, в глазах Марии Феоктистовны новая соседка моментально поднялась на пьедестал спасителя животных…

На следующий день после истории с котом Мария Феоктистовна принесла Лиле «благодарственный пирог» собственной выпечки. Лиля пригласила старушку на чай с пирогом, так и началась их неожиданная дружба.  Единственный сын Марии Феоктистовны умер несколько лет назад, отношения с невесткой и внуками были неплохими, но не особенно близкими. Поэтому зародившуюся дружбу с молодой соседкой Мария Феоктистовна очень ценила, но при том никогда не была навязчивой.

В квартире Марии Феоктистовны Лиля ощущала «дух времени». Как в прямом смысле  слова (там пахло старыми книгами и духами – целая коллекция древних пузырьков стояла на открытой полке), так и в переносном. Множество старинных статуэток, книг, фотографий в рамках и альбомах. И две картины в одинаковых рамах.

На одной была изображена совсем молодая женщина, которая полулежала в траве с книжкой в руках. Но смотрела она не в книжку, а на толстенького младенца, спавшего, раскинув ручки и ножки, на расстеленном прямо на траве одеяльце. Художник с большим мастерством изобразил красивую юную мать, и очаровательного малыша, и рыжего котёнка, свернувшегося клубочком в уголке одеяльца, и разнотравье летнего луга, и шмеля на цветке клевера, и облака в небе, и лучи солнца.

А рядом, в такой же раме, висела другая картина. Намалёванная грубыми мазками, она, похоже, была создана маленьким ребёнком. Неумелой рукой и яркими красками кто-то изобразил двух девочек, гоняющих голубей. Голуби, наверное, спокойно пили воду из большой лужи, а тут прибежали две озорницы – рыжая (да не просто рыжая, а почти красная) и черноволосая, и разогнали голубей. Девчонки, взлетевшие птицы,  брызги из-под босых девчоночьих ног – все смешалось на этом полотне!

Мария Феоктистовна заметила, что Лиля часто заглядывается на картины, и однажды спросила:

- Что, Лилечка, нравятся вам мои картины?

- Да…

- Конечно, Вы в восторге от этой?

Мария Феоктистовна показала на портрет матери и младенца. В её вопросе-утверждении звучала какая-то особая нотка, поэтому Лиля решилась на откровенный ответ.

- Как ни странно это прозвучит, но мне другая картина нравится больше.

- Чем же?

- Понимаете, Мария Феоктистовна, первая  картина прекрасна. Наверное, какой-нибудь критик много смог бы сказать о композиции, о тщательности прорисовки деталей, об игре красок и рефлексов. Я – дилетант, но я вижу, что это – картина хорошего художника. Но именно – картина. А вторая  – грубая, неумелая, но, когда я смотрю на неё, мне кажется, что я слышу смех девчонок, что до меня долетают брызги из лужи, мне чудится запах промокшей листвы, и я почему-то знаю, что скоро опять пойдет дождь. И еще мне кажется, что я сама была той девчонкой, может, рыжей, а может чернявой, не важно, которая из озорства распугала голубей.

Мария Феоктистовна улыбнулась, взмахом руки пригласила Лилю к столу, налила ей чаю, пододвинула сахарницу и блюдо с печеньями, сама пригубила чай из чашечки тонкого фарфора и только после этого заговорила.

- А ведь на этой картине я. И мой сын, Илюша, ему тогда месяцев восемь было. Это в деревне, мы там на лето дачу снимали. А написал меня мой муж.

Мужа моего звали Марксом Тимофеевичем Максимовым. Искусствоведам это имя знакомо, несколько его картин есть в Третьяковке, одна – в Русском музее. Я с восемнадцати лет ношу фамилию мужа, и сын наш был Максимовым, и внуки – Максимовы, и правнук... Только все это не его – ни имя, ни отчество, ни фамилия. Ему было года два-три, когда его подобрали одного на улице, в Севастополе. Осенью двадцатого года в город вошли красные, последние корабли белого флота увозили тех, кто бежал от власти Советов. Брошенные и потерявшиеся дети в те времена мало кого удивляли. Как потом удалось выяснить, подобрал моего мужа конник Будённого Тимофей Максимов. Отсюда – отчество и фамилия. Ну, а имя придумали в детдоме, тогда все революционное было в моде.

Марик о детстве своем мало рассказывал. Вряд ли его детство было счастливым. Но в одном ему повезло – когда Марик в возрасте семи лет попал в детдом в подмосковном Фарятьеве, он встретил Учителя. Он так его всегда называл – Учитель с большой буквы. Иван Александрович Грозов преподавал и математику, и историю, и литературу, и русский язык, и рисование… Именно он заметил художественный дар мальчика с революционным именем. Сначала учил Марика тому, что умел сам, а потом помог талантливому сироте поступить в Москву, в техникум изобразительных искусств. Там мы и познакомились. Я – дочка бухгалтера, барышня из приличной семьи. Он – мальчик из детдома, без роду и без племени, оборванный и всегда голодный. Но было в нем что-то, что заставляло не обращать внимание на лохмотья и недостаток воспитания. Стержень какой-то был. И талант.

В общем, когда мы объявили, что «записались» - в смысле, брак в ЗАГСе зарегистрировали, тогда это просто было, родители мои не особо возражали. К тому времени Марик уже техникум окончил, много работал, снимал комнату. Рисовал плакаты, оформлял книжки, писал портреты героев и передовиков. Мы хорошо жили – сначала бедно, но дружно, потом – война, постоянный страх за Марика, его сразу призвали, он дважды ранен был, но легко. После войны Марик вообще в гору пошёл, заказов много было, и деньги появились, но не испортили вроде ни его, ни меня.

Единственное, что отравляло мне жизнь, была одна, как бы точнее сказать, странность Марика. Нет, не то слово. Не странность, скорее, заноза в его душе. Он с детства, с самого раннего детства страстно любил музыку. Любил петь, мечтал играть на музыкальных инструментах. Но при этом особых талантов музыкальных Бог ему не послал. Голос слабый, неверный. Слух неплохой, но не абсолютный. Марик считал, что ему просто не удалось развить свой музыкальный дар. Он часто возвращался к этой мысли – мол, если бы Иван Александрович был не учителем рисования, а учителем музыки, он, Марик, мог бы стать великим композитором.

По молодости меня такие рассуждения очень раздражали. Казалось бы, дал тебе Бог талант художника – так твори и радуйся! А он рассуждает о музыке, отвлекается от работы, придумывает какие-то мелодии, которые даже не может записать, так как не знает нотной грамоты. Мы порой ссорились из-за странной страсти к музыке, Марик обвинял меня, говорил, я его не понимаю. Ну, потом я стала мудрее и снисходительнее.

Когда Марику было уже под семьдесят, мы посмотрели фильм «По главной улице с оркестром». Помните этот фильм? Марика он просто сразил. Он все повторял – это про меня фильм, про меня. Попросил друзей, которые в кино работали, познакомить его с Тодоровским, долго с ним разговаривал, напевал ему свои мелодии. Тодоровскому вроде понравились мелодии, он даже пообещал найти музыканта, который их записал бы, ну, как в фильме было.  Но тут случилось такое…

Марик повел меня на концерт одного известного американского пианиста – Александра Мильтопеуса. Он давал всего три концерта в Москве, Марик уже много лет читал газетные отзывы об игре Мильтопеуса и мечтал услышать его вживую. И вот мы пришли в Большой зал консерватории, заняли места в третьем ряду. На сцену вышел музыкант и… Мы с Мариком, как по команде, сначала наклонились вперед, стараясь как можно лучше разглядеть его, а потом посмотрели друг на друга, я чуть не вскрикнула от удивления. На сцене стоял двойник моего мужа!

Надо заметить, что у Марика было нестандартное лицо: глаза необычного разреза, удлиненные и с поднятыми уголками, резкие скулы, выдающийся подбородок.  Не буду утомлять вас подробностями, просто скажу, что сходство было поразительным. Признаюсь, что музыкой мы насладиться не смогли. Нас мучил один вопрос – как, чем  объяснить такое сходство? Александр Мильтопеус после концерта должен был пробыть в Москве еще два дня. И этих двух дней Марику вполне хватило, чтобы выяснить подробности биографии Мильтопеуса. Когда мы узнали, что артист родился в 1917-м году на Украине, что его родители покинули Россию в 1920-м, отплыв на корабле из Севастополя, Марик сделал все возможное, чтобы встретиться с Александром. На встречу мы пошли вместе. Мильтопеус ждал нас в холле «Националя». Когда мы подошли, он не смог сказать ни слова. Он даже с кресла встать не сразу смог – закрыв лицо руками,  заплакал, повторяя: «Николай, Николаша, Николай!»

Думаю, вы уже все поняли. В семье офицера царской армии Мильтопеуса (его предки по отцу были из обрусевших шведов) в семнадцатом году родились мальчики-близнецы, Александр и Николай. В годы Гражданской отец остался в белой армии, семья бежала в Константинополь. Уходили из Севастополя на одном из последних кораблей, корабль брали штурмом, мать несла младшую сестру, годовалую Катю, отец – близнецов. В давке кто-то ударил мать, она едва не выронила Катю, закричала, отец повернулся, чтобы помочь. В этот момент кто-то выбил Николашу из рук отца.

Всю оставшуюся жизнь мать и отец мечтали найти пропавшего сына. Подавали запросы в Красный Крест, писали запросы, всеми правдами и неправдами пытались что-то узнать через близких и дальних знакомых, оставшихся под Советами. Все напрасно – сами знаете, какие были времена, иголку в стоге сена, наверное, было легче отыскать.

Но я опять сейчас уйду в сторону. В общем, братья обрели друг друга. Правда, Марику-Николаю оставалось жить меньше трех лет, Александр пережил его на два года. Но эти оставшиеся им годы они общались постоянно – и гостили друг у друга, и звонили не реже двух раз в неделю, и письма писали. Очень скоро мы узнали, что Александр, великий музыкант, мировая знаменитость, всю жизнь страдал оттого, что не стал… художником!

Музыкальные способности у него проявились очень рано, и сразу же были замечены матерью – прекрасной музыкантшей. В восемь лет он заслужил прозвище «русского Моцарта» и зарабатывал больше, чем его отец, играя в кабачках и кинотеатрах Праги, куда семья перебралась из Константинополя. Александр и учился, и работал, и доказывал свой талант в Европе, а потом – в Америке. Но все эти годы, годы борьбы и славы, годы труда и триумфов, он мечтал рисовать. Однако жизнь не оставляла времени на серьезные занятия живописью, да и способностей, по мнению специалистов, особых у него не было.

Что еще рассказать? За год до смерти Марика, это было в девяностом, Александр пригласил нас провести целый месяц в его доме в Калифорнии. Я с женой Александра (третьей женой, ей еще и пятидесяти не было) купалась, ездила в горы, слушала гавайские песни, отправлялась на прогулки на яхте. А Марик  (впрочем, в Калифорнии он был Николашей) и Александр почти не покидали виллы. Они исполняли свои мечты. Как? А вы догадайтесь! Да-да, эту картину нарисовал Александр. Девочки – это его внучки, рыжая – Сара, от дочери, а черненькая – Саша, от сына. Помогал ли ему Марик? Не знаю, они тщательно скрывали подробности своего творческого процесса. Но Александр-то Марику точно помогал, кто же еще записал нотами несколько пьес, которые первым исполнил Александр?

Марик вернулся в Москву каким-то умиротворенным. Мне кажется, он радовался не столько тому, что его пьесы получили признание (их до сих пор исполняют некоторые музыканты), сколько самим фактом их написания. И умер Марик счастливым, я точно знаю. А картину я получила позже, после смерти Александра, по завещанию. Марику я никогда бы этого не сказала, но мне из этих двух картин тоже больше нравится та, которую написал Александр…

 

Ненужный дар

- Дарую ему силу ста воинов!

- Дарую ему мужество льва!

- Дарую ему ловкость обезьяны!

- Дарую ему выносливость слона!

- Дарую ему мудрость старца!

- Дарую ему здоровье и долголетие дуба!

Король и королева милостиво улыбались феям, щедро одаривающим новорожденного принца. К колыбельке подошла последняя из фей, самая старая и немощная. Она заглянула в колыбельку, ласково улыбнулась беззубым ртом малышу-принцу и, с трудом взмахнув ветхой волшебной палочкой, прошамкала:

-Дарую тебе голос соловья!

Король поднял брови, королева пожала плечами. Старушка, похоже, совсем из ума выжила. Зачем принцу голос соловья? Такой дар –  нищему певцу-менестрелю впору, а не наследнику могущественного властителя.

Шли годы, старели король и королева, подрастал их сын. Он был силён и умён, ловок и вынослив, храбр и здоров. Лучшие воины королевства обучали принца ратному делу, и ученик радовал учителей успехами. Но больше всего на свете принц любил петь. Король и королева снисходительно относились к увлечению сына, пока тот был мал. Когда же принцу исполнилось шестнадцать лет, отец сказал:

- Негоже монарху распевать подобно бродячему комедианту. Твой голос должен вызывать трепет, а не восхищение.

Принц не стал спорить с отцом  и больше никогда не пел во дворце. Но по ночам, когда все, включая дворцовых стражников, засыпали, он уходил в лес, в поля или в горы. А утром крестьяне и дровосеки, рыбаки и охотники рассказывали друг другу, что во сне слышали чудесные песни о вере, надежде и любви.

Жизнь шла своим чередом, и никто не ожидал беды. Неурожайные годы случались и раньше, но жители королевства умели терпеливо переживать трудности, а король не оставлял подданных без помощи. Только в том году всё было по-другому. Правитель соседней страны, давно зарившийся на земли короля, послал в королевство смутьянов-провокаторов. Они рассказывали крестьянам, рыбакам, охотникам и ремесленникам лживые сказки об изобильном житье в соседней стране, а в неурожае обвиняли  королевское семейство.

         И подданные короля дрогнули. Все чаще собирались они в кабачках, всё громче ругали своего короля. А потом и вовсе взялись за вилы и топоры и отправились к королевскому дворцу. Только трезвые голоса тех немногих, кто раскусил подлый замысел правителя соседней страны, спасли королевскую семью от гибели. Но спасти от неволи не смогли.

В темнице плакали король и королева. Не себя жалели они, а свою страну и своего сына.

- Зачем ему дарованы мужество, сила, здоровье? Чем поможет тут, в темнице, его мудрость? Могут ли радовать долгие годы жизни в неволе?

Принц не плакал и не жаловался. Он хотел лишь одного – облегчить страдания родителей. И он запел им песню, чудесную песню о том, как любит он их и свою землю. О том, что надеется на победу над злом. О том, что верит в спасение.

Песню нельзя посадить в тюрьму, её не удержат стены, не схватят стражники. Песня вылетела на волю и понеслась над полями, лесами, лугами и реками. И песню услышали, узнали крестьяне и рыбаки, охотники и дровосеки, ремесленники, врачи, художники и музыканты.

- Кто, кто же этот певец? – спрашивали люди. А когда нашли ответ на свой вопрос, прогнали шептунов-лгунов, пришли к стенам тюрьмы и освободили принца и его родителей.

В глухом лесу, в маленькой избушке нашёл король старую фею. За двадцать лет она ничуть не изменилась: та же ветхая палочка, тот же беззубый рот, те же добрые глаза. Король поцеловал старушке руку и положил на стол дары: букет чудесных роз из королевского сада, шаль, собственноручно вышитую королевой, корзину со сладостями. А за окном послышалась песня. О вере, надежде и любви.

 

 

 

Татьяна Львовна ПОПОВА

Родилась в 1961 г. Живет в Москве. Пишет рассказы, сказки и повести для детей и взрослых. Автор и соавтор изданных с 1992 по 2021 гг. книг для детей и подростков и рассказов и сказок для детей и взрослых, включенных в сборники и альманахи по итогам литературных конкурсов. Победитель и призёр многих российских и международных литературных конкурсов в 2016-2021 гг. Финалист и обладатель диплома читательских симпатий первого сезона конкурса "ЕСТЬ ТОЛЬКО МУЗЫКА ОДНА" памяти Дмитрия Симонова.

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2022

Выпуск: 

1