I

Перст указующий увидел Евгений Опоченин в краже машины. Если б не цыгане с Дар-горы, умыкнувшие «девятку», музыкант продолжал бы думать, что разделит участь Камю и  Цоя – разобьётся однажды. Впрочем, он знал, что судьба не может быть наказанием.

Да, он боялся. Но страх был обычный, тот, что испытывает каждый перед лицом неизвестности, – страх, соседствующий с мужеством. И порождало его то, что Опоченин, живя в непрозрачном для разума мире, не находил ответа на самые настоятельные свои вопросы: о цели существования, о смысле всего сущего. Все земные науки не могли убедить его в том, что это – его мир. Он хотел, чтобы ему либо объяснили всё, либо ничего не объясняли. Разум не мог сопротивляться этому крику сердца.

 Порою музыканту казалось, что он то странствует между собой и другими, то находится в пустой квартире одного из затерянных в городе домов. Сквозь обожжённое солнцем окно ему были видны извилистые улицы шумного города, в которых он узнавал самого себя. Как и его друзья, он задумывался об имитации жизни и особенно – искусства. Камни сомнения придавливали душу.

В минуты смертного отчаяния стихи и музыка группы «Джуз», которым было отдано столько сил, представлялись лишь результатом самодовольной мысли. Опоченин начинал стыдиться знакомых, ему хотелось закрыться в пустой квартире или, на худой конец, оказаться в кабачке на Советской – как-то сузить круг ещё недавно приятных людей. В их лицах, как и в лице любимой, проступало нечто неведомое и чуждое. И только уход в одиночество, в безлюдье позволял поддерживать сознание, оценивать границы истины, продолжать бунт против своего удела.

Прижав к «камням» щёку, подперев плечом, сильными руками он отодвигал их в сторону. И тогда сомнение отваливалось. Ещё недавно не отличимое от камня лицо светлело. Каждодневный труд не позволял свершиться постыдной имитации: в Опоченине выковывался художник.

 

II

 Возвращённую полицией «девятку» он вскоре продал цыгану – сапожнику с Дар-горы, у которого пару лет назад шил казаки. Вырученные деньги пошли на гитару «Гибсон». Отныне в арсенале  «Джуза»  были не только английский барабан «Премьер», гитара «Фендер стратокастер», но и «Гибсон» – как у Джимми Пейджа. Инструмент, окрашенный в кроваво глухой цвет и понравившийся друзьям, самому Опоченину был отвратителен, он выбрал синий. Впрочем, он всегда отдавал предпочтение этому цвету: знаменитый «Синий альбом» «Джуза», пепельно-синие волосы его девушки, а теперь ещё и синий «Гибсон».

Илья Колокольцев и Геннадий Горегляд, не находя этому разумного объяснения, считали, что здесь не обошлось без Востока, которым был увлечён их друг и лидер группы. Они прозвали его Джафаром, и вскоре имя это стало сценическим. Все они – Джафар, Горегляд и Колокольцев – хотели сыграть и воссоздать свою реальность. И творчество было единственной возможностью сохранить разум и передать его мытарства. Это не могло не вызывать споров, особенно усердствовал Горегляд.

- Почему мы не можем записать сингл о японском апокалипсисе? Я не андестэнд, Джафар?

- При чём здесь андестэнд? Разве я говорил, что мы не можем поработать над такой композицией? – сёк молнией взгляда Опоченин.

- Но ведь ты не поддержал меня… Никакие мои усилия, мол, не оправданы априори… Признайся, так и подумал?

- Ты, Ген, действительно, «обжёгся» 11 марта…  Для тебя, как и для многих других, апокалипсис – это обречённость, конец света. Но ты пойми, ведь это неправда…

- Неужели?

- Никаких «неужели»… Апокалипсис – последняя книга всей Библии, это просто Откровение. Он так и называется: Откровение святого Иоанна Богослова. И говорится в нём не только о «конце света», «звере», «страшном суде», но и о «тысячелетнем царстве Божьем на земле»… Понимаешь, по большому счёту это благовест!

- Ес, оф коз… Ну ты и хватил!

- Хватил, говоришь?.. Да просто не надо ничего от себя скрывать… Я где-то читал, что в итальянских музеях встречаются маленькие разрисованные ширмы. Священник держал такую перед приговорённым к смертной казни, скрывая от него эшафот…

- К чему ты это?

- А к тому, что некоторые, при желании, способны прятать истину за такую ширму, - синие глаза Джафара потемнели, как отекающее дождём небо.

Колокольцев, тревожно прислушивавшийся к спору, вмешался неожиданно и горячо – словно ударил палочками по тарелкам своего «Премьера».

- А я вот что думаю насчёт апокалипсичности, - тёр мальчишеское веснушчатое лицо Илья. - Мы ведь в большинстве своём, и верующие, и неверующие, платим дань воинствующему атеизму…

- И невежественному, - поддержал Колокольцева Джафар. – Мы, как обезумевшие и потерявшие меру греки, пытаемся высечь море.

Горегляд, не собиравшийся строить крепостные укрепления мира, распалился ещё сильнее:

- Ол райт, Илюшенька… Скажи-ка, а почему в последних наших альбомах так мало пейзажа?.. Не знаешь?

- Я знаю, - примирительно сказал Опоченин.

- Ну, так плиз.

- Пожалуйста, Ген… Ещё Микеланджело объявил, что пейзаж как забаву, как мелкое вознаграждение следует предоставить меньшим талантам… И вообще истинный предмет искусства есть человек… Чем меньше пейзажа, тем он оказывается сильнее.

…В тот же день друзья начали работать над очередным, так называемым «японским», альбомом «Остров счастья».

 

III

«Мы расчехляем гитары и ручной барабан –

Этот вечер сегодня для того нам и дан…», - Джафар читал новые стихи и поглаживал чёрные волосы и бородку, делавшие его похожим на бедуина. Горегляд слушал друга и прикидывал, какую записать композицию и где вступить с соло.

- Эс гуд эс ит гетс! То есть лучше не бывает…

- Да, неплохой блюз… Чёрт, ты не помнишь того парня из «Цезаря»?

- Администратора?

- Он вообще-то начальник службы безопасности… Но ты прав, Андрей Касилов и многое другое решает.

- Не томи, Джафар.

- Короче, звонил Сила… Нам предлагают контракт с ночным клубом.

- Ну так давай расчехляй свой «паркер»…

- Илюху ещё надо спросить.

- И с Илюхи спросим, ты только действуй… Лиссон ту ми.

- Лиссон, лиссон… Достал твой волгоградский английский…

- А что делать? Приходится будить внимание, пришпоривая и подстрекая окружающих. Знал бы ты, как от инглиш ленгуэйдж дамочки млеют…

- Вот именно, млеют… А любовь?

- Лав, говоришь… «Девушку по имени Эн» написал, и сразу лав.

- Это для нового альбома.

- Не лги лгуну… Горели мои глаза, девушка по имени Эн…

- Ты даже текст запомнил…

- Запомнил… Кто она, Джафар?

- Когда-то свою одноклассницу Анну Гуськову я называл Эн… Это её муж владеет «Цезарем»...

- И как же зовут счастливца?

- Сева Шульгин.

- С ним-то мы и подпишем контракт.

- Видишь, ты и сам всё знаешь.

- Всё равно какая-то есть тайна… Как волк, чую… - в глазах Горегляда блестела сталь.

- В любом случае это не моя тайна… Хотел спросить… А ты всё-таки  кто – серый волк или донжуан? Первый не чувствует, а только чует. Второй же самозабвенно любит каждую и преклоняется перед пустотой, для него за молчащими небесами ничего нет.

- Узнаю самого себя… Столько душ живёт в моём теле, наверное, я актёр… Я вездесущ и принадлежу своему времени… Чем больше различных жизней проживаю, тем легче отделяю от них свою собственную жизнь.

- А с тобой не бывает такого, что всё прожитое встаёт перед глазами?

- Ес, сётенли… Впрочем, всё прожитое умещается, как и у тебя, в тридцать пять лет… Сейчас это приключение мучительно и неповторимо. В старости же меня ожидает приют. И это не драма.

- Нет, конечно… Драма в выборе между вечной жизнью и вечной жизненностью, как говорил один товарищ.

- Наверно, какой-нибудь гений?

- И гений, и безумец.

- Джафар, где ты их выкапываешь? В «Букинисте» что ли?

- Везде… В библиотеке Гоголя было, кажется, сто восемьдесят книг. У профессора Смирнова, моего бывшего научного руководителя, их около пяти тысяч… Кто-то «Искусство войны» китайца Сунь Цзы любит, кто-то «Дневник чумного года», а я люблю «Карамазовых».

- Поэтому твои тексты и головные… Ты логикой борешься с судьбою.

- Я не рожок под пальцами судьбы, чтоб петь, что та захочет.

- Классикой давишь, поеду я лучше к одной дамочке на Тракторный… Фар зе вэл энд иф фор эва, стил фор эва фар зе вэл!

- И ты прощай!

 

***

Джафар допил чай с чабрецом и раскурил потухшую сигарету. «Горегляд спросил как-то, разве для того, чтобы любить сильно, необходимо любить редко? Донжуанство и только. А насчёт меня и Эн он не угадал… Эн любит Касилов, это его тайна. Андрей по натуре преступник, так мне кажется… Не знаю, что его вообще останавливает перед чертой. Шульгин, пожалуй, рискует. Зачем он с ним связался? Богатый человек желает иметь ручного пса? – Джафар горько усмехнулся. - По-моему, здесь ошибка. Это Горегляд точно не волк, но Касилов… Касилов первостатейный волк. Он только прикидывается псом».

Опоченин взял свой синий «Гибсон» и стал играть «Корсаров».

- Каравеллы, бригантины часто в море видел я, но судьба моя – галеры, и повинен в этом я, - он пел, и красивый голос его крепчал, становился похожим на голос Тома Уэйтса.

…Джафар не воспевал звёзды, он был в трюме галеры, где гребли каторжники. Он был такой же измученный, как и они. Его сердечной горестью была даже не Инна, отношения с которой в последнее время  расстроились, а ощущение того, что искусство могло сделаться ненужной роскошью. И всё-таки он продолжал упрямо творить, отрицая границы и миражи истории… Каждодневным трудом он возвышал истину.

 «Остров счастья» принёс ему, Илье и Горегляду славу, но не в том смысле, в каком её понимают шоумены. Ведь музыканты говорили не с глухими и равнодушными современниками, а с последующими поколениями. И говорили о том, что объединяет людей. Когда же озадаченные шоумены спрашивали, «вы откуда, с какой планеты, парни?», они с достоинством отвечали: «Мы – из «Джуза».

 

 

 

Александр Анатольевич ЛЕПЕЩЕНКО

Живет в Волгограде. Окончил факультет журналистики Волгоградского государственного университета. Член Союза писателей России, член Союза журналистов России, главный редактор литературного журнала «Отчий край». Лауреат премии имени Виктора Канунникова (2008), лауреат Международного литературного форума «Золотой Витязь» (2016 и 2018), лауреат Южно-Уральской международной литературной премии (2017), победитель Международного конкурса короткого рассказа «На пути к гармонии» (2018) и «В лабиринте метаморфоз» (2019), дипломант литературного конкурса маринистики имени Константина Бадигина (2019), финалист Национальной литературной премии имени В.Г. Распутина (2020). Автор четырех книг прозы. Публиковался в литературных журналах «Московский вестник», «Нева», «Лиtеrraтура», «Приокские зори», «Истоки», «Волга ХХI век», «9 Муз» (Греция), «Образ», «Камертон», «Перископ» и др.