Потертые подошвы коричневых сандалий торопливо шаркают по асфальту. В полотняной сумке на плече покачивается в такт шагам флейта. Она легкая как перышко, почти ничего не весит. Время от времени Ленка, не сбавляя шага, запускает свободную руку внутрь сумки и осторожно трогает теплый пластиковый бок — чтобы убедиться, что ей не пригрезилось, и что флейта действительно там.

Флейта совсем еще новенькая, ее подарила Ленке на десятилетие  бабушка накануне вечером. Она, конечно, знала о том, что внучка уже давно, в любую погоду, бегает в музыкальный магазинчик на Невском полюбоваться выставленными в витрине инструментами. Знала и о том, что в переходе на Гостинке Ленка часто останавливается послушать музыкантов. И все-таки получить в подарок флейту Ленка даже не надеялась — это было равносильно чуду, ведь скромной бабушкиной пенсии и пособия по потере кормильца им хватало лишь на самое необходимое.

За два дня до Ленкиного дня рождения из серванта в бабушкиной комнате вдруг пропал сервиз, который бабушка берегла как зеницу ока.   Старинный, еще довоенный. Ленка не сразу обнаружила пропажу, а когда заметила, очень удивилась.

— Время его вышло, — загадочно сказала бабушка.  — Всему на свете определен свой срок. — И прибавила, грустно улыбаясь: — Но напоследок успел еще добрую службу сослужить…

Что это была за добрая служба, Ленка поняла уже потом.

Сейчас флейта уютно устроилась на дне сумки и дремала в ожидании заветного момента, когда ей, наконец, позволено будет зазвучать. Чудеса, как выяснилось, иногда все-таки случаются.

Разумеется, о профессиональных занятиях музыкой и речи быть не могло — ведь учеба стоит денег. Но тут Ленку выручала одноклассница и соседка Надька Иванова.

Надьку отдали в музыкальную школу три года назад. По двум направлениям сразу — на фортепиано и на флейту. С классической флейтой дело у нее как-то совсем не пошло (из-за проблем с прикусом губы упорно не желали складываться правильно), поэтому после месяцев мучений учительница перевела Надьку на альтовую.

Впрочем, классическая ли, альтовая ли — Надьке было по барабану, такой вот грустный каламбур: она не имела ни малейшего желания в дальнейшем связывать свою жизнь с музыкой. Однако с Надькиными родителями — папой, известным адвокатом, и мамой, не менее известным искусствоведом, устраивающим крупные городские выставки, — спорить особо не приходилось. И, в конце концов, Надька, раскрасневшаяся и несчастная, все равно оказывалась за инструментом под угрозой запрета компьютерных игр и прогулок на целую неделю.

Поначалу Ленка, как и другие ребята из их дома, относилась к вынужденной Надькиной неволе с некоторым презрением, хотя и не звала ее за глаза «пиликалкой», подобно прочим. Но однажды ей совершенно случайно довелось услышать, как Надька играет.

Строгая Надькина бабушка, открывшая на звонок и впустившая Ленку в прихожую, в ответ на робкое «Здравствуйте, а Надя выйдет?» молча указала на дверь, из-за которой раздавались монотонные фортепианные рулады, и ушла на кухню. До Ленки доплыл умопомрачительный аромат только что приготовленных котлет, и в животе заурчало. Она вспомнила о макаронах и сосисках, которые им с бабушкой снова предстояло есть на ужин, и подавила вздох.

Ленка постучалась, но никто не ответил. Фортепианные трели не умолкали ни на минуту. Тогда девочка осторожно повернула тяжелую бронзовую ручку и заглянула в комнату.

Недовольная, взъерошенная Надька покосилась в сторону двери и кивнула в знак приветствия, не прерывая игры. Стоило фортепиано замолчать, как из кухни раздавался зычный бабушкин голос: «Не слышу!». Бабушка стояла на страже и не давала Надьке ни малейших послаблений.

Ленка вошла и осторожно опустилась на краешек стоящего рядом с дверью кресла. С удивлением и даже некоторым недоверием она вынуждена была признать: а Надька-то смотрится за инструментом совсем неплохо!

Наконец фортепиано смолкло, и Надька повернулась к подруге.

— Гулять пойдем? – cпросила Ленка.

— Какое гулять! – Надька поморщилась, пригладила руками волосы. – К завтрашнему дню еще новый этюд разбирать. И домашку делать, конь не валялся. Родители вернутся, опять мозг клевать начнут…

— Не слышу! — послышалось из кухни.

— Баб, я отдыхаю! Перерыв! — проорала в ответ Надька и сделала вид, что кого-то душит. Ленка прыснула в кулак.

Надька совершенно искренне жаловалась. Ей было жаль себя, хотелось пойти погулять, забыв о существовании этюдов Черни и упражнений Ганона. Ленка же в такие моменты испытывала нечто близкое к зависти. Она стыдилась признаться даже самой себе, но, тем не менее, это было так. Везет же Надьке! У нее и папа, и мама, пускай строгие, но они о ней заботятся, переживают. Покупают красивую одежду, оплачивают учебу…

А у Ленки никого нет, кроме бабушки. Случись что с бабушкой — что тогда будет? И для чего вообще тогда жить?..

Мрачные мысли настолько захватили Ленку, что она не сразу расслышала, как Надька раздраженно повторяет:

— Земля вызывает Савинову… Земля вызывает Савинову… Ты как вообще, в адеквате? Как будто из-за угла пыльным мешком шарахнули…

— Я в порядке, просто задумалась, — Ленка поднялась с кресла, смущенная. — Я, наверное, пойду… — И неожиданно для самой себя вдруг попросила: — Надь, а сыграй еще что-нибудь!

— Чего сыграть? — Надька, судя по интонации, была совершенно сбита с толку.

— Что тебе самой больше всего нравится, то и сыграй, — тихо сказала Ленка.

Надька пожала плечами, снова повернулась к фортепиано и положила руки на клавиши. На секунду задумалась, а потом из-под ее пальцев полилась грустная мелодия. Ленка вдруг увидела морской берег, набегающую волну, услышала жалобные крики чаек… Вдалеке виднелась хижина.  Рядом с ней,  на песке, — старая разбитая лодка. Когда-то здесь жил человек, промышлявший рыбной ловлей. Но его давно уже не было в этих краях… И старая хижина, и лодка скучали и все ждали, когда же он вернется…

— Эй! Ты опять в отрубе, что ли?  — в голосе Надьки послышалось раздражение. — Ну как, спрашиваю? Сносно?

Ленка, еще не совсем пришедшая в себя после увиденного, нашла в себе силы лишь кивнуть. Подруга неожиданно предстала перед ней в совершенно новом свете, и как-то вдруг расхотелось подшучивать над ней или смотреть свысока.

— А, по-моему, фигово, — скривилась Надька. — Безымянный на правой как запинался, так и  запинается, ничего с ним поделать не могу. Опять Ежиха родителям ябедничать будет!  А мне эту хрень на концерте играть…

Ежихой — с Надькиной подачи — они прозвали строгую преподавательницу музыки — из-за колючего характера. Ежиха постоянно цеплялась к Надьке, и сколько бы та ни готовилась к уроку, казалось, никогда не бывала довольна.

Ленку почему-то неприятно покоробило то, как Надька отозвалась о пьесе. Но вслух она лишь попросила:

— А на флейте сыграй!

Надька поглядела на подругу с удивлением. Потянулась к лежащему на крышке пианино кожаному футлярчику, вынула разобранный инструмент. Ловко соединила части, проверила расположение пальцев. Поднесла флейту к губам – и тихая, нежная, полная грусти мелодия заполнила комнату. Флейта, как оказалось, обладала почти человеческим голосом: она то рассказывала о прекрасных далеких землях, которых Ленка никогда не видела, то жаловалась на свою скучную жизнь в полумраке Надькиной комнаты…

Надька давно перестала играть, а Ленка все еще сидела, не двигаясь, словно оглушенная. Потом спросила почти шепотом:

— Надь… а можно мне попробовать?

— Не слышу! — снова раздалось из кухни трубное, и Надька вдруг посветлела лицом, хихикнула и протянула Ленке флейту:

— А давай!

 

С тех пор каждый раз, забегая к Надьке, Ленка понемногу упражнялась в игре на флейте. Сначала Надька показывала ей азы, а потом Ленка уже и сама начала понимать, как складывается мелодия из нот, расположившихся на пяти линейках. Надька же в это время могла спокойно посидеть за компьютером, порубиться в стрелялки или попереписываться в соцсетях.

В те дни, когда Ленка заходила к Надьке, музыка практически не смолкала.  Бабушка была довольна. В комнату она не заходила, чтобы не мешать.

 

*  *  *

В огромном зале переливались огнями хрустальные люстры. Ряды массивных стульев с высокими спинками потихоньку начинали занимать первые зрители: в музыкальной школе, где училась Надька, сегодня проходил отчетный концерт.

Ленка пробралась во второй ряд: и не совсем на виду, и обзор отличный. На сцене, слева, гордо возвышался рояль, высокий крутящийся табурет перед ним пустовал. Из-за кулис вышла невысокая миловидная женщина с короткой стрижкой. Она держала в руках стопку листов — вероятно, это были ноты, но толком рассмотреть Ленке не удалось. Женщина подошла к роялю и принялась не спеша раскладывать листы в нужном порядке. Она слегка улыбалась, думая о чем-то своем. Потом села за рояль, появился конферансье, и концерт начался.

На сцену один за другим выходили учащиеся с флейтами, и сидящая за роялем  женщина аккомпанировала им. Когда объявили Надьку, та вышла к роялю, ни на кого не глядя. Наверное, большинству присутствующих она со стороны казалась спокойной и уверенной в себе, однако  Ленка успела заметить, что Надькины пальцы, обхватившие флейту, от напряжения слегка побелели. Аккомпаниатор ободряюще кивнула ей, положила руки на клавиши, и нежная фортепианная мелодия наполнила собой притихший зал — едва различимая вначале, с каждым тактом она становилась смелее. Немного погодя проникновенному голосу фортепиано тихонько начала вторить Надькина флейта…

 Весь месяц Надька жаловалась, что выбранная Ежихой для концерта пьеса дается ей ох как нелегко, и что она, Надька, обязательно провалится на выступлении. Но сейчас, слушая игру подруги, Ленка не могла уловить ни одной неверной ноты, ни одной  выбивающейся из общего настроения пьесы интонации. Полностью погрузившись в музыку, она невольно представляла на месте Надьки себя — в ослепительном свете софитов, в головокружительном вихре мелодии, которой сейчас, затаив дыхание, внимал весь зал…

Прозвучали заключительные аккорды пьесы, которую исполняла Надька. Отгремели аплодисменты, причитающиеся ей, а также тем, кто выступал после. Подошедшая Надька тронула Ленку за плечо:

— Ну, как?

Пока Ленка пыталась собрать в кучу все обуревавшие чувства и мысли, чтобы найти нужные слова, над ее головой раздался приятный женский голос:

— Ну что же, Надя, в целом я довольна твоей работой. Прогресс есть. Остались еще небольшие проблемы с безымянным, но собираться, когда нужно, ты умеешь. Молодец!

Ленка подняла голову и увидела женщину, которая перед началом концерта раскладывала ноты, а потом всем аккомпанировала. Та смотрела на Надьку и слегка улыбалась.

А Надька вдруг вспыхнула и, схватив Ленку за плечо, выпалила залпом:

— Анастасия Игоревна! Это моя подруга, Лена! Она учится играть на флейте, мы у меня дома занимаемся… Анастасия Игоревна, пожалуйста, послушайте ее! Она очень способная!

Хорошо, что Ленка еще не успела встать со своего места, а то у нее подкосились бы ноги. Оказывается, аккомпаниатор и есть Ежиха! Милая добродушная женщина никак не вязалась со строгой и придирчивой училкой, на которую постоянно жаловалась Надька. И подумалось ненароком: может, и не в Ежихе дело, а в том, что сама Надька занимается не слишком усердно?..

Ежиха окинула Ленку внимательным взглядом и сказала:

— Вот как? Что ж, в последний день месяца в два часа в этом зале у нас будет прослушивание и набор учащихся на следующий учебный год. Пусть Лена подойдет с инструментом и сыграет что-нибудь на свой выбор, а дальше уже будем смотреть. А сейчас, девочки, извините, никак не могу задерживаться, у нас общее педагогическое собрание, мне нужно бежать.

И Ежиха, улыбнувшись девочкам на прощание, заспешила вслед за вытекающим из зала людским потоком. При каждом шаге на макушке у нее, выбиваясь из аккуратной стрижки, смешно и задорно подпрыгивал хохолок.

— Ну как, ты рада? — затормошила подругу Надька. — Я уверена, что тебя возьмут!

Ленка кивнула, попыталась улыбнуться в ответ, но не смогла. К горлу подступили слезы. Она молча притянула Надьку к себе и крепко обняла. Поступок подруги тронул ее до глубины души, но Ленка уже знала, что не придет на прослушивание.

Надькины родители платят за обучение. А у них с бабушкой такой возможности нет.

А потом ей в голову пришло кое-что.

 

… И вот сейчас Ленка спешит на Невский, в подземный переход. Там — она своими собственными глазами не раз видела — уличные музыканты устраивают настоящие представления, а в награду за доставленное удовольствие публика бросает в шляпу или в футляр от музыкального инструмента мелкие монеты или даже бумажные купюры.

 

До прослушивания остается еще неделя. Если удастся заработать немного денег, может быть, в школе согласятся принять начальный взнос за обучение? А оставшуюся сумму Ленка попробует раздобыть чуть позже.

    

Вот, наконец, и заветный переход.  Здесь людно, как и обычно в начале рабочего дня, но — повезло так повезло! — никто сейчас не играет.

Ленка быстро становится у одной из стен, достает из сумки предусмотрительно захваченную из дома старую бабушкину шляпу (бабушка ее давным-давно не носит, и шляпа уже который год пылится почем зря на верхней полке гардероба), бережно ставит ее у своих ног. Затаив дыхание, вынимает из сумки собранную заранее флейту. Некоторое время стоит неподвижно. Затем, будто бы на что-то решившись, зажмуривается и подносит флейту к губам…

 

Робкий звук, сорвавшись, сиротливо замирает в воздухе. Но прежде, чем Ленка успевает испугаться, пальцы уже уверенно занимают нужные позиции, и вот уже вслед за первой отзвучавшей нотой рвется другая, потом еще и еще… Пронзительная, чистая, как горный родник, мелодия начинает заполнять собой подземный переход.  Люди по-прежнему спешат по своим делам, кто куда, но некоторые из них останавливаются. Какой-то мужчина некоторое время слушает Ленкину игру, затем кивает, как будто бы внутренне соглашаясь с кем-то или с чем-то. Засовывает правую ладонь в карман, делает шаг к Ленке и кидает в стоящую перед ней шляпу целую горсть монет. После этого, словно по сигналу, со всех сторон начинают сыпаться деньги. Вот уже почти не видно старой потертой подкладки…  

 

Увлекшись игрой, Ленка не замечает, что за ней уже довольно давно наблюдают две девушки. Одна из них, на вид лет шестнадцати-семнадцати, с короткой черной стрижкой, стоит у противоположной стены подземного перехода в обнимку с большим прямоугольным футляром. Она одета в черную кожаную косуху, на ногах — рокерские ботинки с шипами и металлической подошвой-платформой. У второй — ростом пониже, но выглядящей постарше — в руках тоже футляр, с гитарой. Обе изучают Ленку хмуро, исподлобья. Наконец, высокая, оставив свой футляр напарнице, не спеша подходит и останавливается в нескольких шагах от Ленки. Некоторое время она молча слушает Ленкину игру вместе с прочими собравшимися, потом подходит почти вплотную и резко произносит:

— Привет, подруга! Поговорим?

От неожиданности Ленка сбивается и опускает руку с флейтой. Непонимающе хлопая глазами, испуганно таращится на короткостриженную. А та, пользуясь ее замешательством и ничуть не смущаясь присутствующих, хватается за Ленкину флейту и тянет ее к себе. Ленка, не выпуская флейты, по инерции делает пару шагов вперед и едва не налетает на агрессоршу. Та же, не переставая тянуть, приблизив губы к Ленкиному уху, шипит:

— Ты че, овца, всякий страх потеряла, в чужое время халтурить собралась?

Ленка в ужасе смотрит, как шевелятся девичьи губы у самого ее лица, не понимая смысла сказанного. А девица тем временем продолжает:

— Ты вообще в курсе, что тут свои договоренности имеются? Что ходовое время все по часам расписано? Или мозгов хватает лишь в дырку дуть?

Ленка тянет флейту к себе, но с каждым судорожным движением та продолжает понемногу выскальзывать из ее пальцев… В конце концов, флейта оказывается в руках у девицы, и та, ухмыляясь, поднимает ее над головой — так высоко, что Ленке при всем желании не допрыгнуть.

— Теперь будешь в курсе, — зловеще подытоживает девица и, размахнувшись, со всей силы швыряет инструмент оземь. Пластиковая флейта с глухим стуком падает на каменный пол и от удара разлетается на составные части. Ленка не успевает даже ойкнуть, как девица прыгает на несчастный инструмент и принимается топтать его своими здоровенными коваными каблучищами. Раздается громкий хруст, и от одной из частей — Ленка отчетливо это видит! — откалываются несколько кусочков, настолько мелких, что их уже точно никак не склеишь…

Толпа вокруг громко ахает, а Ленка, онемев от ужаса, застывает, не в силах сдвинуться с места. Она не может заставить себя взглянуть на то, что осталось на полу после учиненного короткостриженной варварства.

Девица же, совершив еще два-три прыжка, с размаху ударяет ногой по шляпе. Монеты россыпью металлических брызг разлетаются во все стороны, а сама она опрометью кидается к противоположной стене, где ее поджидает другая. На ходу подхватывая свой футляр, девица оборачивается и кричит Ленке:

— В следующий раз будешь думать сначала, сопля малолетняя!

И обе вихрем уносятся прочь из подземного перехода.

А потрясенная Ленка остается стоять рядом с обломками своей мечты.

 

Люди, оказавшиеся в этот момент рядом, осуждающе вздыхают и охают, покачивая головами. Какой-то парень быстро собирает разлетевшиеся по переходу деньги обратно в бабушкину шляпу, на прощание ободряюще трогает Ленку за плечо — и растворяется в толпе. Придя в себя, глотая слезы, Ленка нагибается, быстро подбирает с заплеванного каменного пола то, что осталось от флейты — все, до последнего крохотного кусочка, — и бережно прячет в сумку.  Пальцы ее перепачканы, но Ленке плевать, она то и дело вытирает щеки грязными ладошками, лицо уже все в разводах. Слезы снова затуманивают глаза, и Ленка уже не может различить ничего вокруг…

— Первое столкновение с суровым миром? — раздается вдруг прямо над головой.

Полуослепшая от слез, Ленка поднимает голову и непонимающе смотрит на заговорившую с ней. Добродушное круглое лицо, сочувствующий взгляд карих глаз, короткий щетинистый ежик темных волос… Да это ведь она, Ежиха! Надькина преподавательница музыки.

Ежиха тоже узнает Ленку.

— Постой-ка, я тебя помню, — удивленно говорит Ежиха, пристально вглядываясь в зареванное Ленкино лицо. — Ты ведь приходила к нам на концерт, с Надей Ивановой. Тебя вроде Леной зовут?

Ленка всхлипывает и кивает, опуская глаза.

— Я успела немного послушать, прежде чем эта ворона на тебя налетела, — Ежиха пренебрежительно кивает в ту сторону, где стояли девицы, которых давным-давно и след простыл. —  Знаешь, а у тебя совсем неплохое чувство ритма, — голос ее теплеет. — И чувственность есть. Правда, нужно  поработать над техникой, но это уже детали… Послушай! — она берет Ленку за плечи и легонько встряхивает. — Ты помнишь, что через неделю у нас плановое ежегодное прослушивание и набор учащихся на следующий год? Тебе обязательно нужно прийти!

Ленка, не поднимая глаз, мотает головой, бормочет что-то себе под нос.

— Что ты говоришь? — переспрашивает Ежиха, наклоняясь ниже.

— Я не смогу платить за обучение, — еле слышно повторяет Ленка и снова всхлипывает.

— У нас есть бюджетное отделение, — отвечает Ежиха. — Там ограниченное число мест, но мне кажется, тебе поступить вполне по силам. Вообще в начале учебного года вносится чисто символическая плата за пользование учебными пособиями, но, думаю, если переговорить с ректором, объяснить ему ситуацию, нам удастся все уладить… Школа заинтересована в талантливых кадрах, — она улыбается, потом спрашивает Ленку. — Ну, как, придешь?

Ленка снова отрицательно мотает головой, не переставая всхлипывать.

— Почему? — удивленно спрашивает Ежиха.

— У меня…  у меня ведь нет больше флейты, — Ленка опускает перепачканное лицо в ладони, плечи ее вздрагивают.

— В первый учебный год, — говорит Ежиха, — инструмент для занятий выдается школой. Правда, флейта эта будет другая, классическая. На такой, как у тебя, конечно, тоже иногда занимаются, но только когда есть проблемы с прикусом, как у Нади. На мой взгляд, альтовая блок-флейта тебе ни к чему… Да что ты никак не успокоишься, что теперь-то случилось?

Ленка плачет уже навзрыд. Потому что знает — ни через год, ни через два у нее не будет денег на покупку собственной классической флейты. Такие флейты стоят очень дорого. Кое-как сквозь ее судорожные всхлипывания Ежихе удается разобраться, в чем дело.

— Ох, и любишь же ты на сто лет вперед загадывать, — смеется она. — Не переживай! К концу года что-нибудь общими усилиями придумается. У нас все равно собирались списывать парочку старых инструментов и покупать взамен новые… Ты, главное, приходи на прослушивание. Помнишь, когда и во сколько?

Ленка неуверенно кивает.

— Ну-ка, повтори!

Ленка повторяет день и время прослушивания.

— Тогда до встречи, — кивает ей Ежиха. Подмигивает, на прощание крепко и ободряюще сжимает Ленкино плечо, разворачивается и уходит. Походка у нее твердая, уверенная, и в такт каждому шагу на затылке смешно подпрыгивает непослушный хохолок.

 

Ленка вытирает слезы, поднимает с пола полотняную сумку с покалеченной флейтой, вешает на плечо. Осторожно прячет в пакет бабушкину шляпу — вместе с тем, что успела заработать своей игрой. Выходит из подземного перехода наружу — и жмурится от ослепительного солнечного света.

Размазывая по лицу последние следы недавней бури, Ленка улыбается — сперва робко и неуверенно, а потом все смелее и шире. Правильно все-таки говорит бабушка: жизнь похожа на зебру, и после самого сильного дождя наступает момент, когда можно полюбоваться прекрасной радугой.

Запрокинув голову и прижимая к себе сумку с истерзанной флейтой, которой так мало суждено было звучать, но которая успела подарить надежду на прекрасное будущее, Ленка, улыбаясь, смотрит в бескрайнюю синеву, на плывущие над городом пушистые белые облака, туда, где застыла в хрустальной вышине звенящей нотой недоигранная ею песенка.

 

 

 

Ирина СЕМЕНОВА

Родилась в Ленинграде, выросла и живу в Санкт-Петербурге. Два высших образования, экономическое (Политехнический Университет) и режиссерское (РГИСИ, тогда еще Театральная академия на Моховой). Работала на ТВ. Училась игре на фортепиано и флейте, эстрадному вокалу. Есть собственный музыкальный проект. Пишу давно, регулярно участвую в конкурсах. Рассказ «Две шариковых ручки» по итогам конкурса вышел в сборнике Дмитрия Быкова «Мы родом из школы». Другой рассказ, «Кто, если не я?», вышел в сборнике «Бочонок меда для сердца» (издательство АСТ).