– Белые обои!

– Женя, ты что творишь?!

В тихом парке петь разрешается только кузнечикам, играть - Шопену из хрипящих колонок кафе. Женя боится кузнечиков, и за годы прослушивания одного и того же диска так и не узнала, что это Шопен. Женя знает те теплые песни, которые поют у костра. Которые распространяются по лагерям, живут вечно, как Цой или Бумбокс.

– Черная посуда!

Люди смотрят. Ей все равно, у нее настроение веселое. Ей обязательно нужно петь, как птичке. Чтоб все знали, жизнь прекрасна, была записана прекрасной на кассету в 90-х и играет всеми красками до сих пор. Пусть смотрят, пусть осуждают или подвывают в ответ. Настроение, как цепная реакция. Растет, как ядерный гриб.

Спутник неловко краснеет. У спутника диплом музыкальной школы, спутник вертится вокруг консерватории. Слух, голос, умение попадать в нотки перед экзаменационной комиссией. Даже умение кланяться, чтоб аплодировали долго-долго, пока ладошки не заболят. Но петь вот так, просто потому что хорошо… Разве так можно?

– Нас в хрущевке двое!

А началось с простого любопытства Жени, вопроса «Как, ты боишься петь?». Она вот ничего не боится. Ни падать мимо нот, ни прыгать на одни и те же грабли с разбега, ни шепота проходящих незнакомцев. Она бы дала концерт в Большом театре. Без слуха, без голоса, профессионально уворачиваясь от помидоров и улыбаясь.

Руки рупором, кудряшки лезут в глаза. Летним вечером в парке тепло, зевак много. Спутник мечтает провалиться под неровную плитку, лишь бы это публичное унижение закончился. Мысли бегают табуном: «Это конец! Это позор! Сейчас нас куда-нибудь заберут за нарушение порядка или прям тут разделаются!»

– Кто мы и откуда!

– Откуда! – проходящая парочка с соседней улицы кричит, весело машет руками.

– Откуда! – на долю секунды позже кричит пробегающий с портфелем и цветастым галстуком мужчина.

– Откуда! – на октаву ниже басом посетитель кафе, перекрикивая Шопена.

Откуда, откуда, откуда такой позитив, искренность, эмоции? Летят волной, и хочется во все тридцать два улыбаться. Женя улыбается. Ямочки на щеках видно. Кто-то бы стеснялся, ходил с грустной миной всю жизнь, лишь бы не обсуждали. Кто-то бы не пел на улице. Женя поет.

Спутник шагает рядом под фонарями, а людей в парке все меньше и меньше. Рассказывает об операх, романсах, ариях, сложных вступительных в консерваторию. Жене интересно. Музыкальный мир скучным быть не может. Приподнимается тяжелая завеса богемной, творческой жизни. Кажется, тоже немного тяжелой.

Правило «Пой идеально» выбито в мозгу. Вся музыка, к которой в библиотеке не найдешь партитуры, – модное барахло, никогда не станет классикой. Женю спросишь, что такое классика, она ответит: «Цой и Бумбокс».

– Ты прости. Я немного переборщила, думала, тебе не так страшно будет.

– Да, уже не так страшно. Эти твои «белые обои», – напевает, чуть прикрыв глаза.

Женя крепче руку сжимает. Восхищается. Сотни комплиментов не хватит, чтоб чувства передать. Хватит одной песни.

– Черная посуда!

 

 

 

Влада Станиславовна ШИПУЛИНА

Живет в г. Сочи.

«Не хочу, не пойду!» или коротко о том, под какую песню и слезы в три ручья мама приобщала к прекрасному. В музыкалку? Ой, как не люблю я эти гаммы! А в итоге десять лет на сцене в костюме, черевичках, разукрашенная, как матрешка. Караваем, песнью, солью. Дружным коллективом «Любо» встречали сборные по футболу Бразилии, Польши. Пятнадцатый день рождения на сцене сочинского Зимнего театра, за кулисами в маленьком телевизоре наши выигрывают у испанцев. Открывали «Хоровые игры» в 2016 году. В 2014 мерзли и ждали, где же олимпийский факел, когда, наконец, прибежит.

– Ну куда, ну зачем, ну не надо!

Мама под руки - и на курсы по журналистике. А там подходы к обучению интересные. В первый же месяц нас, не умеющих ни писать, ни снимать, ни даже камеру ровно в руках держать, на мероприятие «Учитель года» отправляют. Каждый день ищи инфоповод. Бери интервью, создавай сенсации из ничего. Из разбитой в столовой тарелки. Каждый день к вечеру должна быть готова газета. Кто умеет верстать? Что такое «верстать»? Чем пустые страницы заполнять? Каждый день под вечер сначала паника, быстрая гениальная идея, а потом уже свежий выпуск.

– У меня не получается, отстаньте!

Писать не получается. И сложные слова «очерк», «эссе», «новостная заметка» превратились в одно большое «непонятно, но очень интересно». Заканчивается «Учитель года», ну, думаю, передохнем. Ага, как же. С ударением на «о». Начинается «Кинотаврик».

Отходим от журналистики, от красивых, но таких надоевших газет. Мы будем снимать кино! За три дня! Уверенная в собственной гениальности, пишу сценарий и лезу в режиссерское кресло, как маленькие дети пытаются перебраться через бортик разноцветного манежа. И получается кино о юной художнице, которая становится знаменитой. С моим любимым моментом, как она складывает рисунок в самолетик, и он летит, падая на ступени. Сколько самолетиков сделали – не сосчитать. Как боялись, что солнце зайдет слишком рано. Как монтировали за час перед показом. Я, кажется, в этот момент безумно полюбила процесс создания фильма. Свое маленькое детище на большом экране. Со всеми его косяками, ляпами, нелепыми историями за кадром. Критиковать можно. Любоваться наградой за первое место – нужно.

– Мам. Мне тут в лагерь захотелось…

Не маме, не учителям, а Владе чего-то захотелось. И не в просто лагерь, а в «Смену» в городе Анапа, в киноакадемию. Собрала пачку дипломов, подруга из объединения сделала то же самое – и вот мы, две кобры, там, где целых две недели не говорят о ЕГЭ, ОГЭ, а только о серьезном. О кино и собственных фильмах.

Я нафантазировала себе дружный отряд, с которым мы вместе и в огонь, и в воду, и съемочный процесс. Не сложилось. Девочки, которые были в киноакадемии до этого и уже получали награды, быстренько отделились. У них свой шедевр, сценарий к которому был готов за полгода до смены. «Ну, вы хоть попытайтесь дотянуть до нашего уровня». Звучало, как вызов. Решили рискнуть.

Я написала сценарий. За час. На какой-то скучной лекции, чувствуя себя одновременно самой счастливой и самой несчастной. Как так, такую хорошую, и оставили за бортом?! Меня, мою подругу-оператора, парня, который потом стал нашим продюсером. Актера, которого другие убрали с обещанной главной роли. Команда изгоев. Делаем кино ради удовольствия, награды – второстепенное.

И рождается мой второй короткометражный фильм. И снова я режиссер-сценарист, раскадровщик, ответственный за реквизит и титры. И снова я люблю его со всеми косяками. И чуть ли не плачу, когда он, уже такой большой, на экране в актовом зале.

А потом день награждения. Приз зрительских симпатий, блестящая статуэтка «Лучший режиссер». Троица «режиссер, оператор, продюсер» радостно скачет по сцене, размахивая наградой. Через пару месяцев уже гран-при международного кинофестиваля «Cinema Kids». Эксперимент, очевидно, удачный. Надо повторить.

Пишет продюсер в общий чат. Предлагает подать заявку на получение гранта. Снова снимать, только не с кривым штативом под рукой и камерой, у которой в середине съемочного дня от восторга летит матрица. Делать то, что нравится. И получать на это финансирование.

В творческую среду меня затащили, как тащат мешок с картошкой. Без особого энтузиазма у меня. Но говорю спасибо маме, руководителю-предводителю объединения «К.О.Б.Р.А.», друзьям, врагам, коллегам. Я теперь знаю, в какую сторону шагать большими, маленькими шагами. Даже просто лицом стоять в направлении творческого, великого, грандиозного. Не отворачиваться, когда опускаются руки. Ведь за черной полосой идет белая, серая, может, серо-буро-малиновая. Никогда не узнаешь, пока вперед не двинешься.

– Я хочу! Я пойду!