Николай

Я очень люблю своего сына. Может, не всегда могу показать, выразить свою любовь. Моя бывшая супруга Ольга не раз упрекала меня в том, что лишний раз не обнял, не приласкал Димку, не сказал доброго слова. А потом она сама обрывала свои уничижительные и обличающие речи. Мол, что с меня взять, с «тупого хирурга». У неё было много претензий, часто противоречащих друг другу. Ольга порой сама не знала, чего хочет.

Нам было по двадцать лет, когда Димка родился. Молодые, глупые, охваченные страстью… Ольге пришлось взять академический отпуск. Спустя несколько лет я с удивлением узнал, что это, оказывается, я виноват в её неоконченном образовании. Хотя ничто не мешало ей выйти на учёбу, когда Димке исполнился год. Няньки у сына были — через несколько месяцев после его рождения в город переехали мои родители.

Устав от дрязг, которые сама же затевала, и накопленных обид, Ольга собрала вещи и уехала к матери. Это произошло два года назад. А я был настолько вымотан и выжат досуха в этом браке, что даже в некоторой степени испытал облегчение. Димка жил на два дома. Наш развод дался ему тяжело, правда, вида он старался не показывать. Сын был так же скуп на проявление эмоций, как и я. Только хорошо это или плохо — не знаю… Жизнь покажет…

Я стоял и любовался на своего сына. Он очень вытянулся за последние дни. Казалось бы, всего ничего его не видел, но всё равно, было ощущение, что парень подрос. Димка увлеченно рассматривал смартфоны, чуть ли не расплющив нос о витрину. Я обещал ему купить телефон, если закончит третий класс без троек. Дневники им выдали две недели назад. И вот сегодня мы, наконец, выбрались в торговый центр под названием «Оазис» за вожделенным гаджетом.

- Папа, а, может вот этот? - сын ткнул пальцем в направлении одного из аппаратов. - Камера хорошая — 35 мегапикселей.

К нам подлетел консультант и с воодушевлением принялся расписывать достоинства модели. Сын подхватил диалог, указав на соседнюю трубку. Он пришел в салон подкованный, основательно изучив рынок. Эти двое общались довольно долго, получая истинное удовольствие от самого процесса. Я, признаться, немного отвлёкся, потому что был «не в теме», предоставив Димке решать вопрос самому.

В торговом центре играла музыка. Какой-то веселый мотивчик, звучавший последние два месяца из каждого утюга. Прилипчивая песенка, быстро въедающаяся в мозг. Покупателей в торговом центре было мало, погожий день все предпочитали проводить на улице. Я как раз думал о том, что купить в продуктовом, чем вкусненьким порадовать Димку, как вдруг в попсовую мелодию вплелись посторонние звуки. Они были настолько чужеродными и настолько не вязались с окружающей обстановкой, что я даже не понял поначалу ничего.

Спустя минуту, я расслышал знакомую мелодию и осознал, что звучит фортепиано. Выйдя из салона, как загипнотизированный, я остановился. В центре холла стоял рояль. Он являлся частью рекламной кампании цветочного магазина и украшен был соответственно. Когда мы с Димкой проходили мимо, мне даже в голову не пришло, что инструмент исправен. За роялем, спиной ко мне сидела девушка. Она играла «К Элизе» Бетховена. Очень вдохновенно и эмоционально. На очередном пассаже она мотнула головой, и каштановые кудри подпрыгнули в такт мелодии.

Я зачарованно слушал, удивляясь её профессионализму и мастерству, но не заточенному и бездушному, а окрашенному чувствами. В следующих произведениях я узнал «Октябрь» Чайковского, один из Ноктюрнов Рахманинова. Западала нота Ля второй октавы, правда, это не портило общего впечатления. Но девушка, в очередной раз коснувшись клавиши, едва качнула головой. А я очень живо представил, как она поморщилась, и усмехнулся.

Она красиво сняла руки, положила на колени и задумалась. Я уже хотел к ней подойти, но зазвучала новая мелодия. Я понятия не имел, откуда эта музыка. Классику я знал досконально – спасибо музыкальной школе. В современной культуре тоже ориентировался довольно-таки хорошо. Ничего похожего я не слышал никогда. Мотив был мажорный, мягкий, нежный и очень проникновенный. Басы оказались хорошей опорой, а основная мелодия всё чаще трепетала в верхних регистрах. За умелые вариации я мысленно поаплодировал автору. Потом музыка оборвалась, но ненадолго. Тот же самый мотив, но в минорной тональности, приобрел какое-то очарование и немного восточного окраса. Мелодия перешла в крещендо, упала громким аккордом, а затем рассыпалась по клавишам лёгкими арпеджио.

Она не просто играла. Она на клавиши выплеснула душу. Когда прозвучали эффектной точкой басы, я ринулся было к девушке, но услышал Димку:

- Пап, я выбрал!

Я второпях достал бумажник, наспех отсчитал купюры, метнулся обратно в холл, но увидел только силуэт возле входных дверей за добрую сотню метров от меня. Черт! Выбежав на стоянку, я её, естественно, нигде не увидел. Наверное, она села в машину и уже успела отъехать… Как же её теперь найти?..

 

Валерия

- Рассказывай, - бросила я, выйдя из ординаторской, на ходу застёгивая халат и собирая волосы в пучок.

Рита, молоденькая медсестра нашего отделения, едва за мной поспевала:

- Валерия Павловна, я вечером градусники разносила. И вошла как раз в тот момент, когда Инна Евгеньевна переодевалась. Я заметила несколько красных пятен у неё на теле. Может, ничего серьёзного… Но я решила на всякий случай перезвонить вам.

- Правильно решила, спасибо.

- Вы же просили присмотреть, если вдруг что-то… Позвонить... Я же знаю, что вы с Инной Евгеньевной…

Да… Я и Инна Евгеньевна… Инна была моей лучшей и единственной подругой. Мы познакомились на первом курсе института и с тех пор, такое ощущение, что не расставались. Вместе готовились к экзаменам, плакали на плече друг у друга, испытав первые разочарования в любви, тряслись за кулисами перед выступлением на «Весне студенческой»…

Мы не потеряли друг друга и после окончания учебы. Взрослая жизнь была насыщена событиями. Видеться получалось реже, но мы находили время для встреч и обмена новостями. Например, совсем недавно Инна обрадовала меня, что выходит замуж. У меня же личная жизнь не складывалась — с самого студенчества я была глубоко и надёжно замужем за своей работой. И непонятно, что было причиной, а что следствием...

Мы подошли к палате. Я остановилась, сделала глубокий вдох, натянула подобие улыбки и открыла дверь. Инна лежала на кровати и играла на телефоне в какую-то игру.

- Привет, подруга, - слабо улыбнулась она. - Ну, вот зачем тебя дёрнули? Ну, бывает... Просто аллергическая реакция…

Я нащупала пульс на запястье, глянув на настенные часы, посчитала удары. Учащенный.

- Подними-ка сорочку.

Инна послушно оголилась. На её животе я увидела несколько крупных красных пятен и задумалась.

Инна и Женя, её жених, планировали ребенка. Беременность не наступала уже больше года. Обследование показало, что у Жени всё в порядке. А вот у Инны была небольшая проблема с яичниками, решаемая с помощью простейшей лапароскопической операции. Я положила Инну к нам в гинекологию утром и уже через пару дней планировала отпустить домой. Что могло пойти не так?

- Лера, о чём ты думаешь? - Инна посмотрела на меня встревоженно.

- Постарайся уснуть, - съехала с темы я, и мы с Ритой вышли в коридор. - Дай ей преднизолон и супрастин. Всё остальное пока отмени. И принеси её историю, пожалуйста.

- Да вот же она! - Рита выудила из подмышки документ и протянула мне.

- Приглядывай за ней, - я кивнула в сторону палаты.

Рита кивнула. А я направилась в ординаторскую. Вроде бы, повода для сильной тревоги не было, но ситуация не давала мне покоя. Предстояло подумать и кое-что почитать.

В ординаторской было пусто. Сегодня дежурила Лилия Михайловна, заведующая отделением. Видимо, сейчас она была в операционной. Я бросила историю Инны на стол, села на диван и обхватила голову руками. Где я прокололась? Что сделала неправильно? Я перебирала в мыслях все свои действия, все события сегодняшнего утра, начиная с первого шага в операционную. Обработка рук, спецодежда, инструменты…

Моя первая лапароскопическая операция длилась два часа сорок минут. Я тряслась, как осиновый лист, испытывая одно желание — развернуться и убежать. Это при том, что уже имела опыт работы в хирургии, и в гинекологии в частности. Этим утром я справилась за полчаса. Играючи, если можно так сказать. Но, видимо, я слишком много о себе возомнила, поэтому судьба решила спустить меня с небес на землю.

Я налила себе кофе, села за стол, открыла историю болезни Инны и углубилась в записи, сделанные собственной рукой несколько часов назад. Так, личная информация, диагноз, информированное согласие на медицинское вмешательство… А вот лист назначений. Как при любой операции, я назначила Инне антибиотик с профилактической целью, чтобы избежать инфекционного осложнения. Антибиотик… Антибиотик… В голове металась мысль, но я никак не могла ухватить её за хвост. Перелистав несколько книг, в том числе «Справочник лекарственных средств» Видаля, я, кажется, поняла, что происходило с Инной. Но очень надеялась, что ошибаюсь.

- О, Лера, а ты чего тут делаешь? - Лилия Михайловна вошла в ординаторскую, стянула хирургическую шапочку и устало опустилась на диван.

- Лилия Михайловна, мне нужна ваша помощь. Пойдёмте посмотрим пациентку?

Пятна покрывали уже и руки, и лицо Инны. Я передала ещё несколько назначений медсестре, и она побежала в процедурный кабинет за препаратами. Лилия Михайловна тяжело вздохнула и проговорила:

- Да, ты права, Лера. Это синдром Лайелла. Одна из самых тяжелых аллергических реакций на лекарства. Что она получала?

Я назвала антибиотик.

- Отменила?

Я кивнула.

- Да, - протянула заведующая. - Редкая болячка, но гадкая. Третий раз в жизни такое вижу. Вызывай на консультацию реаниматолога.

 

Николай

- Встретил вчера в приёмнике барышню — красотка, ну просто обворожительная! Пригласил её провести вместе вечер, а она мне знаешь что в ответ? Практически послала меня! Вежливо, правда, корректно, но отшила! Послала меня! Меня — Романа Нестерова!  - громким шепотом изливал мне душу коллега и по совместительству мой хороший друг.

Утренняя пятиминутка шла своим чередом. Актовый зал был полон докторов. Начмед больницы слушал доклад одного из дежурантов отделения, а я слушал откровения Романа Олеговича — тоже своего рода начмеда, но немного в другой сфере. Роман давно прослыл бабником в больнице. Но статуса своего он не стыдился. Напротив — гордился им. Семейными узами себя связывать не спешил, барышням своим ничего не обещал, но и не обижал никогда. Не обходилось, конечно, без скандалов. Они были редки, и Роман Олегович умело их гасил.

И тут выясняется, что накануне отфутболили уже его! Я едва не расхохотался в голос. Начмед грозно на меня зыркнул. Я выставил ладонь вперед: мол, молчу-молчу! Роман тоже затих, и мы попробовали вникнуть в речь докладчика.

Оказалось, что к нам в реанимацию этой ночью перевели пациентку из гинекологии с синдромом Лайелла. Её состояние резко ухудшилось буквально за одну ночь. Из студенчества я помнил, что это тяжелая аллергическая реакция на какой-либо лекарственный препарат, чаще антибиотик. С человека слезала вся кожа, как при солнечном ожоге. Буквально вся. Лицо, руки, ноги, туловище… Отторгающийся эпителий необходимо было снять, открытые раны обработать и перевязать. Предстояла весьма трудоёмкая операция.

 

После того, как освободился, я написал протокол операции и решил сходить в реанимацию, навестить пациентку. Несмотря на то, что прошло всего около часа. У палаты ОРИТ я застал доктора, кажется, из гинекологии, и посетителя. Это был мужчина примерно моих лет, щёгольски одетый. Брюки, рубашка аляповатой расцветки, пиджачок. И поверх всего этого великолепия накинут белый халат. Мужчина встревоженно смотрел на пациентку сквозь стеклянную перегородку, отделяющую палату от поста дежурной медсестры, а доктор объясняла ему ситуацию:

- Её состояние крайне тяжелое. Спасибо за перевязочный материал, который ты принес.

Мужчина кивнул, затем помолчал немного и спросил, с трудом выдавливая из себя слова:

- Какой она будет?

- В смысле?

- Какие могут остаться последствия от ран? - он неуклюже махнул рукой в сторону койки, на которой лежала пациентка.

Меня передернуло. Очевидно, он не понимает.

- Женя, ты не о том думаешь, - ответила гинеколог. - Её жизнь под угрозой. Если в рану попадёт хоть один микроб и разовьётся сепсис, то Инна умрёт.

Руки доктора мелко подрагивали. Она схватила мужчину за рукав и пытливо всмотрелась в его лицо:

- Женя, мы ей очень нужны.

Посетитель отцепил её руку и вышел в коридор.

- Женя! - она развернулась и направилась за ним. Увидев меня, поняв, что я был невольным свидетелем разговора, сухо бросила. - Простите, - и хлопнула дверью.

Такое у нас обычно не практикуется. Родных в реанимацию мы не пускаем. Я хотел сделать им замечание, но не смог. Каким-то шестым чувством уловил, что сделаю только хуже. А от того, что на моих глазах разворачивалась настоящая человеческая трагедия, становилось по-настоящему жутко.

Я пытался абстрагироваться от всего, что меня окружало в больнице — переживаний, страданий… Нужно было воспринимать работу как просто работу. Эмоции – в сторону. Но сегодняшняя пациентка не смогла оставить меня равнодушным. Молодая совсем — 29 лет всего. Возникло острое желание напиться.

В ординаторской был один Роман. Он сидел за своим столом и задумчиво смотрел в окно. Увидев меня, он спросил:

- Домой?

- Да, а ты?

- Дежурю сегодня.

Я зашел в коморку, которую наши дамы из отделения красиво называли «гардеробной» (на деле же - чулан чуланом), и начал переодеваться в «гражданское». Из-за приоткрытой двери послышался голос друга:

- Я всё не могу выбросить из головы эту женщину…

- Которая тебя отшила? - хохотнул я.

- Это она и есть, Коля.

- Кто — она? - я высунулся наружу и посмотрел на приятеля.

- Наша пациентка с синдромом Лайелла и есть та красотка из приёмника, которая меня отшила.

Пристраивая хирургический костюм на плечики, я слушал друга и диву давался. Роман всегда к происходящему в отделении относился с изрядной долей пофигизма. Границ не переходил, только и близко к сердцу ничего не принимал. Может и переживал по поводу тяжелых пациентов, но ни с кем это не обсуждал, даже со мной. А тут такое…

- Ну, сходи к ней вечером. Так и так дневники наблюдения писать.

- К ней… - эхом повторил приятель. - Её зовут Инна.

 

Она сидела на лавочке в больничном дворе. Доктор из гинекологии. Я случайно её увидел, а так мог бы и мимо пройти. Остановился, она даже не заметила меня. Смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.

- Присяду?

Она равнодушно пожала плечами, а я опустился рядом. Она выглядела усталой.

- Я не могу уйти, - она перевела на меня взгляд, полный боли. - Прекрасно понимаю, что надо сходить домой, поспать отдохнуть. Но она моя близкая подруга, и я не могу её оставить.

Погожий летний день настолько контрастировал с сегодняшними событиями, что я почувствовал жгучий стыд и неловкость. Вокруг всё было слишком хорошо. Чуть ли не идиллически. Словно издёвка, насмешка. Настолько хорошо, что хотелось убавить солнце, чтобы так ярко не светило. Хотелось разогнать весело смеющихся загипсованных и перебинтованных мужичков, пациентов травматологии, которые на соседней лавочке раскинули картишки. Хотелось закрасить поляну с одуванчиками, которые своими жизнерадостно-желтыми головками вытянулись к небу.

Но женщина ничего этого не видела и не слышала. Она была в своем горе. И мне почему-то мучительно было видеть, как страдает совершенно посторонний человек. Мы не были знакомы лично. По работе редко сталкивались, больница была многопрофильной, большой. Знали, конечно, кто есть кто, просто не были друг другу представлены. Я протянул ей ладонь:

- Николай.

- Валерия, - протянула руку она в ответ.

Её пальцы были тонкими и изящными, коротко подстриженные ногти, ни одного кольца. Я невольно ими залюбовался, хоть это было и неуместно в данной ситуации. Вспомнилась пианистка, с которой я так вчера и не познакомился, и охватила досада. Но ничего, я непременно её разыщу.

В следующий момент Валерия заплакала. Я, как, наверное, большинство мужчин, ненавидел женские слёзы. Ольга, пока мы были в браке, разводя сырость, умело мной манипулировала. До поры, конечно. А в этот миг во мне схлестнулись два чувства. Злость, но больше отголоском из прошлого, и сострадание. Последнее победило. Я подсел ближе и в попытке утешить погладил Леру по плечу. Она мне показалась такой хрупкой, как бабочка. В больнице, в рабочей обстановке, в белом халате, будто в броне, она была совершенно другой. Расправленные плечи, уверенный взгляд.

Не знаю, как повёл бы себя дальше, но, к её чести, она быстро взяла себя в руки. Вытерла слёзы и тихо спросила:

- Как считаете, она поправится?

Я ненавидел отвечать на подобный вопрос родным пациентов. Обещать благополучный исход я не мог никогда, ведь человеческий организм непредсказуем, как, впрочем, и течение болезни. Отделывался либо туманными общими фразами, либо, если родственники сильно наседали, посылал… домой. Но рядом сидела моя коллега и, видя, в каком она состоянии, нагрубить я не мог. И сказать правду — тоже. Поэтому решил вспомнить теорию:

- Вы же знаете, что повреждается и отходит только верхний слой кожи. Ростковый слой сохраняется. Кожный покров вполне может восстановиться.

- Я также знаю, что помимо кожи страдают и внутренние органы. А тело представляет собой одну сплошную раневую поверхность, что является удобными «воротами» для инфекции.

Я молчал. А что на это скажешь? Она, безусловно, права. А ещё умна. И тут она меня огорошила следующей фразой.

- Я очень виновата перед Инной.

В недоумении разглядывая её, я ждал продолжения.

- Нельзя лечить «своих». Миллион раз нам об этом твердили. И профессора в институте, и кураторы в ординатуре. Кому угодно отдай пациента — коллеге, преподавателю — только сам не берись! Ничего хорошего из этого никогда не получится!

- Но вы же сделали всё правильно. Ошибки в ваших действиях нет никакой — я читал историю болезни. Это непредсказуемое осложнение.

- Дело не в этом, - она грустно улыбнулась. - Просто в какой-то момент своей карьеры я возомнила себя богом. Сочла, что уже достаточно проработала, что мне всё по плечу. А нельзя лечить «своих», Коля, понимаете, нельзя! - она покачала головой и её глаза опять наполнились слезами.

У меня было такое ощущение, что душу мне драли когтями десяток ополоумевших кошек. Никогда не думал, что могу так проникнуться сочувствием к человеку, к пациенту, да и к ситуации в целом.

- Идите домой, Николай…

Она с усилием поднялась с лавочки, мне показалось, что даже немного пошатнулась, и пошла в сторону автомобильной стоянки. А я ещё сидел на улице какое-то время и думал о том, как мала и ничтожна человеческая жизнь, и о том, что далеко не всё в наших руках.

 

- Слушай, если бы тебе надо было найти человека, то с чего бы ты начал?

Роман оторвался от заполнения истории болезни и с любопытством посмотрел на меня. Я терпеливо ждал ответа, потому что от своей идеи найти пианистку так и не отказался. Вчера чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных впечатлений дня, я уселся дома за компьютер и принялся штудировать все известные музыкальные порталы. Мне важно было выяснить, что за произведение играла та девушка. Мотив я запомнил очень хорошо, пожалуй, смог бы наиграть. Но ничего похожего в сети не обнаружилось.

Мелодия настойчиво звучала в голове, и я был несколько растерян, поэтому не нашел ничего лучше, чем спросить совета у друга.

- Что за человек? - не сразу въехал Нестеров. Дежурство у Романа выдалось тяжелым. Как я понял из его доклада на пятиминутке, определенное время пришлось провести в реанимации с нашей вчерашней пациенткой.

- Женщина, - пояснил я.

- О-па! - ожил приятель. - Что за женщина? Имя есть?

- Не знаю. То есть, конечно, есть, - спохватился я. - Просто спросить не успел.

- Ладно. Где работает, чем занимается? Какого возраста? - продолжал сыпать вопросами друг.

- Где работает, чем занимается — не знаю. Возраст от 25 до 35… Наверное.

- В смысле, наверное?

- Я лица её не видел.

Роман расхохотался:

- А чем же она тебя привлекла тогда, если не лицом? Фигурой? Попой? Грудью?

- Она играла на рояле. Она пианистка, - пробормотал я, вспоминая красивые, изящные кисти, летающие по клавишам.

- Оставил бы ты эти мечты. Вот наша Дарья, медсестра, давно на тебя влюбленными глазами смотрит. Думаю, она готова быть для тебя хоть кем. И пианисткой, и арфисткой, и, думаю, даже флейтисткой…

Я посмотрел на приятеля тяжелым взглядом, и Роман посерьёзнел, поняв, что шутка не уместна.

- И что, так здорово играла? - сочувственно проговорил друг.

- Она играла гениально.

- О, брааат… Знаешь что? Напиши в интернет, на какой-нибудь городской портал или в группу нашего города в соцсети. Так, мол, и так. Ищу девушку, которая играла на рояле… Кстати, где она играла?

- Да мы с Димкой в торговом центре смартфон ему покупали, там и услышал.

- Ого! Смартфон? Большой пацан уже. До таких игрушек дорос! Как Ольга на такой подарочек отреагировала?

- Не спрашивай. Это отдельная история, - отмахнулся я с досадой.

- Поди, опять скандал устроила? «Разбалуешь ребенка!!!...» - Нестеров очень похоже изобразил мою бывшую супругу.

- Ну её нафиг… А за идею с интернетом и соцсетью спасибо.

И я тут же уселся за компьютер, чтобы по горячим следам написать объявление.

 

Валерия

Ближе к обеду я немного разгреблась. Прооперировала двух плановых пациенток, оформила истории болезни и выписки, сделала перевязки. Хотела хлебнуть немного кофе и сходить к Инне. На посту весело щебетала стайка медсестричек. Моего приближения не заметили. Бездельницы.

- Девочки!

Сотрудницы вздрогнули и постарались принять серьёзный вид. Одна из медсестёр поспешно убрала в карман смартфон.

- Заняться нечем?

- Валерия Павловна. Да мы просто объявление одно нашли в интернете интересное… Такое романтичное… А вы зарегистрированы «В контакте»?

- Рита, у тебя Скворцова в пятой палате «капается». Ты помнишь?

- Ой, девочки! - всплеснула руками та. - Всё, я побежала!

Я покачала головой, посмотрела на время, через пятнадцать минут должен был подойти Женя, и направилась в реанимацию. В состоянии Инны изменений не было. «Стабильно тяжёлое» - значилось в дневнике наблюдения. Подруга была подключена к аппарату ИВЛ, находилась под седацией. Перевязка предстояла завтра. Я смотрела сквозь стекло на покрытое бинтами тело столь дорогого мне человека и поверить не могла, что с Инной это произошло.

Она была очень счастлива последние недели. Женя сделал ей предложение, и вовсю шла подготовка к свадьбе. Инна хвасталась, как будущий муж ласков и нежен с ней, предупреждает любое её желание. Я близко Женю не знала, но очень хотела верить, что у Инны с ним всё сложится.

От тревожных дум меня оторвал телефонный звонок.

- Реанимация, - ответила дежурная медсестра и выслушала сообщение на том конце провода. - К Филимоновой? - она подняла глаза на меня. Я кивнула. - Пусть проходит.

Через некоторое время в отделение поднялся Женя.

- Как она?

- Без изменений.

Он молчал довольно долго, а потом отвел меня в сторону, посадил на кушетку у стены:

- Лера, ты должна меня понять, - Женя обхватил голову руками, тяжело выдохнул и продолжил. - Я не могу тут оставаться.

- Ну, хорошо. Придёшь завтра, послезавтра… - быстро проговорила я, но он меня оборвал.

- Я не про то! - он хлопнул ладонями по коленям и отвел взгляд. - Лера, я больше не приду.

Я уставилась на него, не осознавая, что он только что произнес. Сейчас он скажет, что уезжает в командировку или куда-нибудь ещё. Видимо, я всё не так поняла.

- Я не могу видеть всё это. Бинты, перевязки, вечно пикающая аппаратура, запах этот больничный. А главное — Инна. Она ведь больше никогда не станет прежней. Эта болезнь обезобразит её. Она себя возненавидит, она жизнь после этого возненавидит. Я не смогу с ней быть.

Удивляясь, насколько иногда любовь может быть слепа, я вглядывалась в лицо этого урода и не понимала, как можно было так поступить? А как же «и в горе, и в радости»? А как же «пока смерть не разлучит нас»? Только клятвы произнесены ещё не были. Возможно, это и к лучшему.

- Ответь что-нибудь, - глухо попросил он.

Я сжала кисти в кулаки, с трудом сдерживаясь, чтобы не выцарапать ему глаза, но ответить так и не смогла. Женя встал и поправил пиджак:

- Передай Инне, что мне очень жаль.

А у меня в голове билась мысль — как сказать подруге, что в самый тяжелый период жизни, её бросил любимый человек? А сказать надо будет, потому что она очнётся. Обязательно очнётся.

 

Николай

Я пытался себе ответить, почему найти пианистку для меня так важно? Ведь десятки, сотни девушек оканчивают музыкальную школу. Играть на музыкальном инструменте — это не какая-то там сверхспособность. Было бы желание и старание. Но в ней было что-то такое… Благородное, будто не из нашего века.

На объявление пока никто не откликался. Только несколько не особо обремененных комплексами и интеллектом женщин предлагали взамен пианистки себя. Мол, они «сыграют на струнах моей души так, что я буду помнить этот концерт очень долго». Ну, уж нет, дорогие мои. Год назад, может, полгода, я бы воспользовался, но не сегодня. Вы и рядом не стояли с этой девушкой.

В музыкальную школу я пошел по настоянию родителей. Оно и понятно. Кто в семь лет может сказать, чего он хочет? Вот и я не знал. Правда, учиться мне понравилось. Я с увлечением записывал мудрёные знаки в нотную тетрадь, мне нравилось думать, что это секретный шпионский шифр. С интересом я слушал биографии великих композиторов. А фортепиано стало самым увлекательным, что произошло со мной в жизни. В четвертом классе, правда, был короткий период своего рода «кризиса». Я поддался влиянию компании друзей, подбивавших меня бросить это «непацанское занятие». Но потом у меня хватило ума доучиться и получить диплом.

Музыка стала для меня настоящей отдушиной. В самые трудные и самые счастливые моменты жизни достаточно было поднять тяжелую лакированную крышку и коснуться пальцами клавиш. Музыка исцеляла, воскрешала. Но с тех пор, как я съехал от родителей, можно было по пальцам пересчитать, сколько раз я играл. Ольга была категорически против инструмента дома. «Только место будет занимать», - говорила она. А у меня не было ни сил, ни настроения спорить. Я затыкал уши наушниками и погружался в бессмертную классику. Чаще всего это были Моцарт или Гайдн.

Сесть посреди огромного торгового центра и начать играть я бы, пожалуй, не смог. Налажал бы во многих местах точно — слишком долго не практиковался. А вот она не постеснялась, не побоялась.

Рабочий день подошел к концу. Я планировал этим вечером наведаться в торговый центр и попросить посмотреть записи с камер видеонаблюдения. Высока была вероятность, что мне откажут. Но я должен был попытаться получить хоть какую-то информацию об интересующей меня девушке.

Я вышел из отделения и как раз спускался вниз по лестнице, когда на одном из пролётов увидел Романа. Мой приятель припёр к стенке посетителя, мертвой хваткой вцепившись в его рубашку. Белая накидка бедняги съехала на бок, лицо перекосило от испуга, а Нестеров злобно шипел мужчине в лицо:

- Чтобы я тебя больше здесь не видел! Охране скажу, на пушечный выстрел не подпустят!

Сбежав со ступеней, я кинулся их разнимать. Роман с неохотой отпустил посетителя, а тот, выплюнув в его адрес несколько ёмких ругательств, скрылся из вида.

- Ты соображаешь, что делаешь? Что на тебя нашло?

- Ты прав, не соображаю! - Приятель всё не мог успокоиться.

- Какого у вас чёрта произошло?

Мы увидели из окна, как этот щёголь, чуть не избитый Романом, садится в чёрную Тойоту и выезжает из больничного двора. Я вспомнил этого мужчину — видел его в реанимации, они разговаривали с Лерой. Но очень хотелось знать, почему на него взъелся мой друг — добрейшей души человек?

- Мы столкнулись на лестнице, - стал объяснять Нестеров. - Это жених Инны Филимоновой. Он поздоровался. Стал доставать деньги, мол, поблагодарить. Я ему отвечаю: «Успеете ещё, пока не за что». Он замялся, а я задал вопрос: «Вы ведь ещё придёте?» ...В общем, он сбежал, Коля. Он кинул её. И деньги мне совал, откупиться хотел. Скотина.

Я мотнул головой и снова посмотрел в окно:

- Зря я вас разнял.

 

Начальник охраны торгового центра в просмотре видеозаписи мне отказал. Никакие уговоры и увещевания не подействовали. Мне было сказано, что право на просмотр видео имеют только сотрудники полиции, и то при наличии соответствующих постановлений. Я его отчасти понимал, только желание найти мою красавицу никуда не делось. Наоборот, стало только сильнее. Я почему-то уверен был, что она очень красива. Иначе и быть не могло.

Сдаваться просто так я не собирался. Решил обойти отделы на первом этаже. Может кто-то видел эту девушку, или она покупала что-то и запомнилась продавцам? Итоги были не утешительные. Удалось выяснить, что к роялю в холле не испытывал никаких положительных эмоций вообще никто из сотрудников. Только раздражение. С инструментом часто баловались дети, и немелодичное бряканье по клавишам вызывало у продавцов бесконечные приступы мигрени. Рояль много раз просили убрать, но гендиректор компании «Суперфлауэрс» категорически отказался менять концепцию рекламной кампании. Девушку, увы, никто не запомнил...

Я вышел из последнего отдела и остановился в задумчивости. Инструмент стоял на прежнем месте, скамеечка, предназначенная для исполнителя, была пуста. Я сверлил взглядом холл и место, где сидела пианистка, будто от этого она могла появиться здесь. Затем подошел к инструменту, поднял крышку, присел и взял несколько аккордов.  Где же ты?

 

Следующим утром у Инны Филимоновой была назначена перевязка. В целях экономии времени мы с Нестеровым опять принялись за дело вдвоём. Пациентка по-прежнему была «тяжелой», но стабильной. Последнее не могло не радовать.

Работали молча, только негромко играло радио. Через некоторое время Роман нарушил тишину вопросом:

- Как объявление?

- Глухо.

- Подожди, может, найдётся?

- Вы что-то продаёте, Николай Петрович? - оживилась наша анестезистка.

- Можно и так сказать, Людмила, - хохотнул мой приятель.

- Знаете… - протянула задумчиво Люда. - Я недавно такое объявление интересное прочитала в интернете в группе «Наш город». Там мужчина ищет девушку, пианистку. Ему настолько понравилось, как она играла. А имени, видимо не успел спросить… Объявление это тоже подал какой-то Николай. Я перешла в его профиль, только там фото не было, к сожалению.

Нестеров снова хрюкнул, с трудом скрыв под медицинской маской смешок. Люда с подозрением посмотрела на Нестерова, потом медленно перевела взгляд на меня.

- Да ладно… Не может быть! Это вы написали, Николай Петрович? - она приложила ладони к щекам. - Как романтичнооо!…

Я от комментариев воздержался. Да мне было на самом деле глубоко наплевать, что обо мне подумают. Пусть сочтут меня мечтателем, восторженным идиотом, мне всё равно. Лишь бы это помогло найти мою пианистку. Тут у пациентки скакнуло давление — аппарат тревожно запищал.

- Люда, не отвлекайся, - Роман кивнул на аппарат, а анестезистка уже набирала в шприц лекарство.

Я продолжал выполнять необходимые манипуляции, снимая бинты и накладывая новый перевязочный материал. Озадачила меня следующая реплика друга:

- Коля, аккуратнее с лицом.

- Ты в моём профессионализме сомневаешься?

- Ни в коем случае, - посмотрел на меня серьёзно Роман. - Просто будь аккуратен с лицом.

 

Валерия

Около двенадцати я зашла в ординаторскую к хирургам, чтобы узнать, как прошла перевязка у Инны и поблагодарить за то внимание, которое они ей уделяют. Я с удивлением узнала, что Роман Олегович, оказывается, проводит очень много времени в отделении реанимации. Николай сидел за рабочим столом и заполнял какие-то документы, Роман наливал себе кофе.

- Добрый день.

Мужчины посмотрели на меня и поздоровались в ответ. В глазах Николая отразилось сочувствие. А ещё он улыбнулся, правда, одним уголком рта. Мне даже показалось на секунду, что он рад меня видеть. Но потом, решительно тряхнула головой. Слава богу, я ещё не сошла с ума, чтобы путать сочувствие и сопереживание с симпатией.

- Я хотела узнать, как прошла перевязка у Инны.

Николай указал мне на диван:

- Да, конечно, присаживайтесь.

Роман снова повернулся к кофеварке, и уже через пару минут протянул мне горячую кружку с ароматным напитком. Пока я слушала рассказ Николая, Нестеров молчал. Его образ весельчака и балагура как-то не вязался с Романом Олеговичем сегодняшним. Сейчас поведение Нестерова вызывало легкое недоумение — сведенные на переносице брови, тяжелый взгляд в никуда, тягучее молчание. Может, у него случилось что-то?

- Сегодня только третий день после операции, - проговорил Николай. - Судить о чём-то ещё очень рано. В любом случае, мы делаем всё, что возможно.

- Спасибо вам большое, - я поднялась и поставила кружку в раковину. Хотела сказать кое-что ещё, но в ординаторскую влетела наш профорг - Марина Витальевна.

- О! Очень хорошо! Валерия Павловна, вас-то я и ищу! - обрадовалась мне наш профорг и зашелестела страницами пухлого блокнота на пружине. - У профкома для вас задание. В честь юбилея больницы необходимо купить подарки нашим старожилам, так сказать, ветеранам больницы.

И Марина Витальевна перечислила имена и фамилии, которые мы и так прекрасно знали. Большинство из них были выбиты на памятной табличке у входа в главный корпус.

- Марина Витальевна, миленькая! Вот верите или нет, я в этот раз не могу. Я ведь с Новым годом помогла. Попросите, пожалуйста, кого-нибудь другого! - и я сложила ладони в мольбе.

Профорг глубоко задышала, и её огромный бюст угрожающе заколыхался:

- Кого мне попросить? Еремеева из урологии отвечает за банкет, своих медсестёр, наверняка, привлечёт. Культурно-массовые мероприятия, игры и конкурсы взяли на себя терапевты… Тем более, ты за рулём.

- И что? На этом сотрудники кончились? Больница огромная — не меньше пятисот человек штата. Подрядить больше некого? У нас половина докторов за рулём!

- Подрядить-то я могу, - поостыла профорг. - Только, Лера, они купят опять какую-нибудь ерунду! Дарить стыдно… Сегодня часов до пяти постарайся ко мне зайти за деньгами. Спонсоры расщедрились в кои-то веки. И да, поскольку вещей будет много, возьми себе в помощь... Николая Петровича, например. Вы же не против?

Она зыркнула на хирурга своими ярко подведенными глазами, и тому ничего не оставалось, как ответить согласием.

- Кстати, Николай Петрович, как у вас продвигаются дела с вашими поисками? - вдруг разулыбалась Марина Витальевна. Но мне даже вникать не хотелось, что там у них за поиски, и я вылетела из ординаторской, озлобленная и раздражённая.

 

Николай

Прошло четыре дня. Праздник неумолимо приближался. И когда откладывать дальше было уже некуда, мы, наконец, согласовали время для покупки подарков. Я ждал Леру возле стоянки, гадая, какой из автомобилей её. Смена  заканчивалась, доктора и медсестры садились в свои машины и срывались домой. Вскоре появилась Лера. Выглядела она мрачнее тучи. Не то чтобы дело было ей в тягость, просто голова явно занята была занята не тем.

- Добрый вечер, - тихо проговорила она и нажала на брелок сигнализации.

 Мелодичным пиликаньем и миганием фар ей ответил бордовый Опель Корса.

- Садитесь, - махнула она рукой.

Мне не надо было повторять дважды, я устроился на переднем сидении и пристегнулся. Лера умело вырулила со стоянки:

- Мне жаль, что вас тоже привлекли к этому делу.

- Не извиняйтесь, - я пожал плечами. - Мне будет приятно вам помочь. Куда мы едем?

- В Торговый центр «Оазис». Там есть всё — сувениры, посуда, да много чего…

Я усмехнулся. Что-то слишком часто я туда последнее время наведываюсь… А вдруг я снова её там встречу? Может, мне так повезти или нет?

Мы молчали какое-то время. Загорелся красный, Лера притормозила и с досадой стукнула ладонями по рулю.

- Господи, чем я занимаюсь?! Не здесь я должна сейчас находиться! Не здесь! Когда с Инной такое происходит.

- Вы на данный момент ничем не можете ей помочь. Тем более она находится под постоянным присмотром. Роман Олегович опять остался дежурить, поменялся сменами с нашим доктором. Нестеров будет приглядывать за ней, не волнуйтесь.

- Мне стыдно, Коля, что я еду готовиться к празднику. Мне просто стыдно, понимаете? Что я живу настоящей жизнью, а она…

- Она тоже живёт. Не надо хоронить её раньше времени. Вы не в трауре.

Загорелся зеленый. Лера нажала на педаль газа, и машина резко дёрнулась вперед.

- Может, я поведу?

- Не надо, я в порядке, - она быстрым движением смахнула слезу со щеки и шмыгнула носом. - Да, вы правы, Коля. Вы, безусловно, правы.

Мы припарковались возле «Оазиса», и направились ко входу в торговый центр. Стеклянные двери автоматически открылись при нашем приближении, приглашая внутрь. Было очень приятно из жаркого летнего дня окунуться в прохладу кондиционера. Лера на ходу достала список и углубилась в чтение, лишь изредка поднимая глаза на вывески с названиями отделов. Я не отставал. Она прошла через центральный холл, мимо рояля, обратив на него не больше внимания, чем на автомат с газированной водой.

Я не ждал, конечно, что она захлопает в ладоши и запрыгает на месте с криками «Вау!!! Как я хочу поиграть!» Но такое пересечение интересов было бы очень приятным. За роялем было пусто, и, несмотря на это, мне на какой-то миг снова померещился образ девушки с изящными руками-крыльями, порхающими по клавишам. Я уже начинал сомневаться, существовала ли пианистка на самом деле. Вероятно, она жила только в моём воображении.

Лера остановилась перед салоном элитного чая и кофе.

- Кажется, я знаю, что мы купим Владимиру Леонтьевичу! Он всегда был кофеманом.

- Это Потапову что ли? - уточнил я. - Он у нас терапию вёл.

- Правда? - Лера оживилась. - И у нас тоже. Он же совсем недавно вышел на пенсию?

- Точно. Недавно. Мы с Романом у него в том году на даче были, он собаку завёл. Сенбернар, огромная мохнатая псина, - улыбнулся я воспоминаниям.

Лера рассчиталась на кассе, а я поудобнее перехватил большую коробку с любимым напитком нашего преподавателя.

- А вот сюда мы пойдём за подарком для Натальи Константиновны, - Лера уверенно указала на отдел посуды. - Мы купим ей чайную пару.

Я помнил этого врача-эндокринолога. Она долгое время проработала у нас в больнице, милая женщина. У неё всегда были очень красивые кружки. Чаще всего у докторов в ординаторской стояли кружки с приколами, смешными рисунками и подписями типа «Большой босс» или «Я лечу». У Натальи Константиновны посуда была изящная — чашки с золотыми ободочками, расписанные красивыми узорами… Только вот откуда Лера об этом знает? Она же пришла работать в больницу позже. Или нет?

- Лера, а вы в каком году закончили универ?

Она ответила, а потом протянула руку к изысканной белой чашке тончайшего фарфора, украшенной голубыми цветами.

- Мы берем вот эту, - улыбнулась она и направилась к выходу.

Я прикинул, что Лера училась всего на два года младше меня. Мы могли встречаться в универе, но я её не помнил. Да что там, мы и в больнице-то видимся и общаемся мельком, на уровне «здрасте/до свидания». С ней оказалось очень приятно ходить по магазинам. Я почему-то не чувствовал того раздражения от шопинга, о котором обычно твердят другие мужчины, о котором сложено множество анекдотов. Напротив, я наблюдал за Лерой с удовольствием. Слушал, с какой любовью и добротой она рассказывает о своих преподавателях и наставниках, и с каждой минутой всё больше проникался симпатией к этой молодой женщине.

- А у вас детские болезни тоже проходили на базе девятой больницы?

Я с улыбкой кивнул. Да, кафедра находилась именно там.

- Помните, как ездили чуть ли не на край города?

- Да… У нас цикл как раз пришелся на январь. Ох и помёрзли мы тогда!

- История тогда смешная была, - с теплотой проговорила Лера. - У нас одногруппница неподалеку жила. Занятия закончились в двенадцать, и она позвала всю группу к себе на обед. Мы скинулись, купили две пачки сосисок, макароны. И закатили пир на весь мир. Чуть на лекцию не опоздали. Забежали в маршрутку — все 13 человек. Доехали до универа, выходим, «газелька» остаётся пустой. И женщина на остановке растерянно спрашивает: «А что, маршрутка дальше не едет?»

Я расхохотался. Лера тоже. Только робко так засмеялась, несмело.

- А биологию у вас кто вёл? Игорь Юрьевич?

- Он самый.

- А правда, что он как-то зашел в лекционный зал и сказал «Прыг-скок, прыг-скок! Я — весёлый гонококк?» Или это что-то вроде легенды?

- Да, правда, Лера. Это была наша лекция. У нас записывать после этого никто не смог. Все под столом валялись.

Она оттаивала, было видно, как напряжение последних дней отступает. А я был очень этому рад. У нас ушло ещё около получаса, чтобы приобрести подарки для всех почётных гостей. Затем Лера отвезла меня домой.

Мы стояли напротив моего подъезда уже около минуты. А я не выходил, не хотелось и всё тут!

- Спасибо большое за помощь, Николай Петрович, и за весёлую компанию, - Лера замялась, будто бы хотела сказать что-то ещё.

Я обратил внимание на её официальное обращение и расстроился, потому что хотел предложить перейти на «ты».

- Пожалуйста, я тоже прекрасно провёл время.

- Я хотела бы вас попросить.

- Да…

- Вы не могли бы позвонить Роману Олеговичу. Узнать, как там Инна? Как прошла перевязка? Я бы позвонила в отделение, но у меня трубка разрядилась.

- Конечно, - я кивнул, достал аппарат и, перекинувшись парой слов с приятелем, с удовольствием доложил Лере, - температура в норме, появились первые участки регенерации, эпителий восстанавливается.

- Коля, - возликовала она, едва не подпрыгнув на сидении. - Вы понимаете, что это значит?! Вы понимаете?! Она идёт на поправку!

Я смотрел на неё и удивлялся, как же человека может красить улыбка. Её глаза лучились радостью. Мне эта радость тоже передалась. Хотелось верить, что всё будет хорошо. Я, как врач, не мог не понимать, что это может быть лишь временным улучшением. Несмотря на то, что она сама это прекрасно знает, ей нужна вера.

Я хотел сказать что-то ещё, но она резко повернулась и порывисто поцеловала меня в щёку.

 

Валерия

Подарки я решила оставить пока в машине. Отчитаюсь позже Марине Витальевне. Сегодня предстоял тяжелый день — пять плановых операций, куча больных на выписку… Я, подхватив поудобнее сумку, поднималась к себе в отделение, когда нос к носу столкнулась с Николаем.

- Лера, доброе утро! - он искренне мне улыбнулся.

- Доброе, - кратко ответила я и, обогнув коллегу, побежала на верх. Щёки ни с того ни с сего залил румянец.

Н-да уж, вчера неудобно вышло, как-то по-детски. Ведь это и не поцелуй был, а просто чмок. Не нарочно получилось, на эмоциях, в порыве благодарности. Надо будет извиниться перед ним. Я ведь даже не знаю его семейного положения. Может, он женат, и ему было неприятно. Но это всё потом. А сейчас я опаздывала на пятиминутку.

Разобраться с делами удалось только ближе к четырём часам. Я вышла от Инны и вспомнила, что так и не поела за весь день. Две чашки остывшего кофе не в счёт. Инна всегда любила вкусно поесть, и при этом ей, негоднице, как-то удавалось не толстеть. Особенно она любила суши. Вот как только поправится, отведу её в наш любимый ресторан. Закажем огромный сет и не уйдём, пока не съедим всё до последней рисинки. На глаза опять навернулись предательские слёзы.

Не в моих правилах было плакать при ком-то, «в жилетку», что называется. Раньше я бы забилась в нору и выла и скулила бы там, пока не станет легче. Одна. При Николае было иначе. Он не жалел, чего я терпеть не могла, а сопереживал. Он не обесценивал мои чувства, а признавал, уважал. При нём плакать почему-то было не стыдно.

Кстати, надо было сходить в хирургию. Не чтобы поплакать, нет. Чтобы объясниться с Николаем. Он говорил по телефону, когда я вошла. Жестом пригласил меня присесть на диван, а сам принялся что-то писать на стикере. 

- Коля, я хотела с вами поговорить, - обратилась я Николаю, когда он положил трубку на базу.

- Я слушаю. Что-то с Инной?

- Нет-нет, - я испуганно покачала головой. - Я только что у неё была, всё хорошо. Если можно вообще так сказать. Спасибо вам ещё раз за внимание к ней.

- Можно на «ты», если удобно, - с улыбкой предложил он, тем самым только ещё больше меня смутив. Я и так волновалась, идя к нему, а тут вообще все настройки сбились. Вся моя напускная серьёзность куда-то делась. Из взрослой и уверенной женщины, превратилась в робкую нерешительную девочку.

- Ты… Я хотела поговорить про вчерашнее. Мне очень неловко за тот поцелуй. Ты должен меня извинить. Это был порыв. Возможно, тебе это было неприятно. В общем, этого больше не повторится.

Я прятала взгляд, но когда всё-таки заставила себя посмотреть ему в глаза, Николай глухо проговорил:

- Не повториться? Очень жаль…  - и накрыл мои губы своими.

Целоваться с ним было так приятно. Из головы тут же выветрились все мысли. Я будто бы оторвалась от пола, хотя мгновение назад твёрдо стояла на ногах. Повинуясь инстинкту, обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Он был не высоким, наверное, всего на пол головы выше меня, но крепким, плечистым. От него пахло мятной жвачкой и немного — кофе. А мной овладело одно желание — чтобы этот поцелуй не прекращался никогда.

- Коля, - распахнул дверь ординаторской Нестеров, - тебя там ищет…

Я вздрогнула и, смутившись, уткнулась Николаю в плечо.

- Тебя там ищет Рязанцев из десятой палаты.

- Скажи ему, я скоро приду, - ответил Николай и после секундной паузы добавил. - Хватит глумиться, Ром. Сделай милость, выйди, а?

 

 То, что между нами происходит, мы негласно решили не афишировать. Хотя отношений-то как таковых не было, и это озадачивало. Я чувствовала, что нравлюсь Николаю. Поэтому целоваться по углам больницы, как подростки, было, по меньшей мере, странно. Может, он понимал, что мне сейчас не до того? Не до серьёзных отношений? Не до ужинов в ресторане, плавно переходящих в завтраки… Хотя я бы этого хотела — разрешить себе жить.

 Николай, казавшийся до нашего знакомства мрачным и замкнутым типом, открывался мне совершенно с новой стороны. Он был рад меня видеть. Где бы мы ни сталкивались — на лестнице, в коридорах больницы — он улыбался мне и легко сжимал мою руку. Общаясь с Колей, я поняла, как истосковалась по улыбкам. В разговоре с пациентами, с их родными и близкими мы нацепляли на себя маски профессионализма и строгости. Человеку, пришедшему к тебе с бедой, не до веселья. Время же проведенное с Николаем было для меня отдушиной. И я решила для себя не форсировать события, предоставить инициативу ему и наслаждаться происходящим здесь и сейчас.

Прошло ещё несколько дней. Инна по-прежнему находилась на аппарате ИВЛ, под седацией.

Николай за это время не делал никаких попыток к сближению. Возможно, я бы и приняла его поведение, если бы не стала свидетелем одного эпизода. Николай просил Романа поменяться дежурствами. Вопрос приятеля «В чём дело? И всё ли в порядке?» он проигнорировал. Наспех попрощался и вылетел из ординаторской, судорожно сжимая в руке телефон. Умом я понимала, что на его безраздельное внимание ещё пока не имею никакого права. Может у него с сыном что-то произошло или с родителями? Но с удивлением обнаружила, насколько неприятно гадкий червячок ревности подтачивает сердце.

 

Николай

Я летел на улицу как на крыльях. У ворот больницы меня уже ждало такси. Неужели я нашёл её? Неужели я нашел свою пианистку? Да, не удалял объявление. Да, на что-то надеялся. Игнорировал пошлые и язвительные комментарии и уговаривал себя подождать ещё немного. Тот образ, который сложился у меня в голове, не давал покоя, требовал разгадки. Меня неудержимо тянуло к Лере. Но в то же самое время, я чувствовал, что должен был познакомиться с моей пианисткой. Я должен был признаться ей в любви к её мастерству и таланту. А дальше — будь что будет.

Когда она написала, я думал, что сойду с ума. Сердце бешено застучало, а руки затряслись так, что с трудом смог отстучать ответ. Я попробовал перейти в её профиль, ожидая найти фото. Но на аватарке под ником «Нина Ланская» стояла картинка — роза, лежащая на клавишах фортепиано. Она сказала, что будет ждать в ресторане «Алмаз». Я влетел в помещение, как безумный. Зал был полупустой. Я огляделся в поисках знакомого силуэта, но никого похожего не увидел.

В момент нашей первой встречи, она произвела на меня такое ошеломляющее впечатление, что сейчас я вряд ли мог бы припомнить мелкие детали её облика. Но, несмотря на это, я надеялся, что узнаю её.

Я выдохнул и присел за ближайший столик. Она придёт, надо только немного подождать. Я лихорадочно соображал, что я ей скажу, проигрывал наш диалог в голове. Подошел официант, я рассеянно принял меню и в нетерпении стал отстукивать пальцами по столу незамысловатый ритм.

Вскоре моё внимание привлекли музыканты. Они расположились в глубине зала на небольшом возвышении. Пожалуй, его можно было назвать сценой. Играли простую мелодию, незатейливую, фоновую. Не удивительно, что я не сразу внимание обратил. Сам не зная, зачем, подошел ближе. Гитарист заметил меня и улыбнулся, обрадованный вниманием посетителя. Дуэтом с гитарой звучало фортепиано. Это было именно фортепиано, чему я немало удивился. Я ждал здесь увидеть синтезатор ну или на крайний случай электропианино. Хотя надо признать, звучал инструмент гармонично и в обстановку вписывался. Но дело было не  только в этом.

За фортепиано сидела девушка. Она была одета в черное мерцающее платье, волосы уложены в высокую прическу. От острого ощущения дежавю загудело в голове. Я напряженно вслушивался в мотив, жаждал различить знакомые ноты. Ловил каждый звук, каждое движение кистей. И боялся поверить. Я гнал от себя прочь эмоции и сомнения. Такая мелодия — простая и даже примитивная — не вязалась у меня с образом пианистки, страстным и бунтарским. С другой стороны эта музыка была уместна в данной ситуации — именно под неё было приятно поужинать и пообщаться.

Уже зная, что произойдёт дальше, я, как в замедленной съёмке, наблюдал за пианисткой. Она закончила играть, встала из-за инструмента и развернулась ко мне. Спускаясь вниз, аккуратно придержала подол платья, затем подошла ближе и мягко спросила:

- Вы Николай?

Ответить я не смог, только кивнул в ответ.

- Давайте присядем, - указала она на свободный столик.

Мы сели друг напротив друга. Я жадно всматривался в её черты. А она была хороша и явно наслаждалась произведенным эффектом. Красиво подведенные глаза, черная щеточка ресниц, чётко очерченные скулы и пухлые алые губы, замершие в полуулыбке. Молчание затягивалось, и нужно было что-то сказать, иначе она могла убежать, улететь, развеяться, как наваждение. Я с трудом выдавил из себя:

- Я очень рад, что смог найти вас.

- А я очень рада, что вам понравилось моё исполнение. Вы так вдохновенно писали о музыке. Это меня очень тронуло.

- Вы потрясающе играете. Я был под впечатлением.

- Спасибо, - она улыбнулась и, смутившись, отвела взгляд.

Несмотря на её реакцию, в голове мелькнула мысль, что ей привычно получать комплименты. Хотя это не удивительно. Она действительно талантлива.

- Нина, я могу вас попросить?

- Да.

- Сыграйте, пожалуйста, ту мелодию, последнюю.

На её красивом лице отразилось непонимание.

- Ту, что играли в торговом центре.

Она замялась:

- Видите ли, Николай. Она очень специфическая, эта музыка. Я боюсь, что посетители могут не понять. Клиенты бывают весьма привередливы. Возможно, как-нибудь в другой раз?

- Хорошо, - легко согласился я. - Тогда «К Элизе» Бетховена. Прошу.

Нина встала и, расправив плечи, вновь поднялась на сцену. Бессмертный мотив разлился по залу. Я искал в её исполнении знакомые оттенки чувств и эмоций, чтобы насладиться ими вновь. Ждал с напряжением, которого, наверное, никогда не испытывал. Только меня ждало разочарование. Оно было настолько болезненным и жестоким, что хотелось заорать в голос.

Нет, мелодия была верной, ни одной фальшивой ноты. Просто исполнение было абсолютно другим — механическим и заученным. Как шарманка. Я никогда не думал, что исполнение одного и того же произведения может настолько сильно отличаться. Почти с первых тактов я осознал, что это не она, не моя пианистка. Было больно. Хотелось убежать немедленно и не продлевать эту муку. Но я дослушал до конца, чтобы просто спросить «зачем?».

Нина с достоинством завершила игру и вновь спустилась ко мне, готовясь выслушать очередную порцию комплиментов.

- Почему ты это сделала? - я сам не заметил, как перешел на «ты».

- Но вы же сами попросили сыграть именно эту вещь, - брови Нины удивленно взметнулись вверх.

- Ты знаешь, что я имел в виду. Зачем ты выдала себя за неё?

Она не отвечала, и мне хотелось подойти и с силой тряхнуть её за плечи. Но я только лишь сжал ладони в кулаки.

- Я… Я прочитала твоё объявление случайно, но не смогла остаться равнодушной. Я почувствовала, что музыка для тебя очень много значит. Это меня и привлекло. Все мужчины, с кем я общалась до этого, воспринимали моё занятие музыкой, как блажь.  А с тобой я хотела… попробовать… Мне показалось, что я смогу найти родственную душу.

- Но ты не могла не понимать, что я узнаю об обмане.

- Я надеялась, что это не произойдёт так сразу. А к тому моменту, возможно, никто другой, кроме меня, тебе оказался бы не нужен.

- Ну, нееет, - зло протянул я.

- Николай, я могу спросить? Как ты понял?

- Для тебя музыка — ремесло, а для неё — вся жизнь. Ты — не она.

 

Все иллюзии оказались разбиты вдребезги, а мечты раздавлены грузом реальности. Мне никогда её не найти. Я заставлял себя смириться с этой мыслью, но это удавалось с трудом. На ходу достал телефон, нашёл то злосчастное объявление. Удалил его. Удалил аккаунт, который, собственно, и создал только ради этого. В голове снова зазвучала музыка, её музыка. Я так и не нашел ничего подобного в интернете, ни одного мало-мальски похожего трека. Чёрт, как же больно и обидно… Моя пианистка…

 

Валерия 

На другой день Николай не пришел на работу. Чувство ревности сменилось волнением. Я несколько раз набирала его номер, слушала длинные гудки. Но потом отказалась от идеи дозвониться, не желая выглядеть навязчивой. С удивлением обнаружила, что скучаю, и, испугавшись собственных эмоций, с двойным усердием принялась за работу.

В графике сегодня у меня стояло ночное дежурство, чему я была очень рада. Имелся предлог не ехать на базу отдыха вместе с коллегами — был запланирован выезд на природу в честь юбилея больницы. Праздновать не было ни сил, ни настроения.

Я сидела в ординаторской вклеивала в операционный журнал очередной протокол, когда тишину нарушил резкий звонок сотового. На экране отобразился номер Нестерова. Мы ещё неделю назад обменялись с ним телефонами. По спине пробежал неприятной холодок.

- Я слушаю, Роман Олегович, - с трудом проговорила я, ожидая самых страшных новостей.

- Валерия Павловна, добрый вечер. Я сейчас передам телефон, с вами хотят поговорить.

Я сама не заметила, как вскочила на ноги, а по щекам заструились сволочи-слёзы. Вся обратилась в слух, боясь пропустить малейший звук, и чуть не потеряла сознание, когда из аппарата раздался слабый родной голос:

- Привет, дорогая… Заставила я тебя поволноваться...

 

Николай

Делая неуклюжие попытки ухаживать за Лерой и осознавая всю их бесполезность, я был сам себе противен. Дорого бы я отдал, чтобы узнать, что твориться у неё в голове. Скорее всего, она осознавала, что я хочу сближения, но не могу решиться на него. Я-то прекрасно знал причину, но рассказать ей, конечно же, не мог.

Шаг навстречу Лере явился бы предательством, изменой тому образу, в который я влюбился без памяти. То, что раньше показалось бы романтической чепухой, не давало спокойно спать, есть, работать. В голове постоянно звучала мелодия, которую я не смог отыскать. Она становилась навязчивой, въедалась в мозг и выматывала душу.

А на другом полюсе была Лера — настоящая, земная и доступная. Как поступить и как навести порядок в голове, я не знал.

Вечером я вышел на работу. Чувства чувствами, но ответственность за пациентов не давала расслабиться. Я обошел палаты, сделал необходимые назначения. Из вновь поступивших никого в отделение не положил. Осмотрел, дал рекомендации и отправил по месту жительства в поликлинику. Работал на автомате, все манипуляции делал машинально, почти не глядя.

Я шел по коридору из инфекционного отделения, вызывали на консультацию к пациенту. Ничего не обнаружил по своему профилю, сделал соответствующую запись в историю болезни. Уже направляясь к себе, я неожиданно понял, как побороть моё наваждение.

- Аркадий Иванович, дайте ключ от актового зала, - решительно попросил я пожилого охранника, спустившись на пост.

Он с подозрением на меня посмотрел, протянул требуемое и проговорил:

- Зачем тебе, Коля? Заняться не чем? Шел бы лучше спать.

Но я его уже не слышал. В голове снова загудело, а руки затряслись в предвкушении.

Актовый зал находился в отдельном крыле здания, так что пациентов я не мог потревожить. С волнением открыл дверь, зажег свет и оглядел пустое помещение. На сцене стояло фортепиано. За годы, что я здесь работаю, я не помнил, чтобы на нём кто-то играл. Чаще всего инструмент использовали как рабочую поверхность, полку для документов. Возможно, фортепиано расстроено… Я пересек зал, поднялся на сцену, откинул крышку и пробежался по клавишам. Нет, отличное звучание. А затем, повинуясь импульсу, стал наигрывать мелодию, ставшую для меня настоящим проклятием. Мотив я без труда подобрал на слух, а остальное подсказало сердце.

 

Валерия

Я неслась со всех ног в реанимацию. Лифт был, как всегда, сломан, и я полетела вверх по лестнице. Откуда-то доносились звуки, но я поначалу не обратила на них внимания. Мало ли, может у кого-то из пациентов громко телевизор работает. А когда различила мелодию, то остановилась резко, как в стену врезалась. Нет… Как это возможно? Откуда? Похоже, из актового зала. У нас больше нигде нет инструмента.

Как зачарованная, я пошла на звук. Остановилась в дверях. Играл Николай. Он погрузился в музыку полностью, с головой. Едва слышал происходящее вокруг. А когда закончил, я взволнованно проговорила:

- Коля, откуда ты знаешь это произведение?

- Почему ты спрашиваешь?

- Просто ответь, где ты его слышал?

- Мне интересно то же самое. Где его слышала ты?

- Я его написала, Коля.

Он спустился со сцены, подошел ко мне и, всматриваясь в моё лицо, почему-то заулыбался совершенно идиотской счастливой улыбкой.

- Повтори ещё раз.

- Эту музыку написала я.

 

Эпилог

Свадьба Инны и Романа была назначена на сентябрь. Подруга настояла на этом, чтобы окончательно восстановиться, а я её, безусловно, поддержала. Новость о бракосочетании Романа Нестерова разнеслась по всей больнице моментально. Весть, что женится главный ловелас больницы, с упоением обсасывалась местными кумушками. Сам жених всем рассказывал, что достал женщину с того света не для того, чтобы выписать и отпустить на все четыре стороны.

На регистрацию мы опоздали — не могли пропустить Димкину игру. Его мама была в командировке и, увы, присутствовать не могла.

В ожидании футбольного матча на школьном стадионе собралось очень много зрителей. Игра была жаркой, болельщики чуть не сорвали голос. Когда Димка забил решающий гол, трибуны просто взорвались ликующими криками. Увидев, что он бежит в нашу сторону, я поспешила мальчишке навстречу. На поле он чуть не сбил меня с ног, затем крепко обнял, уткнувшись мне в плечо и тяжело дыша. А подошедший вскоре Николай сгрёб в охапку уже нас обоих.

Я не думала, что оно так близко. Только руку протяни, и вот оно — счастье.

 

 

Елена НАУМОВА

Я живу в Челябинске и работаю в частной медицинской лаборатории врачом-консультантом. В свободное от работы время пишу рассказы. Жанр – современная романтическая проза. Основная тематика – медицина, очень люблю свою профессию. Публикую рассказы на своей страничке Вконтакте, а также в тематических сообществах соцсети. Мои работы вошли в коллективные сборники группы ВК Коллегия поэтов и прозаиков: «Избранное/Время слов 1,3,7», «Антология любви», «Обитель страсти» и др. В декабре 2020 года на платформе Ридеро вышел сборник моих рассказов «Желание». Рада возможности поучаствовать в конкурсе, посвященном именно музыке, так как сама имею музыкальное образование и играю на фортепиано.